Литмир - Электронная Библиотека

Штраус оторвался от каких-то своих мыслей и ответил:

– Шесть миллиардов человек уничтожают ее.

Дженнингс нахмурился:

– Надеюсь, вы не ультра?

Штраус сказал:

– Какого дьявола вы толкуете?

Дженнингс почувствовал, что краснеет. Он легко краснел, при малейшем расстройстве или смене эмоций. И это его крайне смущало.

Не отвечая, он продолжал есть.

Уже целое поколение население Земли остается постоянным. Нельзя позволить дальнейшее увеличение. Это признают все. Но есть и такие, которые говорят, что просто «не выше» недостаточно; население должно сократиться. Дженнингс сам разделял эту точку зрения. Разросшееся человечество поглощает Земной шар живьем.

Но как сократить население? Убеждая сокращать рождаемость, но добровольно. Однако позже начали раздаваться голоса, что нужно не просто сокращение, а отбор: выжить должны лучшие, при этом самозваные лучшие сами выбирали критерии выживаемости.

Дженнингс подумал:

– Я его, наверно, обидел.

Позже, когда он уже засыпал, ему пришло в голову, что он ничего не знает о характере Штрауса. Что если тот собирается сам отправиться на поиски, чтобы присвоить себе всю славу и…

Он в тревоге приподнялся на локте, но Штраус дышал ровно; Дженнингс прислушивался, и тут дыхание Штрауса перешло в храп.

Следующие три дня они упорно искали обломки. Нашли несколько. И еще кое-что. Участок, покрытый слабым свечением лунных бактерий. Эти бактерии достаточно распространены, но никто не находил их в таких количествах, чтобы они испускали видимый свет.

Штраус сказал:

– Здесь, возможно, когда-то находилось органическое существо или его останки. Оно погибло, но микроорганизмы в нем выжили. И в конце концов поглотили его.

– И, возможно, расселились, – подхватил Дженнингс. – Может быть, это вообще источник появления лунных бактерий. У них не лунное происхождение, они просто приспособились – эпохи назад.

– Но можно сделать и другой вывод. Поскольку эти бактерии абсолютно и фундаментально отличны от любых видов земной жизни, значит существо, на котором они паразитировали, – если оно их источник – тоже должно было фундаментально отличаться. Еще одно указание на неземное происхождение.

След кончился у стены небольшого кратера.

– Тут потребуются большие раскопки, – сказал Дженнингс, и сердце его упало. – Надо доложить и вызвать помощь.

– Нет, – серьезно возразил Штраус. – Может, помощь ни к чему. Кратер мог образоваться через миллион лет после крушения корабля.

– И при этом все испарилось, осталось только то, что мы нашли?

Штраус кивнул.

Дженнингс сказал:

– Ну, давайте все равно попробуем. Немного покопать мы можем. Если мы проведем прямую через места всех находок и продолжим ее…

Штраус работал неохотно и равнодушно, и подлинную находку сделал Дженнингс. Конечно, это важно! Пусть первые куски металла нашел Штраус, зато Дженнингс нашел сам артефакт.

Да, это был артефакт, он лежал на глубине в три фута под неправильной формы камнем. Падая, этот камень не полностью соприкоснулся с поверхностью, закрыв собой углубление. В нем и пролежал миллионы лет артефакт, защищенный со всех сторон от радиации, микрометеоров, смены температур, так что оставался новым и нетронутым.

Дженнингс разу нарек его Аппаратом. Он не был даже отдаленно похож на какой-нибудь инструмент, но почему ему быть похожим?

– Никаких резких краев нет, – сказал Дженнингс. – Должно быть, он не сломан.

– Возможно, чего-нибудь не достает.

– Может быть, – согласился Дженнингс, – но в нем как будто нет подвижных частей. Он сплошной и неуравновешенный. – Он сам заметил, что опять у него игра слов: «неуравновешенный» можно понять двояко. – Именно это нам и нужно. Обломок изъеденного металла или участок с бактериями – это лишь материал для предположений и споров. А вот это настоящее – Аппарат явно внеземного происхождения.

Аппарат стоял между ними на столе, и оба серьезно рассматривали его.

Дженнингс сказал:

– Все же пора отправить предварительное сообщение.

– Нет! – резко и энергично возразил Штраус. – Дьявол, нет!

– Почему нет?

– Потому что если мы это сделаем, все перейдет в руки Общества. Сюда слетятся толпы, и нас в лучшем случае упомянут в примечании. Нет! – Штраус выглядел почти лукаво. – Давайте сделаем все, что сможем, прежде чем слетятся гарпии.

Дженнингс думал об этом. И не мог не признать, что тоже хочет, чтобы слава открытия не была у него украдена. Тем не менее…

Он сказал:

– Мне не хотелось бы рисковать, Штраус. – Впервые он подумал, не назвать ли собеседника по имени, но подавил это желание. – Послушайте, Штраус, – сказал он, – ждать нельзя. Если у него неземное происхождение, значит он из другой планетной системы. В Солнечной, кроме Земли, нет места, где могут существовать развитые формы жизни.

– Это еще не доказано, – ответил Штраус, – но что с того?

– Это значит, что эти существа умели летать меж звездами и далеко превзошли нас технологически. Кто знает, что расскажет Аппарат об их технологии? Возможно, это ключ… кто знает к чему? Ключ к невообразимой революции в науке.

– Это романтический вздор. Если он продукт далеко зашедшей технологии, мы ничего от него не узнаем. Воскресите Эйнштейна и покажите ему микропротодеформатор, что он о нем подумает?

– Мы не можем быть уверены, что ничего не узнаем.

– Ну а если даже так? Чему помешает небольшая задержка? Мы только удостоверимся, что у нас не отнимут славу открывателей.

– Но Штраус… – Дженнингс был почти на грани слез в стремлении передать свое ощущение важности Аппарата, – а если мы с ним разобьемся? Не доберемся до Земли? Нельзя им рисковать. – Он погладил Аппарат, как будто влюбился в него. – Надо сообщить немедленно, и пусть пришлют за ним корабль. Он слишком ценен…

Он испытывал сильное чувство, и Аппарат как будто потеплел у него под рукой. Часть его поверхности, полускрытая под металлом, засветилась.

Дженнингс судорожно отдернул руку, и Аппарат потемнел. Но было уже достаточно: это мгновение бесконечно много прояснило ему.

Он, задыхаясь, сказал:

– Как будто в вашем черепе распахнулось окно. Я видел сквозь него ваши мысли.

– А я ваши, – ответил Штраус, – читал их, испытывал их, как угодно. – Он, сохраняя холодное, замкнутое спокойствие, коснулся Аппарата, но ничего не произошло.

– Вы ультра, – гневно заявил Дженнингс. – Когда я касаюсь… – И он коснулся. – Вот снова. Я это вижу. Вы с ума сошли? Неужели вы в самом деле считаете, что нужно уничтожить большинство человечества, сократить его многосторонность и разнообразие?

Он снял руку с Аппарата, испытывая отвращение к тому, что увидел, и Аппарат снова потемнел. Опять его осторожно коснулся Штраус, и снова ничего не произошло.

Штраус сказал:

– Ради Бога, не будем спорить. Эта штука облегчает коммуникацию – это телепатический усилитель. Почему бы и нет? У клеток мозга свой электрический потенциал. Мысль можно рассматривать как колеблющееся электромагнитное поле исключительно малой напряженности…

Дженнингс отвернулся. Он не хотел разговаривать со Штраусом. Он сказал:

– Мы сообщим немедленно. Наплевать на славу. Берите ее всю. Я хочу избавиться от этой штуки.

Штраус продолжал о чем-то думать. Потом сказал:

– Это больше чем коммуникатор. Он откликается на эмоции и усиливает их.

– О чем вы говорите?

– Вы весь день держали его, и только сейчас он дважды отозвался. А когда я его трогаю, он не отзывается.

– Ну и что?

– Он реагирует, когда вы в состоянии сильного эмоционального напряжения. Таков механизм приведения его в действие. И когда вы бесновались насчет ультра, я почувствовал ваши мысли.

– И что же?

– Послушайте, вы уверены, что правы? Любой мыслящий человек на Земле понимает, что было бы гораздо лучше иметь население в миллиард, чем в шесть миллиардов. Если бы мы полностью использовали автоматизацию – сейчас толпы не дают нам сделать это, – у нас была бы эффективная и пригодная к жизни Земля с населением, скажем, не больше пяти миллионов. Послушайте, Дженнингс. Не отворачивайтесь.

2
{"b":"2202","o":1}