Не воспоминания ли о дербентских подземельях привели Дибича сюда, к Антропшинским штольням и выработкам?

Вполне возможно – хотя в последнюю неделю он занимался тем, что сам называл «стрельбой в тумане»: достаточно бессистемно встречался с людьми всевозможных чинов и званий, задавал огромное количество вопросов – благо офицеру в лазоревом жандармском мундире не грозило услышать встречный вопрос: «А зачем это вам знать?»

Штабс-ротмистр и сам не представлял, что ищет, – но чутье подсказывало: если люди, группирующиеся вокруг графини Самойловой, и в самом деле маскируют мелкими грешками нечто серьезное, – поиски его незамеченными не останутся. Вызовут ту или иную реакцию.

Дибич не ошибся.

Голос за спиной прозвучал неожиданно:

– Чай, зазябхши, барин?

Ну Степашка… Ведь легко мог и пулю получить за этакое внезапное появление.

Штабс-ротмистр шумно выдохнул, медленно опустил пистолет, за долю секунды оказавшийся в руке, – четырехствольную лепажевскую игрушку, крохотные пульки которой могли оказаться смертельными лишь при исключительно точном попадании. Но Дибич так всегда и стрелял – исключительно точно.

– Опаздываешь, – сказал он холодно.

Ворон ответил ожидаемое:

– Tax ведь барин, чафсов-то нам не полохжено…

– Ладно, веди…

Степашка пошагал вперед, раздвигая кусты – двигался он и сейчас абсолютно бесшумно. Дибич следом. Пистолет он так и не убрал, но аккуратно опустил взведенные курки.

До входа в заброшенную штольню шагать пришлось минут десять, не дольше. Но вел Степашка нарочито путаным зигзагом. Хитер… Едва ли удастся повторить путь даже днем по здешнему густому мелколесью. Проще будет заплатить Ворону новую полтину серебром… Если, конечно, не окажется, что его рассказ безмерно преувеличен – с целью заполучить пресловутую полтину.

…Степашка Ворон – рослый, костистый мужик средних лет – был из крестьян графини Самойловой. Он сам заявился к штабс-ротмистру – рано поутру, в дом мещанина Архипова. Не чинясь, просидел больше часа в сенях, дожидаясь, пока встанет его высокоблагородие. Дождавшись, объявил: пришел по важному «хосудареву делу». Но долго мялся, не решаясь начать, – разговорился, лишь получив пятиалтынный и заверения: никак ему во вред штабс-ротмистр полученную информацию не использует.

«Хосударево дело» состояло в следующем: спасовские крестьяне, оказывается, тайком брали камень-песчаник из дальних, ныне заброшенных штолен Антропшинской каменоломни. Пользовались ходом, случайно отысканным мальчишками, – и потихоньку тащили нужный в хозяйстве материал. Оставленные лет тридцать назад выработки были почти полностью опустошены, порой приходилось забираться далеко в глубь катакомб. Во время одного из таких ночных походов, отыскивая богатые слои, Ворон наткнулся на извилистый узкий туннель. Ход вел в обширную пещеру, судя по смутному описанию Степашки – естественного происхождения. А в пещере…

В пещере творилось нечто странное. Как выразился Ворон: «навроде хах в церхфи – ежли хдетось лукавому церхфи ставют…» В пещере какие-то люди справляли непонятный обряд. Степашка присматриваться не стал – быстренько дернул обратно по туннелю, в неплохо изученный им лабиринт штолен…

Черная месса? Насколько Дибич знал, после мартинистов из «Умирающего сфинкса» никто всерьез в России подобными вещами не занимался…

Выдумки Степашки, желающего промыслить деньжат на водку? И это возможно – тем более что почти ничего конкретного о творимом под землей обряде Ворон не сообщил. Но…

Одна деталь заставила Дибича насторожиться. Судя по описанию, в пещере на огромном черном алтаре лежал бронзовый пентагонон – предмет, в давно минувшие века зачастую используемый арабскими алхимиками и каббалистами в своих богомерзких ритуалах. Штабс-ротмистр, специализировавшийся в III Отделении на работе против оккультных и мистических обществ, знал о пентагононах из старых книг – и у него сложилось впечатление, что после падения Гранадского эмирата в Европе эти загадочные предметы не появлялись. И вот один всплыл-таки… Или подстрекаемая алчностью фантазия неграмотного крестьянина породила чисто случайное совпадение?

В любом случае, до выяснения всех обстоятельств Дибич не стал ничего сообщать в «дом у Цепного». Вполне возможно, что поплутав по запутанным переходам, Степашка объявит: не может, мол, вновь отыскать дорогу. Позабыл, дескать, со страху…

Лаз, замаскированный густо разросшимся диким малинником, оказался узким и низким – заходить пришлось по одному, согнувшись. Сделав пару шагов от входа, Степашка застучал кресалом, раздул огонь, запалил сухое смолье, изрядный запас которого прихватил с собой. Дибич, чиркнув новомодной фосфорной спичкой, зажег фонарь – но дверцу до поры прикрыл,

На всякий случай.

Если все действительно всерьез – непрошенных гостей может ждать неласковый прием. Едва ли ведущий в пещеру ход постоянно остается без охраны и наблюдения. Скорее Ворону в тот раз попросту повезло. Минувшим днем штабс-ротмистр навел справки: не пропадали ли в катакомбах люди – взрослые, дети…

И выяснил: пропадали.

…Через полсотни сажен штольня стала шире и выше. Дибич выпрямился во весь рост, но все равно держался шагов на десять позади Степашки, с пистолетом наготове. Позиция идеальная – ему хорошо видно все, что происходит впереди, и дорога под ногами тоже. Чужие же глаза разглядят лишь ярко освещенного проводника.

Ход резко изогнулся – почти под прямым углом. Нырнул вниз. Снова изогнулся – и тут же раздвоился. Степашка уверенно шагнул в левое, меньшее отверстие… А затем развилок стало и не сосчитать. Ворон ни на мгновение не задумывался, выбирая дорогу. Хотя никаких видимых пометок на стенах Дибич не разглядел. И никакого плана или схемы у Ворона не было. Неужели держит всё в голове? Сам штабс-ротмистр на всякий случай у каждой развилки рисовал мелом направленную назад стрелку. Если что – найдет путь назад и в одиночку.

Меж тем начали попадаться следы людской деятельности. В иных местах ненадежные своды подпирались деревянными крепями, на вид старыми, но вполне надежными – сухой воздух катакомб гниению не способствовал. Потом обнаружились обломки деревянной тачки – Дибич отметил, что кто-то забрал железную ось и расковырял все доски, добывая гвозди, – не иначе как домовитые спасовские крестьяне. Кое-где виднелись следы их работы – более свежие сколы на каменных стенах…

Затем признаки присутствия людей вновь исчезли, а лабиринт стал вовсе уж запутанным и труднопроходимым – проложенным в недрах Поповой горы явно уже не человеком, но самой природой. В иные щели приходилось протискиваться боком, плотно прижимаясь к холодному камню. И как, интересно, собирался Степашка вытаскивать тут добытый песчаник? Неужели действительно все наврал ради лишней полтины?

Сомнения штабс-ротмистра почти уже переросли в уверенность, когда Ворон неожиданно остановился. И громко прошептал (шипящих звуков в его речи резко прибавилось):

– Прихшли, барин. Не пойхду дале. Хучь на схъезжую отхправляй, хучь на батохи схтавь – не пойхду.

Вокруг была подземная каверна, куда более обширная, чем пройденные узкие туннели. Стены и свод тонули во мраке. Странное дело – только что их шаги не давали ни малейшего эха (хотя, конечно, оба шли достаточно тихо – Степашка в лаптях, Дибич в сапогах с подметками из нарочито мягкой кожи). Но сейчас тихая речь Ворона отдавалась негромким зловещим эхом – шипящим, шелестящим – словно из темноты со всех сторон наползали бесчисленные змеи. И – потрескивание горящего смолья казалось столь же зловещим.

Штабс-ротмистр поежился. Спросил коротко и негромко:

– Где?

Его проводник молча махнул рукой с зажатым факелом.

Дибич всмотрелся в темноту, ничего не увидел – и распахнул дверцу фонаря. Тот был новейшей конструкции: с двумя зеркалами-рефлекторами, позволяющими направлять свет вверх, вниз, и во все стороны, – без риска залить маслом фитиль.