– Она хочет знать, от кого цветы.
– А какая, на хрен, разница?
– Вот и я о том же, – поддакнула ему Грета.
Но Нина заупрямилась.
– Это вам разницы никакой, а мне есть. Мне для полного счастья только озабоченных поклонников не хватает.
Грета усмехнулась.
– Они все здесь озабоченные, как один. Да и не только здесь.
Витя перекладывал бумажки на столе, потом глянул на Нину исподлобья и сказал:
– Радуйся, дура.
Нина руку в бок уперла.
– Чему это мне радоваться? – Она направилась к столу, не спуская с Вити тяжелого взгляда. – Мы с тобой как договаривались?
– А как мы с тобой договаривались? – Витя глянул на нее волком. – Ты хотела денег? Я тебе плачу. Заметь, хорошо плачу. И ценю. Пока ты эти деньги отрабатываешь. Но отгонять от тебя мужиков я не нанимался. Ты сюда пришла задницей крутить или проповеди им читать о вреде беспорядочных связей? – Он впился злыми глазками в Нинино лицо. – Вот и не строй из себя целку. Иди и работай. – Жаба немного смягчился и добавил: – Считай, что количество цветов определяет качество твоей работы, а значит, зарплату. А уж как ты будешь разбираться со своими воздыхателями, это только твоя проблема.
– В клубе тебя никто не тронет, – сказала Грета, желая Нину успокоить.
– Для этого есть охрана, – снова огрызнулся Витя, и на Нину зыркнул. – Иди, твой выход скоро. Полный зал клиентов.
Из его кабинета Нина вышла, сгорая от возмущения. Вот только направить его было не на кого, если только на себя. Сама ведь прекрасно понимала, во что ввязывается, когда к Жабе на поклон пришла, работу просить. И ждать, что всегда сможет ускользать незаметно, было глупо.
Нина остановилась за шторой и осторожно выглянула в зал, принялась разглядывать посетителей. Самое странное, что, собираясь в «Тюльпане», мужчины не только отдыхали, но и умудрялись работать, договариваться, заключать сделки и выгодные контракты. Сюда приглашали деловых партнеров из других городов, и здесь же устраивали шумные пирушки и мальчишники. Некоторые даже с дамами приходили, хотя Нина была уверена, что на этих дамах пробы ставить негде, да и вели себя некоторые соответственно, сами готовы были в любой момент раздеться, по прихоти своего кавалера, и выйти к шесту. Правильно, какая бы нормальная женщина согласилась провести вечер в мужском клубе? Все-таки это была изнанка жизни, хоть и с шиком обставленная. А Жаба пытается убедить ее, что ей должно льстить мужское внимание посетителей клуба. Только она для них не женщина, а красивая кукла, которая обладает определенной ловкостью и грацией, и умеет выгодно продемонстрировать молодое тело, им на потеху. И страшно подумать, что придет день, когда она к этому привыкнет и будет считать нормой. Никто не спорит, это не третьесортный стриптиз-бар, здесь деньги крутятся большие, и девчонки, который работают здесь достаточно долгое время, ходят в дорогих нарядах и бриллиантах, без преувеличения, но разве это делает их преуспевающими женщинами? Их, как знамя полка, передают по кругу, из рук в руки, и соревнуются, кто произведет большее впечатление, и в сексуальном и в материальном плане. Единственный шанс уйти отсюда когда-нибудь, поставить себя выше остальных, вот как Грета. К той из посетителей никто не лезет, все отлично знают, что она у Жабы главный советчик и утеха. Конечно, спать с Жабой и сталкивать Гретку с насиженного места, Нина не собиралась, упаси Господь, она надеялась и вовсе обойтись без постели, просто нужно выбрать правильную модель поведения, дать понять, что она особенная, и не просто танцует стриптиз. Она танцует, именно танцует, а не раздевается под музыку. Она вообще не раздевается, за две недели работы в «Тюльпане» ни разу не сняла с себя лишней тряпочки. Стриптиз, как танец, тоже способ выразить себя, вот она этим и занимается. Ну, и получает за это деньги, конечно же. Хорошие деньги, надо признать. Но это совсем не значит, что она собирается здесь задержаться. Наоборот, нужно вести себя по-умному, чтобы через полгода покинуть «Тюльпан» без потерь для своего морального облика, и забыть о нем навсегда.
Через несколько дней Витя поостыл, и когда Нина пришла после законного выходного, встретил ее вполне благодушной улыбкой. И не только улыбнулся, но и приобнял за талию, отчего Нина не на шутку насторожилась, решив, что Жаба точно что-то задумал.
– Пойдем в бар, разговор есть.
Они прошли через пустой зал, Витя указал на высокий табурет у барной стойки, и Нина на него села, решив не спорить и выслушать, что от нее начальство, если так можно назвать владельца стриптиз-клуба, хочет. Улыбнулась Грете в знак приветствия, она единственная из девчонок была здесь, пила мартини, а на Витю поглядывала в ожидании, видимо, тоже в преддверии новостей или указаний. А Жаба приблизился к ним вплотную, руки им на плечи положил и сообщил вполголоса, но весьма довольно и бодро:
– Значит так, девочки, не думаю, что сообщу вам новость, все уже знают, что сын мэра женится, в эту пятницу.
Гретка многозначительно ухмыльнулась, а после притворно вздохнула.
– Вадик. А он ведь у меня на глазах вырос. Точнее, возмужал.
– Да, да, и ты ему всеми силами помогала, – ухмыльнулся Жаба.
– Как не стыдно мне об этом напоминать, я сразу старой себя чувствую. – Грета запечалилась, а Нина не смогла скрыть улыбку, наблюдая за ней. – Сколько ему, лет двадцать пять?
– Вообще, двадцать восемь.
– Боже мой. – После этих слов Грета искренне изумилась, нахмурилась, и, кажется, принялась в уме высчитывать. – Это что же, десять лет прошло?
– Все, заткнись, – беззлобно шикнул на нее Витя, и сосредоточил свое внимание на Нине. – Завтра мальчишник. Мы закрываемся на спецобслуживание, гостей человек тридцать будет. Нинок, нужно что-то феерическое.
На ее губах появилась кривая усмешка.
– Для сына мэра? Само собой.
Витя предостерегающе сдвинул брови. Он, вообще, любил поиграть бровями, для эффекта, хотя особой густотой они не радовали.
– Ты шуточки свои оставь для другого раза. Лучше скажи, что-нибудь новенькое покажешь?
Нина на минуту задумалась, после чего кивнула.
– Покажу.
– Удивишь?
– Постараюсь, – не слишком охотно пообещала она.
– Вот и умница. – Витя снова глянул на Грету. – Девочки, на вас вся надежда. Гретка, на тебе зал, – он перевел взгляд на Нину, – на тебе шоу. И чтоб так, чтоб обалдели.
Нина промолчала, а когда Витя ушел, встретилась глазами с Гретой. Та понимающе усмехнулась.
– Разденешься? Чем еще ты их удивишь?
Нина презрительно фыркнула.
– Обойдутся. – Со стула спрыгнула, отошла на пару шагов, но затем вернулась. – Платье зеленое дашь?
Грета поболтала в бокале оливку на шпажке.
– Бери, куда деваться. – И добавила: – Что для любимой жабки не сделаешь.
Вадим Мельников, сын нынешнего мэра, был постоянным посетителем «Тюльпана», ему впору было абонемент выписывать. Нина и раньше его в зале видела, только поначалу не знала, кто он такой. Симпатичный парень, веселый, балагур, он совершенно не был похож на своего отца, всегда хмурого и чересчур серьезного мужчину лет шестидесяти. Все девочки были отлично с Вадимом знакомы, вели себя с ним запросто и иначе, как Вадиком не называли. И он сам чувствовал себя в «Тюльпане», среди полураздетых женщин вполне вольготно, как в родных пенатах. И вот теперь Вадим женился. Нина даже предположить не могла, какая нормальная разумная девушка согласилась бы за него замуж выйти. У него все на лице было написано, а уж глаза просто источали бесстыдство и порочность, правда, улыбка была настолько очаровательная, что заставляла биться все женские сердца без исключения. Даже Нина попалась на эту удочку. Пару дней назад выяснила, что это именно Вадим прислал ей цветы, и, с одной стороны, это порадовало, потому что на Вадима можно было не обращать внимания и просто посмеяться над его комплиментами и знаками внимания, но с другой стороны, он все-таки предпринял попытку зажать ее в угол, хоть и не обиделся на решительное сопротивление, что Нина ему оказала. Это случилось два дня назад, а сегодня в «Тюльпане» с шумом гуляют на его мальчишнике, кажется, все особи мужского пола, имеющие хоть какое-то положение в обществе в этом городе. Стоянка была забита дорогими автомобилями, в зале шум и музыка, веселье нарастало, и женщин в зале больше, чем обычно, явно гости с собой привели дам. Виновник торжества приехал одним из последних, объявил во всеуслышание о своей занятости в преддверии знаменательного события, и в первую очередь угодил в объятия Греты. Та едва не плакала от умиления и с горечью проговорила, напирая на материнские нотки в голосе: