Я нетерпеливо жду своей очереди…

- Он спит, но ты можешь навестить его, - слабо улыбается Эмили, возвращаясь из его палаты.

Одной рукой обнимаю ее.

- Спасибо, - слабо и тихо говорю я.

На ватных, от страха, ногах плетусь по бесконечному, бледному коридору. Когда же я, наконец, доберусь до этой палаты? Доктор Берти уверил нас, что опасности никакой нет, и с ним все будет хорошо, но тревога, засевшая так глубоко, за время вечного ожидания, не покидала меня. Заставляю себя двигаться быстрее. Мне необходимо его увидеть и все мои беспочвенные тревоги улетучатся.

Без стука, почти врываюсь в палату и замираю. Он здесь. Он в порядке. Облегченно выдыхаю и бросаюсь к больничной койке, на которой он лежал. Забираюсь на койку и, прижавшись щекой к его груди, обнимаю его.

Все мои страхи, подобно детским выдуманным чудовищам, отступают с рассветом. Здесь, рядом с ним, я чувствую себя в безопасности. Это и есть мое место, где живет моя истина.

Умиротворение обволакивает и тащит меня в свои теплые объятия. Холод отступает. Все страхи сыпятся сквозь раскрытые пальцы. Мне тепло рядом с ним. Мне с ним спокойно. Вдыхаю его запах и широко улыбаюсь, закрывая глаза. Он пахнет собой. Он пахнет мной. Он пахнет домом. Наверное, это и есть любовь. Наверное, это и есть то драгоценное счастье.

Мысленно взываю к небу в благодарственной молитве.

Слезы счастья стекают по моим горячим щекам, капая на его грудь. Пальцы дрожат.

- Я люблю тебя, - шепчу я, заплаканным голосом. – Знаю, что это просто слова, которые растворяются в пустоте, но иногда их необходимо говорить. Например, в такие моменты, как сейчас, - заглушено лепечу я.

После моего не самого лирического признания мне все же становится так легко и счастливо, что я ничуть не жалею о том, что призналась в своих чувствах.

Людям стоит больше говорить о том, что они чувствуют, но не ради взаимного признания, а ради успокоения собственной души.

Первое, что я замечаю, когда поднимаюсь, чтобы посмотреть на него, что глаза его стали, словно обычного зеленого цвета. Наверное, это потому что он не здоров. Сажусь рядом с ним и слабо улыбаюсь. Лефрой внимательно следит за мной.

- Ты так напугал меня, просто до смерти, - хмурюсь я. – Смотри, - поднимаю забинтованную ладонь и почти тыкаю ему ею в лицо. – Из-за тебя я поранилась.

Снова широко улыбаюсь. Здоровой рукой зачесываю его волосы назад.

- Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я.

Вдруг его глаза становятся такими серьезными и даже злобными, от чего мне становится не по себе.

- Тебе больно? – соскакиваю с кровати и испуганно вглядываюсь в его лицо. – Где болит? - тяну к нему раненную руку.

Прикусываю язык от боли, когда он отдергивают мою ладонь.

- Лефрой? – зову я, закусывая губу.

На целую минуту, он прикрывает уставшие глаза и молчит. Наверное, у него все-таки что-то болит.

- Лефрой, тебе больно? – заботливо спрашиваю я.

Распахивает глаза, и я снова замечаю, что глаза его кажутся мне совершенно чужие.

- Кто ты?

Эпилог.

Воспоминания, подобны черным птицам, взмывающим высоко в небо.

Сгоревшие и восставшие из пепла. Они покидают нас так внезапно, взлетая из самых сердец в бескрайнюю небесную гладь, без шанса вернуться обратно. Если земля забирает наши тела, то небо жадно отнимает наши воспоминания, в которых живет любовь, надежда, вера – все то, в чем так отчаянно нуждается каждая душа.

Его птицы слишком рано покинули его сердце. Слишком рано сгорели. Уродливо-красивая синяя гладь слишком рано упрятала его воспоминания в своей бесконечности.

Хорошие истории в жизни, до болезненного сожаления, не всегда заканчиваются хорошо. Это общепризнанный факт.

Берегите и цените свои воспоминания, пока небо не заставило вас, их утратить, пока птицы спрятаны в клетках, именуемые сердцами.

[1] Забвение – угасание памяти о каком-то явлении, событии или человеке.