– Грех жаловаться, командир, солдат спит – служба идет.

– Тебе, Семенов, только бы спать. Сейчас бы в бой, в атаку, ну-у-у или в кабак, да по бабам…

– В кабак – это неплохо, – подозрительно легко согласился Семенов. – Может, сорвемся по-тихому? Каха на стреме останется! Каха, останешься на шухере?

– А пачиму Каха? Как пить, так Каха на шухере! Тогда я по бабам, а вы оба на шухере останетесь, алкоголики! – возмутился горячий горец.

– Щас вы оба останетесь на шухере, а я… мда… никто не забыл, что мы на боевом дежурстве? Всем сидеть на заднице и все получить сухим пайком!

– Может тогда и парочку красоток сухим пайком? – словно невзначай поинтересовался Каха.

– Ага! И обеих у тебя спрячем, так что ли, джигит? – уточнил Иван.

– Пачиму абеих, камандир, адну тэбэ, адну мэнэ, а Сэменову бутылку!

– Кстати, Семенов, ты депеши с базы получал? – перевел тему Иван, не зная к чему бы еще докопаться.

– Ну? – лениво позевывая, отозвался Семенов.

– Палки гну! Так получал или нет?

– Ну, получал!

– И чего пишут?

– Да ерунду всякую, – попытался отбрехаться Семенов.

– Семенов, я командир или где? Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Грузовик с рудой ушел к америкосам, их ребята Ковальского прикрывают. На Чернобыле шахту урановую завалило, скоро туда новая партия роботов отправляется. Французы собираются новую туалетную бумагу выпустить с изображением заказчика, Анастасия Ямпольская снова снялась голой для журнала «Царская потеха»…

– А если по делу? Происшествия есть? – еле сдерживая раздражение, прервал Иван пустой треп Семенова.

– А-а-а, так ты про это, как не быть, чтобы без дерьма, да в таком меде – пираты купца потрошат на трассе Москва-Жинейро-3— бис.

– И…? – чуть не подавился Иван, в это самое время собравшийся широко зевнуть.

– Слушай, Иван, не говори загадками! Чего «и»?

– Семенов, мы зачем тут висим?

– Потому что так придумал какой-то, м… чудак. Хотя, если кому-то интересно мое мнение, толку от этого ни малейшего.

– Семенов, может тебе в каптенармусы податься? Сидишь себе на складе, тепло, сухо, бабу можно неподалеку в каптерке держать. Чего ты в истребители полез?

– А я не лез, получилось так, – туманно ответил Семенов, явно обидевшись на предложение Ивана.

– Если уж так получилось, то быть может, Ваше Величество соизволит оторвать зад от теплой печки?

– Дык печки нету.

– Семенов, не доводи до греха! Чего сидим, почему не в полете?

– Дык ведь приказа не было.

– Семенов, чьего приказа?

– Дык твоего же.

– В лоб хочешь? Как я тебе приказ отдам, если ты мне депешу не прочитал?

– Да лишняя маета эти депеши, давай я сотру ее к чертям собачьим. Скажем не получили и все, гори она синим пламенем!

– Ой, Семенов, спишу на берег, будешь гальюны на купцах чистить, раз ты их так не любишь. Кстати, Каха, будешь ржать, туда же отправлю. Сам буду, как гордый орел в одиночестве стеречь овец от всякой падали. Там же люди, Семенов, вникаешь?

– Любишь ты, командир, лирику разводить. Люди… купец, одно слово – душа продажная. Ну, потрясут его малость, он свое по страховке так и так получит, а нам от той эскапады только синяки да шишки.

– Младший лейтенант Семенов, твою так растудыть в коромысло через семь верст киселя, чтоб тебе ни дна ни покрышки, чтобы ты… – взорвался Иван ругательствами в адрес нерадивого штурмана их боевого экипажа.

– Ладно, ладно, не кипятись! – словно и не его костерили во все корки, спокойно отозвался Семенов. – Координаты уже в навигаторе, командуй старт, шумливый ты наш!

– Эскадрилья, слушай мою команду!

– Ой, кто здесь? Блин, партию не закончили, карты в карман, потом доиграем! Ну, кто тут спать не дает? Минуточку, я только в гальюн сбегаю.

– Эй, лежбище ленивых кроликов, подъем! Свистать всех наверх, с якоря сниматься, цель загрузить из навигатора комэска. В бой, бездельники, пора размять жирные задницы. Кто первый завалит пирата, получит бутылку медовухи из рук комэска.

– Мэдовухи? Заметано, я уже в палете, камандир!

– Каха, куды поперед батьки, не нарушай строй! Я сказал, кто первый завалит, а не кто первый вылетит. Всем старт, ныряем в гипер, до встречи на траверзе купца.

***

На фоне огромной туши планетарной крепости три истребителя, сверкнувшие радугой гиперпереходов, выглядели не более чем искорками. Сколько еще таких троек дежурит, сказать сложно, но то там, то здесь вспыхивают радужные искорки и на помощь попавшим в беду гражданским судам устремляются патрульные тройки полицейских истребителей.

Сама процедура отправления патруля в точку вызова тривиальна и обидна сердцу боевого пилота. Стартовая труба станции буквально выплевывает истребитель в гиперпространство, придав ему хороший импульс мощным пинком стационарного гиперпространственного ускорителя. Боевой пилот в этот момент не более чем игрушка, плюшевый заяц в руках неведомого оператора. Кому приятно быть в роли плюшевого зайца, когда в душе ты орел – гордый и мужественный?

Но физика – суровая наука. Не хватит у маленького истребителя запаса энергии на два прыжка, ему бы обратно вернуться, если в бою цел останется. Вот и кидают полицейские истребители, как камень из пращи, забрасывая сразу в гиперпространство. Все понятно, по-другому нельзя, но самолюбие страдает. Поэтому бравые пилоты подробностями с прочими сухопутными крысами не делятся.

Интересная штука гиперпространство – с одной стороны гигантские расстояния проскакиваешь махом, а с другой никогда не угадаешь, когда в нужную точку попадешь. Не в том смысле, сколько времени добираться в том гиперпространстве, а именно в какую точку времени реального пространства выскочишь. У гиперпространства свое время. Хуже того, вспоминал Иван, умники из техотдела талдычили что-то про вектор пространства-времени.

Мол, кто супротив вектора летит, у того время в обратную сторону крутится, кто по вектору, так вообще ускоряется, а поперек, непонятно – все зависит от того насколько поперек. Теория, говорят, слабовата в этой части, а так как все поперек вектора норовят прыгнуть в гиперпространство, то и результата искажения времени никто и не заметил до сей поры.

Но чудеса случаются. Иван ухмыльнулся, представив, что было бы, явись он с задания на сутки раньше, чем улетел на него. Вот шуму было бы, вот бы истории пошли, а где история, там застолье, а где застолье… Нет, только не это, поморщился Иван, отгоняя назойливую боль в голове.

С другой стороны скучища в этом гиперпространстве дикая. В иллюминаторах серая мгла, связь не работает, приборы молчат, сидишь, как мумия в гробу и мысли дурацкие в голову лезут. Очень уж это напоминает то место, где души умерших успокаиваются. Такое же видать по всему серое и безликое под названием Вечность.

Ивана передернуло от мысли, что прямо сейчас он со товарищи летит в потоке всякого рода мертвых душ. А вдруг как начнут безобразить, да в окошки стучать? Кто их знает души эти, они же бестелесные, через обшивку броневую проникнут и… жуть прямо слово.

От таких мыслей по-первости много народа вовсе с ума сошло, потому как летишь в серой мгле час, летишь другой, ни звука, ни света, ни звездочки малой путеводной. И рождается в душе предположение, что никогда более из этой серости не вылезешь, никогда света белого али космоса черного не увидишь. В углу, как поется, заплачет мать старушка, смахнет слезу старик отец и, что самое неприятное, дорогая не узнает какой у парня был конец.

Не в том смысле, что любви не узнает, а подумает, что сбежал милый за тридевять земель в тридесятое царство от своей суженной, испугался жениться, кинул ее с малым дитем, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. И такая тоска в мыслях пилотских образуется, что хоть вой, хоть белугой ори. Так многие и делали. Выныривает корабль в реальный космос, а там в кабине идиот слюнявый башкой о приборную доску бьется и к мамкиной титьке просится.