Дверца встроенного шкафа приоткрылась, и Руди с котом на руках поспешно зашагал ко мне. Судя по всему, он оказался параноиком не меньше моего.
Шипя друг на друга: «Тихо!» и фыркая, чтобы не ржать в полный голос, мы подтащили к двери уже в моей комнате небольшой, но солидный комод. Поставили на него опустевшую посуду (ели на ходу, давясь от жадности, — деловые!) таким образом: если кто-то захочет проникнуть к нам, на пол, освобождённый в этом месте от ковра, полетят стеклянные стаканы. Звону от них больше. Да и учли мы, что, будучи гостями, лучше слишком больших разрушений после себя не оставлять.
Потом встали вокруг стола и, с беспокойством поглядывая на дверь за комодом, уничтожили всё, что ещё влезло в желудки. Мисти жрать начал ещё раньше, прямо на столе, тоже то и дело оглядываясь на дверь, у которой мы сначала копошились. Кажется, наш психоз передался и ему. Руди сказал, что кошачий корм кот отказался есть наотрез… Потом перетаскали все мягкие вещи, какие нашли, ближе к моей кровати. Наконец, легли, оба — не раздеваясь, в обнимку с оружием. Я — на кровать, Руди — на пол, в груду покрывал и накидок со стульев и кресел.
Едва моя голова опустилась на подушку, меня слегка повело, перед глазами поехало. Головокружение. Перебегали. Что-то тяжёлое — услышала я сквозь дремоту — протопало от моих ног и свалилось горячей спиной к моему животу. Обняв Мисти, я вспомнила то, что давно хотела узнать. Уже в полусне пробормотала:
— Руди…
— М?
— А ты как мутируешь?
— Как Мисти.
Перед моими глазами появилась рука. Потом вторая, стащившая до локтя рукав куртки. Проморгавшись, я вгляделась в кожу: на ней отчётливо обозначились чешуйки. Правда, ближе к кисти они пропадали, словно расплываясь или вплавляясь в кожу.
— Страшно, да? — тихо вздохнул Руди.
— Знаешь, Руди… Когда мы отдохнём, я тебе покажу, что такое страшно.
— И что это будет?
— Дрейвен тебе никогда ничего не показывал?
— Нет.
— Он умеет выпускать когти. Я — тоже.
Над краем кровати появилась голова Руди. Он озадаченно посмотрел на меня, и я, приподнявшись на локте, пожала плечами:
— Для уивернов это нормально.
— Спасибо.
Голова исчезла, а через минуты послышалось успокоенное сопение. А я некоторое время пыталась размышлять, почему он меня поблагодарил, и пришла к выводу: я его успокоила. И уснула. Так крепко, что ничего мне не снилось, а если и снилось, то не запомнилось. Нет, вру. Запомнился один эпизод, промелькнувший, как лёгкая тень. Мне почудилось, что мёртвый Дрейвен, на вид поразительно живой, всё с той же чёрной лентой на незрячих глазах, появился в нашей комнате, что он подошёл почти к самой кровати и Мисти вопросительно мыркнул, завидев своего друга, а уиверн прошептал:
— Тихо, Мисти. Тихо.
Кажется, Дрейвен присел на корточки и осторожно потрогал лицо Руди, словно проверяя, кто здесь лежит, но тот спал крепче моего и только пробормотал что-то. А потом Дрейвен стоял перед кроватью, просто смотрел на меня. Смотрел странно, будто видел, и я никак не могла объяснить себе во сне этой странности, только раз мелькнуло слово «эмпат», которое объясняло, что он меня не видит, а чувствует. А потом появился Монти. Он подошёл к кузену, взял его за рукав и увёл, а я снова провалилась в сон.
Проснувшись, открыла глаза и стала таращить их на потолок, чтобы не закрылись. При закрытых глазах мысли разбегались, и я снова начинала дремать. Итак, глаза в потолок. Вопрос первый и не последний: что теперь делать, когда погиб Дрейвен? Недавние события ещё раз напомнили, что любое существо смертно в любой момент — и когда оно этого ожидает, и когда нет. Если я умру, что будет с сыном? Значит, буду пока оптимисткой и начну отталкиваться от того, что успею вернуться в Драконье гнездо и проживу хоть несколько лет. Самый простой способ обеспечить моего малыша — это дарить ему на дни рожденья недвижимость и счета в банках. Надо проконсультироваться у даг-ин Рэдманда, разрешается ли на Уиверне такое…
Шорох внизу прервал меня уже не на мыслях о будущем, а на воспоминаниях, которые яркой картинкой вставали перед глазами, хотя я и не хотела этого вспоминать: Дрейвен снова и снова умирал среди чудовищ…
— Лианна? — еле слышно прошептали снизу.
— Я не сплю. Ты выспался?
— А ты видела, сколько мы спали? Чуть не двенадцать часов. Но я не об этом. — Он присел, опершись на руки, вытянутые назад. — Я тут вот чего. У тебя такие знакомые… Вон как к тебе — с почтением. Ты, наверное, домой вернёшься? А я? Крота нет. Не знаю, как быть. И Мисти тут ещё.
— Поехали со мной на Уиверн, — сказал я, снова переводя взгляд на потолок и не видя его. — Поживёшь у нас, сколько захочешь… А потом… Потом, может, найдёшь на Уиверне себе работу. А может, найдёшь на какой-нибудь другой планете Содружества. К этому времени избавишься от активной мутации. А то и совсем. Денег моих хватит на это.
— Слушай, Лианна, а на кой тебе нужен был Крот? Или секрет это?
— Руди, а ты его хорошо знал?
— Ну, как сказать… Если б мало, за препаратами не посылал бы.
— Руди, а у Крота не было приступов каких-нибудь? Ну, хоть что-нибудь, чтобы было похоже на ненормальность?
Руди молчал, наверное, с минуту. А потом категорически сказал:
— Нет. И от Келли не слышал. Да и сама посуди: послал бы я за такими дорогими лекарствами ненормального?
Теперь молчала я, соображая, посвящать ли в мои беды малознакомого человека. А потом напомнила себе: человека, который прошёл со мной адский путь и который выказал себя достаточно порядочным. И только открыла рот, чтобы рассказать, зачем мне нужен был Дрейвен, как Руди задумчиво сказал:
— А ведь вру. Келли как раз говорила, что однажды у Крота был провал в памяти, после чего он здорово подмёл все продукты, какие дома оказались. Как будто век не ел.
Теперь задумалась я. Дрейвен ведь тоже как-то об этом сказал. Но что из этого?
— У Дрейвена есть сын, — собравшись с духом, сказала я. — Чтобы мальчик не был бастардом, Дрейвен должен был жениться на мне. Поэтому я его искала.
Руди недоумённо смотрел на меня.
— Он тебя бросил? Но ведь так за тобой ухаживал… А, ну да. Память потерял. А как он на Кере оказался? Сюда ведь по доброй воле не прилетают.
Я покачала головой. Попытка хоть что-нибудь узнать о Дрейвене провалилась. И я одёрнула себя: а тебе это надо? Знать об уиверне, который умер? И вдруг так захотелось увидеть Адэра, поговорить с ним. Почему захотелось? Только потому, что рядом с собой чувствовала пустоту, а Адэр — единственный уиверн здесь, на Кере, который меня знает и на которого я привыкла полагаться? Наверное, да. Где он сейчас? Возможно, в какой-нибудь отдельной комнате, где его лечат.
— Есть хочу, — печально сказал Руди. — Как ты думаешь, нам ещё что-нибудь принесут?
— Куда они денутся! — тихонько засмеялась я. Отодвинула зевнувшего мне в лицо Мисти, взяла тёплый, «пригревшийся» рядом со мной пулемёт и села — Давай-ка, пока никто не приходил, уберём всё это и выждем. Может, появится Фарлей, и тогда мы ему скажем, что снова голодные.
Фарлей как будто подслушал нас — заявился, когда мы поспешно прибрали комнату и разобрали баррикаду у двери. Заявился не один. За ним пришли два человека с подносами. Они выложили на стол принесённое, забрали опустевшие чашки-тарелки и ушли вместе с управляющим, коротко пожелавшим нам приятного аппетита. Я только и успела попросить проводить нас после обеда к Адэру. Навестить. Если можно.
— Конечно, можно! — Удивление Фарлея было абсолютно искренним.
Как и желание выполнять все наши прихоти немедленно. Сразу после сытного обеда мы прихватили с собой Мисти, который сидел у двери и тоскливо орал нам, уходящим, вслед, и поспешили за управляющим. Спешить пришлось недолго. Через две гостевые, как я поняла, комнаты, Фарлей постучал в следующую дверь.
— Да? — произнёс голос Адэра. — Войдите.
Он не лежал, как мне думалось, в постели. Сидел в кресле и выглядел достаточно довольным жизнью. И здоровым, если бы не суточная щетина и странная худоба. Впервые вижу уиверна заросшим. И вижу Адэра совершенно не то что несобранным, но каким-то… Никак не могла подобрать определения. То ли он решил — раз болен, то не обязательно соблюдать субординацию «хозяйка — служащий», то ли ещё что, но… Во-первых, он впервые на моей памяти одет не в форму полувоенного образца, а во что-то пижамное или больничное. И в этой широкой для него одежде выглядел странно обмякшим. Во-вторых, он не встал при моём появлении. Так и сидел в кресле, причём не просто сидел, а закинув одну ногу в широкой штанине на сиденье, благо оно широкое, и обняв её. Мечтательный? Ушедший в собственные мысли?
