«Тара» вздрогнула, встав на дно выпущенными шасси. Бронеход включил лебедку, тросы натянулись и зазвенели, медленно вытягивая планер на берег. Из воды появились нос, затем обнажились крылья и борта, покрытые синеватой окалиной, и вот, наконец, по прибрежной ледяной крошке захрустели колеса. Бронеход втянул опорные лапы и резво подкатил к кораблю, чтобы прикрыть выход экипажа. Башенное орудие насторожено водило стволом из стороны в сторону.
На площадке откинутого люка появились барон Лугс. Командир выглядел орлом даже в скафандре, сидевшем на нем как чуть надутый мешок. Стараясь сохранить выправку, Лугс медленно спустился по раздвинувшейся винтовой лестнице. Нога в гермоботе коснулась покрытой изморозью гальки. Телекамера «Котенка» передавала картинку прямо в ЦУП, до которого прямая трансляция дойдет только через десять минут.
– Человек с планеты Гиганда ступил на планету Айгон! – раздался в шлемофонах уверенный голос Лугса. – Отныне не единый мир людской, но многие миры дарованы нам Создателем для познания плодов Его творения. Возблагодарим же Господа, открывшего нам путь в свои небесные владения, и да будем достойны этой милости Божьей!
Следом за командиром спустились Динга в таком же, как и командирский, бело‑оранжевом скафандре цветов его Алайского высочества и Вин в бело‑зеленой расцветке медслужбы. В промерзший грунт вбили втулку под древко обвисшего флага. Три обступивших его космонавта образовали живописную композицию: седовласый барон с аристократическим лицом, окаймленным бакенбардами, мужественный голубокожий островитянин зрелых лет и молодая девушка с золотой волной волос под прозрачным пластиком гермошлема. Так они и появятся скоро втроем на снимках в свежих номерах газет и журналов, а потом, быть может, и на иллюстрациях в учебниках истории. И никто не будет знать, что на самом деле первом на этом заледеневшем берегу появился бортмеханик Баг, снимающий сейчас эту картину. Да, он не вылезал из бронехода, но ведь и барон не снимал свой скафандр. А, может, они все стали здесь первыми, когда «Тара» коснулась поверхности озера или еще раньше, во время входа в атмосферу…
* * *
Последнюю автоматическую метеостанцию Динга должен был уставить на бровке внешнего кратера. Громкие возгласы в шлемофоне создавали иллюзию, что он поблизости от остальных. Однако когда бортинженер, наконец, добрался до заранее присмотренной площадки, то еле разглядел внизу крохотные фигурки в скафандрах. Жук‑бронеход и короткокрылая птичка ракетоплана тоже казались совсем маленькими рядом с величественным чашей прозрачной воды – плавающий лед на озере за день совсем растаял. То ли погода потеплела, то ли вода нагрелась от посадочного удара корабля.
Само же озеро Девы Тысячи Сердец терялось на фоне колоссального ледника, спускавшегося к кратеру лишь одним из своих языков. С наползшей сверху на зернистую каменную стену ледяной толщи обрушивались шипящие водопады, окаймленные причудливыми арками и колоннадами прозрачного льда. Вокруг, по обе стороны кратерной долины поднимались пики хребта Ганг‑Гнуга. Мудрец, учивший в древности о множестве миров, едва ли предполагал, что его именем назовут горы, которым будут по пояс все вершины Гиганды.
Внизу, через узкую брешь в нижней стенке кратера из озера пенной дугой прорывалась дымящаяся паром струя. Клокоча в пробитой в горной породе расщелине, бурный поток еще пару раз появлялся между скал, уходящих уступами туда, где горы расступались и был виден кусочек облачного моря загадочной котловины Багира Киссенского. У Динга защипало в горле от всего этого величественного вида. Да, ради этого действительно стоило лететь через космос. Подобное, только гораздо более слабое чувство, он ощущал в молодости – на том самом острове у Южного полюса. Так, думал он тогда, и должна выглядеть легендарная родина древнего голубокожего народа. Динга не сомневался, что впечатляющие руины «Старой Базы» созданы руками его предков, создавшими многие тысячелетия назад цивилизацию, о которой сохранились только легенды.
Когда разразилась страшная катастрофа и цветущие земли покрылись полярными льдами, голубокожий народ покинул свою родину, ушли в океан и расселились на теплых островах. В могуществе им по‑прежнему не было равных. Островные парусники легко справились с галерными армадами Империи. Врагу не помогли ни абордажная пехота, ни арбалетчики, ни даже медные огнеметы с горящей нефтью. Но от пленных имперцев по островам пошла неведомая зараза. Суровые боги отвернулись от своего народа. Не помогли ни мольбы, ни жертвоприношения. Выжила едва ли сотая часть островитян – жалкая тень великого прежде народа. Адмирал Гарр, первый герцог Алайский, легко подчинил обезлюдевшие острова. У голубокожего народа осталась только память и надежда, что дни былой славы и могущества еще вернуться.
Динга не понимал тех соплеменников, которые хотели взбунтоваться по примеру арихадцев. Чего бы они добились? В лучшем случае – формальной независимости при имперском протекторате и базах на островах! Нет, чтобы вновь стать владыками Южного полушария, нужно не идти против Герцогства, а быть вместе с ним. Островитяне должны исподволь завоевывать позиции, влиятельные посты, сплетая из себя могущественную сеть взаимной поддержки, ибо, когда они станут в стране первыми, слава Герцогства будет их славой, а могущество Алая – их могуществом. Возможно, грандиозное будущее древнего народа открывается именно здесь, где стоит сейчас он – у ледяного озера Девы Тысячи Сердец в горах Ганг‑Гнуга на далекой планете Айгон.
* * *
Исторический день первой высадки человека на другую планету заканчивался совсем обыденно, с ощущением легкого разочарования. Не радовал даже праздничный ужин, впервые за полгода полета разложенный по тарелкам, а не закаченный в тюбики. Впрочем, из присутствующих он один не был на банкете у имперцев, где, говорят, подавали на фарфоре. По маленькому монитору удалось посмотреть переданный с Гиганды телерепортаж о самих себе в «Алайских вечерних новостях». Дважды перегнанная через космос картинка была ужасной. Выслушали два поздравления от Его Высочества. Первое – до невозможности официальное. А во втором, приватном, усталый герцог просто негромко поблагодарил их за подвиг.
За окнами стояла непроглядная ночь. Вин попыталась соорудить занавески, как будто кто‑то мог подсматривать снаружи. Баг вызвался ночевать в своем бронеходе, но командир отказал. А жаль, стало бы немного посвободней. После первого дня на планете Динга чувствовал себя совсем разбитым, немилосердно болели ноги, будто продолжали бесконечно вышагивать по инопланетным камням. Похоже, что и остальные были не в приподнятом настроении. Особенно явно выражала недовольство ящерица Варра, зачем‑то выпущенная из своего контейнера. Она несколько раз пыталась по привычке к невесомости пробежаться по стене, каждый раз звучно шлепаясь на пол. Для успокоения расшатанных нервов вараниха слопала банку мясных консервов и залезла греться в кастрюлю с супом. Увидев это, Динга решительно отказался от добавки.
– Практически полная стерильность, – проговорила Вин, просматривая результаты первых проб. – Выявлено всего восемнадцать бактерий, да и те небесспорны…
– Что значит небесспорная бактерия? – спросил с улыбкой Динга.
– Сложность идентификации в данных условиях, – устало вздохнула биолог. – На первый взгляд эти образцы аналогичны обыкновенным бактериям Гиганды. Вполне возможно, что это мы сами принесли их с собой на Айгон.
– Безбилетные пассажиры! – рассмеялся бортинженер. – Но как нам различить занесенные и местные формы жизни, если они действительно окажутся похожими?
– Надо будет делать генетический анализ, – совершенно серьезно ответила Вин. – Но прежде хотелось бы собрать побольше биологического материала.
Барон Лугс изящно, будто на фуршете у Его Высочества, отправил вилкой в рот последний мясной ломтик, промокнул губы салфеткой и счел возможным вступить в разговор:
– Надеюсь, Вин, что в Котловине Вы обнаружите всевозможные биологические образцы. Пока же заканчиваем дела и отдыхаем. Завтра – трудный день, выходим в поход.