– Почему у вас такое лицо? – резко спросил Сварог. – Что тут случилось?

– Ничего, милорд…

– Врете, любезный мой, – сказал Сварог убежденно. – Если вы не забыли, ваш хозяин умеет безошибочно отличать правду от лжи. Незатейливая магия из разряда домашней… Вы мне сейчас говорите неправду… Итак?

Лакей решился:

– Милорд… Я и в самом деле не слышу никаких других звуков, о которых вы изволите спрашивать… Но… Что-то неладно, милорд. Что-то неладное в замке…

– Что? Я вам приказываю высказать все, откровенно! Ясно?

– Как прикажете, милорд… Только я и сам не могу толком объяснить… Что-то такое… повсюду… Прямо колотит всего… Стою это я, а вон там вроде бы черная кошка шасть – и прошмыгнула! Вот оттуда вон туда… Почудилось, конечно, только было полное впечатление…

Сварог посмотрел в ту сторону. Если доверять лакею, то эта неведомо откуда взявшаяся в замке черная кошка выскочила прямо из стены и в стену же ухитрилась скрыться…

– Отроду не было в замке никаких привидений, – продолжал лакей, ухитрившись ответить на невысказанный Сварогом вопрос. – В лесу, сами знаете, иногда появляется безголовый медведь, Гэйр-Бар, ваш фамильный призрак, но крайне редко… А в замке никогда ничего подобного и не водилось, разве что домовой, но он – никакой не призрак… Ничего не пойму, в воздухе что-то такое, милорд, волосы дыбом встают, и ветерком, полное впечатление, насквозь продувает…

Сварогу стало чуточку легче – похоже, не один он ощущал в окружающем нечто странное. Ну, а дальше? Какой толк от слов перепуганного лакея? И что тут можно сделать?

– Ну ладно, – сказал он неловко. – Посматривайте тут. Если и дальше станут шастать из стены в стену – неизвестные кошки или случится еще что-то – немедленно зовите меня, это приказ.

Он вернулся в спальню. Протяжный жалобный вой все еще звучал в ушах, и невозможно было определить, откуда он исходит. Снаружи все-таки?

Он распахнул дверь, поддавшуюся легко и бесшумно, вышел на галерею, в ночную прохладу. Приблизился к балюстраде. Лес стоял темной безмолвной стеной, в ближайшем доме для прислуги светилось несколько окон. Если не знать наверняка, ни за что не догадаешься, что паришь сейчас за облаками, над грешной землей… Земля как земля, лес как лес, звезды…

Он присмотрелся. Сам не смог бы определить, что тут странного и неправильного, но что-то в ночном небе было не так…

Слева, над высокой острой башенкой одного из лакейских флигелей, чуть левее старомодного прорезного флюгера в виде восседавшего на ветке ушастого филина, светилось нечто, вызывавшее в мозгу эти странные и непонятные ощущения, – некое зудение в глазах, мягкое давление на них, словно заноза ухитрилась проникнуть под череп и сейчас пронизывает его насквозь, не причиняя боли, но вызывая… Черт, как облечь в слова те неприятные ощущения, для которых и нет слов?

Будто мерцающий алый уголек, будто видимый вовсе и не глазами…

Он отвернулся. Двинулся по галерее, опоясывавшей весь второй этаж, не поворачивая больше головы к странному огню в ночном небе, но чувствуя его присутствие. Оказавшись у окна кабинета, заглянул внутрь.

Господа высокие министры, несмотря на поздний час, трудились рьяно. Мара сидела у компьютера, всеми десятью пальцами колотя по белой клавиатуре, над синим усеченным конусом вспыхивали географические карты, какие-то таблицы и списки, изображения гербов, орденов и мундиров, проплывавшие сверху вниз и снизу вверх, сразу из трех прорезей тянулись белоснежные листы, то недлинные, то скручивавшиеся в свитки. Примостившийся на резном подлокотнике ее кресла Карах временами вставлял словечко – и Мара то отмахивалась резким движением плеча, то выслушивала внимательно. Все прилегающее к столу пространство было завалено листами и свитками, эскизами ярких мундиров, картами.

Оба министра, как и полагалось в приличных королевствах, уже были титулованными господами. По размышлении Сварог присвоил Маре титул графини – чтобы не баловать ее особенно, с расчетом на будущее и возможные повышения за усердную службу, а Караха, изрядно поломав голову над нестандартностью ситуации, сделал-таки бароном. Новым циркулярам, о которых упоминал Костяная Жопа, это, если придирчиво вдуматься, все же не противоречило: ими запрещалось «возводить в дворянство и присваивать титулы неразумным существам, не принадлежащим к роду человеческому». И только. Здесь опять-таки крылась юридическая лазейка, простор для опытного крючкотвора: с одной стороны, Карах к роду человеческому безусловно не принадлежал, с другой же, как ни примеривайся, был существом вполне разумным, а следовательно, под циркуляр не подпадал. Именно так, мудро рассудив, решили обожавшие Сварога старцы из Геральдической коллегии – и недвусмысленно намекнули, что ждут от него очередных сложных сюрпризов, скрашивающих их скучнейшее доселе бытие. Сварог обещал непременно что-нибудь придумать…

Сварог тихонько вошел. Мара через плечо бросила на него затуманенный взгляд, бормоча:

– Королевский казначей обязан пребывать в ранге коронного советника… Тьфу ты, голова идет кругом!

– Ты, случайно, не слышишь каких-то странных звуков? – спросил Сварог насколько мог небрежнее.

В ушах у него стоял пронзительный вой. Мара вяло улыбнулась, пожала плечами:

– Только бумажное шуршанье. У меня этот звук скоро в ушах торчать будет, как пробки…

– А ты, Карах?

Серенький домовой выглядел понурым и неуверенным – дело тут, конечно, не в усталости, а в том, что он вопреки загадочным правилам этикета все же поневоле вторгся на территорию своего коллеги, вошел в замок.

– Да вроде бы ничего такого… – сказал он грустно.

– Иди за мной, – мотнул головой Сварог в сторону галереи. – А ты работай, работай, никаких вопросов…

Карах послушно плелся за ним, жался к ноге. Нагнувшись, Сварог привычно подхватил его, посадил на плечо и, стоя у балюстрады, показал в ночное небо:

– Вон там, левее филина… левее флюгера, я имею в виду. Светится там что-то красное или мне чудится?

– Над той крышей?

– Ага.

– Я же тебе говорил, хозяин, а ты не верил, – тихонько сказал ему Карах, щекоча ухо пушистой мордочкой. – Это и есть Багряная Звезда… – В его голосе сквозило удивление. – Оказывается, ты ее тоже можешь видеть, кто бы мог подумать… Я-то решил, что только такие, как я, могут…

– Красная? И словно бы мерцает? И в глазах какое-то неприятное давление чувствуется?

– Ну да. Не надо на нее долго смотреть, не стоит… Маре бы показать, только ей все равно не докажешь, она-то не видит… Потом-то все увидят, да поздно будет…

– А никакого воя ты и в самом деле не слышишь? – спросил Сварог упрямо.

– Да нет, ничего такого. Тишина кругом. Хозяин… Это все неспроста…

– Удивительно верное замечание, – фыркнул Сварог. – Ладно, иди работай. Маре – ни словечка ни о чем таком. Коли уж она и не видит ничего, и не слышит… Ну, живенько!

Едва Карах проворно скатился с его плеча и нырнул в дверь, Сварог направился назад.

И сообразил вдруг, что непонятный вой, столь досаждавший ему, исчез. Напрочь. Его больше не было слышно. Словно повернули выключатель.

Ощутив нешуточное облегчение, Сварог выдохнул полной грудью. Голова по-прежнему побаливала и глаза жгло, словно туда сыпанули песку, но это уже были классические симптомы бессонницы, не имевшие ничего общего с загадочными странностями. Он почти вбежал в спальню, раздеваясь на ходу, швыряя одежду куда попало. Осторожно обошел спящего Акбара, чтобы не наступить в полумраке верному псу на хвост или на лапу, нырнул в постель, в безупречную чистоту прохладных простыней. Уткнулся лицом в подушку, яростно пытаясь нырнуть в сон, в беспамятство, пока снова не послышался загадочный вой…

…Он шагал сквозь странные препятствия, напоминавшие хаотичное нагромождение сгнивших остовов множества кораблей, – повсюду ряды насквозь проеденных разрушением досок, то прямых, то плавно выгнутых, похожих на исполинские скелеты длиннющих змей, – но все же это были доски, пахнущие сырой прелью гнилого дерева, серо-зеленые, полурассыпавшиеся. Не было ничего, хотя бы отдаленно похожего на проход, коридор, – и Сварог шел напрямую, грудью, всем телом наваливаясь на закрывавшие путь переплетения хрупких досок. Они уступали напору, с едва слышным шорохом разваливались, осыпая трухой – невесомой, густой, забивавшей нос, глаза, уши. Их не становилось меньше, впереди, сколько он ни шел, вставали все новые нагромождения, лабиринты, груды…