Исраил Ибрагимов
Тамерлан
Исраил Ибрагимов
Тамерлан
(начало пути)
Историческая повесть
1
Начало осени… Излучина долины безымянной реки. Вдали заснеженные вершины гор. Покатый сверху курган, внизу табун коней. Окрики коневодов – пастухов.
На вершине холма сгрудилась группа юношей‑ пастухов, вооруженных луками, а кое‑кто – и ножами. Один из них и вовсе саблей, на которую оперевшись, он стоит, с лукавинкой в глазах озирая товарищей… Это – Чеку Барлас, известный среди товарищей как паренек с эксцентричным, эпатирующим нравом, что дает им право воспринимать его полушутя‑полусерьезно… Он шут, но когда надо – воин…
Однако на этот раз не до шуток – речь держит Долон – парень видный. Лидер.
Галдеж.
‑ Слово – Долону. Шпарь Долон, – это, размахивая саблей произносит Чеку Барлас.
‑ Заткнись, Чеку! Язык у тебя длинный. Я не прошу слова – запомните: когда мне нужно, я беру его без разрешения. Тем более без твоего придурок!
Слова Долона вызывают веселое оживление.
‑ Завтра на рассвете снимаемся. Уходим…
Возгласы:
‑ Куда?
‑ Зачем?
‑ Сардар, скажи, – Долон обращается к одному из товарищей, – говори как есть. Прочисти мозги безмозглым!
‑ Я только что оттуда, – начинает Сардар.
‑ Говори откуда! Не темни!
‑ Из‑за Тикдага…
Все головы поворачиваются в сторону, туда, где вдали в дымке виден пик горы…
‑ О, там много мест, где можно справить нужду, не опасаясь, что сядет на твою голову сорока, – это опять, не сдержавшись, говорит Чеку Барлас.
Хохот. Реплики: «Ну, и как? Справил? А что сорока?»
Долон грозно надвигается на балагура – тот полудурашливо, полусерьезно отступает за спины товарищей, что вызывает снова хохот.
‑ Там – табуны Камарадина…
Воцаряется молчание – лица вмиг становятся серьезными.
‑ И стойбище там?
‑ Нет, но стойбище там станет следом… Через пару дней Камарадин будет здесь…
‑ Ну, что ясно, безмозглые? – спрашивает Долон.
‑ Не всё, – говорит один из юношей.
‑ Тебе? – обращается Долон к другому.
‑ Мне‑то что…
‑ Тебе?
‑ А что. Так не терпится? – спрашивает робко юноша.
‑ Ему не терпится, свидеться с невестой… ай‑ай! Как сладки сиськи Жамбы!...
‑ Замолчи, собака!
‑ Мне не ясно, – вдруг выступает вперед молчавший до сих пор юноша.
‑ Ему не ясно, эй, слушайте! – подталкивает юношу Чеку.
‑ Он сосунок. Его только что оторвали от материнской груди… Ну, что тебе не понятно? – сердится Долон.
‑ Мне не ясно, – упрямо твердит юноша.
‑ Ему не ясно, – в той же манере говорит Чеку.
‑ Эта земля принадлежит племени Камарадина. Это его пастбище – теперь ясно, сосунки?.. Они идут сюда и не позже третьего дня будут здесь – теперь ясно, облезлые придурки?! – сердится Долон. – Нас с ноготок, а они вооружены. Их тьма. Снимаемся – возражения не хочу слышать.
‑ Мне не ясно…
‑ Чтобы все было готово сейчас же. Пошли…
Группа обескуражено собирается разбрестись.
‑ Стойте! – У меня предложение, – почти с металлом в голосе выкрикивает юноша.
Люди замирают на месте.
‑У него предложение, – подхватывает Чеку.
‑ Этот мальчик только что оставил в покое материнские сиськи. И уже – смотрите‑ка! – ничуть не колеблясь, говорит юноша.
‑ Для чего?
‑ Мы высечем Камарадина, мы угоним его табун.
‑ Высечь Камарадина!? – хохочет Долон, за ним – остальные.
‑ Ты не в состоянии натянуть тетиву лука. Тетива – не твоя просранная штанина. Ну‑ка, Чеку, помоги этому молокососу натянуть тетиву – пусть сначала попробует попасть…ну, во… хотя бы, в это дерево…
Чеку подходит к юноше – тот его решительно отстраняет, достает из колчана стрелу…
Хохот замирает – внимание всех, почуявших серьезность ситуации, целиком сосредоточено на действиях юноши. И лишь Долон продолжает вызывающе посмеиваться, да Чеку все еще не отступает от своей манеры подшучивать. Но вот и он угомонился, сказал:
‑ Он умеет натягивать тетиву!
Да так и произошло: юноша медленно, казалось, нарочно медленно, достает из колчана стрелу, медленно натягивает под пристальным взглядом товарищей лук, прицеливается в дерево и вдруг пускает стрелу прямо… в Долона – тот с хриплым вскриком хватается руками за стрелу, которая врезалась ему в сердце… и падает…
Люди в шоке. Кое‑кто бросается к поверженному – у того из горла хлыщет кровь, но тем не менее он успевает сказать:
‑ Ты смог натянуть тетиву.. со‑бака!...
И умолкает.
От трупа отпрянул Чеку – закричал:
‑ Тимур сын Торгая умеет владеть луком! Слышите! Все слышали!
2
Тот же холм. Те же люди. Кое у кого немой вопрос к Тимуру, но он, как воды набрал в рот. Зато оживлен, как всегда, Чеку. Он причитает:
‑ Проклятый Камарадин! Зачем тебе нужно было убивать нашего батура, – а потом, как бы опомнившись, подходит к Тимуру, протягивает тому свою саблю.
Тимур отстраняет дар:
‑ Я добуду сам… – обращается к товарищам уже не юноша, а признанный верховод.
‑ Все умеют натягивать тетиву?
Молчание.
‑ Конечно, все. Я так и знал… Сейчас пойдем в Тикдаг. Все, кто умеет натягивать лук идут со мной. Остальные… Остальные гоните… табун домой… Мы нагоним через пару дней… Старайтесь гнать по руслу реки… Ясно? А сейчас жрать…. Жрать…
3
Трапеза. На дастархане – груды мяса – и только. Нюанс: юноши, точь – в точь взрослые мужчины, не дотрагиваются до пищи. Но вот большую чашу в первую очередь преподносят… Тимуру. Он, несколько помедлив, немного подумав, решительно отрезает кусочек мякоти и, откусив, передает чашу по кругу. То же проделывает он со следующей чашей… – у взрослых людей это является символом старшинства. Таким образом, в кругу товарищей как бы узаконивается лидерство Тимура. Обед постепенно превращается в веселую трапезу. По кругу – но опять же первым Тимуру – передают бурдюк с кумысом.
И вот в пляс бросается Чеку. Танец ег8о напоминает пляску шамана – разница лишь в том, что шаман в руках держит бубен, а этот – саблю… О, что выделывает с саблей Чеку! Он выкрикивает абракадабру слов, вроде: «Камарадину кол в задницу… Камарадину саблю в живот…» и т.п. Усталость наконец‑то валит его с ног, Чеку падает на спину, дурашливо дрыгает ногой… Тимур поднимается с места:
‑ Все – к делу! Седлаем лошадей!
4
Небольшая кавалькада из не более 30 всадников переходит через брод горной реки. Впереди – Сардар. К нему подъезжает Тимур:
‑ Ты уверен, что это короткий путь?
‑ Я не обещал тебе короткого пути.
Тимур делает взмах камчой, – конь встает на дыбы – собираясь огреть Сардара. Тот упрям:
‑ Что зачесались руки?
Подъезжает Чеку:
‑ Сначала выслушай, зачем горячиться!
‑ Ну!
‑ Я веду незнакомой Камарадину дорогой: не в лоб, – продолжает Сардар. – В спину!
‑ Смотри! Без глупостей! – в голосе Тимура слышится угроза.
‑ О, как напугал! – иронизирует Сардар, бьет камчой коня, тот, потеряв как бы осторожность, рвется в пучину реки почти вплавь, за ним следуют другие…
А вот они едут по террасе горной реки… по склону безымянной горы… по уступу красноцветного, типа бед‑ленд, косогора… исчезают за ним…
5
За увалом в лесу, укрывшись за ветвями деревьев, за неровностями рельефа, лежат Тимур с товарищами. Наготове луки со стрелами. Тихо, да так, что слышен стрекот кузнечиков.
Внизу – три больших шатра, костер вокруг шатра – люди, о чем‑то оживленно беседующие. Это – камарадинцы. Далее, у реки, – табуны коней. Долина там и сям покрыта зарослями кустарников, стелющейся арчой…
Рядом с Тимуром – Чеку.
‑ О! Сколько хороших мест для того, чтобы справить большую нужду!...
Под пристальным взглядом Тимура Чеку осекается:
‑ Хорошо, хорошо. Молчу!
