– Улетает. Сегодня ночью. В Мюнхен, представьте себе… Очень вовремя.
– Неужели срослось? – поинтересовался Никита без всякого, впрочем, энтузиазма.
– Свершилось!..
Разговоры о Мюнхене шли уже давно. Корабельникоffу нужны были немецкие инвестиции, переговоры об этом начались за год до появления в компании Никиты, и вот, пожалуйста, все разрешилось в самый подходящий момент. Осененный Мариночкиным днем ангела.
О поездке в Мюнхен Никите сообщил и сам Корабельникоff. Спустя четыре часа, по дороге во Всеволожск, в загородный дом, где решено было пышно отметить столь знаменательное событие светским раутом с коктейлем и фейерверками. А еще раньше Никита забросил на Пятнадцатую линию целый ворох разнокалиберных свертков, оперативно сбившихся в кучу под лозунгом: «ясак от подчиненных». Для того чтобы перетащить их в квартиру, Никите пришлось сделать три ходки. Между первой и второй произошло странное событие, которому Никита, впрочем, не придал никакого значения. Оно всплыло потом, много позже, когда судьбы многих людей сплелись в единый трагический клубок, да так и задохнулись в этом клубке, во всех этих петлях из жесткой шерсти. Кто знает, что бы произошло, если бы Никита все-таки задержался в доме на пятнадцать ничего не значащих минут, если бы он потянул за кончик нити, торчащей из клубка. Может быть, и самого клубка бы тогда не возникло?.. Но он сделал то, что сделал.
Вернее, не сделал ничего.
Подъезжая к Пятнадцатой линии, Никита нисколько не волновался. Мариночка с Экой уехали во Всеволожск еще утром: во всяком случае, именно такой информацией обладала вездесущая Нонна Багратионовна. Да и сам Корабельникоff подтвердил ее впоследствии, когда («не в службу, а в дружбу») попросил Никиту забросить подарки от сплоченного коллектива к себе на квартиру. Не тащить же их во Всеволожск, в самом деле! А Мариночке будет приятно найти их завтра… Или послезавтра… Когда они вернутся в Питер. «Ага, и под рождественскую елку сложить все это дурно пахнущее великолепие, по носкам рассовать», – тотчас же подумал Никита, но от язвительного комментария воздержался.
Подарков накопилось прилично – слишком много людей хотели упрочить свое положение в компании таким немудреным способом. Да и за примером далеко ходить не надо было. Ушлый начальник отдела по маркетингу Леня Васенков получил место вице-президента только потому, что змея-Мариночка пару раз снисходительно повела хвостом в сторону его скабрезных шуточек в узком кругу посвященных… Никита занес первую, оттягивающую руки партию в квартиру и сбросил ее в прихожей. Проходить дальше, в комнаты, не было никакого желания, в любом случае, Мариночка простит его за свалку едких верноподданнических отходов. Вот только…
Где-то в самой глубине, в недрах гулких корабельникоffских апартаментов, он услышал шорох. И что-то отдаленно напоминающее торопливые испуганные шаги. Несколько секунд Никита стоял, прислушиваясь.
Ничего.
Ничего и не могло быть. Тлетворный, бьющий в нос запах порока, свального греха, отправился за город вместе с владелицей, до Никиты доносились лишь слабые его отголоски. С самим Корабельникоffым он расстался полчаса назад, чтобы через полчаса снова встретиться, – их ждал Всеволожск.
Никого и ничего. Просто показалось.
Тряхнув головой, Никита отправился за новой партией пакетов. И по дороге умудрился выронить один. Ничего страшного не произошло: под плотной вощеной бумагой оказалась одинокая роскошная орхидея в коробочке: есть же еще романтические души в насквозь пропитанной прагматизмом пивоваренной компании «Корабельникоff», кто бы мог подумать! Присев на корточки перед коробочкой, Никита принялся рассматривать диковинный цветок. Он того стоил, честное слово! Орхидея и вправду была роскошной, неправдоподобно красивой и в то же время… Пугающей, что ли… Такие цветы никогда не дарят просто так, только – со значением. Когда хотят сказать чуть больше, чем сказано. Или – чем позволено сказать… Никита и сам обожал такие штучки – во времена, когда они с Ингой были счастливы… Господи, разве эти времена существовали когда-то? Если бы существовали, то этот цветок непременно бы их украсил. Крупные лепестки, похожие на застывшие языки белого пламени, – ни единого изъяна, ни единой червоточинки; на мертвенно-бледной плоти лепестков четко прорисовывались полосы. Так же, как и лепестки, они были совершенны. И – одинаковы; аккуратно огибая середину лепестка, они сходились в одной точке, у раскрытого, хищного зева. И это придавало растению сходство с животным. Опасным животным. Животным, которому наплевать на мелочовку типа мышей-полевок и без всякого повода впадающих в столбняк сусликов. Ему нужна добыча покрупнее. И поотчаяннее.
Мариночка…
Вот кто подойдет под это определение. Непременно подойдет.
Никита даже тихонько рассмеялся – дробным мстительным смешком. Интересно, кто отважился на такой дерзкий подарочек? И будет ли он оценен по достоинству? Если да, то кресло под шустрягой Васенковым может покачнуться…
Чертова полосатая орхидея занимала воображение Никиты еще некоторое время – вплоть до моста Лейтенанта Шмидта, где он на двадцать минут застрял в пробке. Потом была пробка у Мариинского, потом – у Обводника. Следующие несколько заторов он преодолел уже в компании притихшего и торжественного Корабельникоffа.
Едва усевшись в машину, Корабельникоff вытащил из кармана плоскую коробку, открыл ее и помахал перед носом личного шофера.
– Ну как? Понравится ей, как думаешь?
Симпатяга-гарнитурчик, кольцо и сережки, младшие компаньоны приснопамятного платинового колье… Предел мечтаний тонкокостной продавщицы из ДЛТ, стриптизерши из потнючего ночного клубешника, начинающей шлюхи со Староневского… Альфа и омега расхожих представлений о шикарной жизни.
– Еще бы не понравилось, – пожал плечами Никита, вспомнив аляповатую стекляшку на безымянном пальце корабельникоffской жены. – Понравится. Обязательно.
– Не знаю…
В голосе шефа прозвучала никогда не слышанная Никитой робкая неуверенность семнадцатилетнего мальчишки, год экономившего на пирожках, чтобы купить возлюбленной цацку в ближайшем ювелирном.
– Да нет… Очень красиво… Она должна оценить…
– Должна… – вздохнул Корабельникоff. – Да нет… Я до сих пор не знаю, что она ценит, а что нет… Я до сих пор не знаю ее… До сих пор.
Никита даже слегка притормозил. Давненько он не слыхал подобных откровений из уст Корабельникоffа. Если вообще когда-нибудь слыхал.
– Вас интересует ее прошлое? – ляпнул он.
– Прошлое? – Корабельникоff нахмурился.
– Так трудно выяснить? У вас ведь шикарная служба безопасности, Ока Алексеевич… Все в ваших руках.
Пассаж о службе безопасности вырвался из Никиты сам собой, все предыдущие реплики Корабельникоffа не давали к нему никаких оснований. Хотя клиническая картина ясна: в анамнезе – нудный до оскомины и такой же до оскомины типичный комплекс порядочного человека, взявшего в жены деятельницу с улицы Красных фонарей. Кое-что в ее бурном прошлом просматривается, но знать всей правды он не хочет. И не захочет даже на плахе. А тут Никита с сердобольными советами, за которые и распять можно. Змей-искуситель, злодей-резонер. Вот он, коварный план Нонны Багратионовны, неуклюже вброшенный в реальность! Но осуществляет его не латинский любовник, готовый поиметь скучающую красотку прямо на клумбе с флоксами, а личный шофер, он же – ангел-хранитель по совместительству.
В упоминании о службе безопасности было что-то бабье, недостойное мужика (разве что – адвоката или поверенного в делах), и Никита смутился. Но еще раньше, чем Никита успел смутиться, Корабельникоff недобро уставился на него.
– При чем здесь служба безопасности?
– Ни при чем… – сразу же поджал вероломный хвост Никита. – Просто к слову пришлось… Если уж вас так волнует ее прошлое…
– Разве я хоть слово сказал о ее прошлом?
– Нет, но…
– Твое дело – за дорогой следить… – впервые Корабельникоff так откровенно указал Никите на его место в иерархии. Как раз в духе телохранительницы Эки.
