– Ты намекаешь на то, что с ее помощью можно контролировать человека, да?

– Даже и не намекаю. Просто говорю.

– То есть внушать, воспитывать…

– Обрабатывать, организовывать, направлять, ублажать и запугивать.

– Потом, как в «Терминаторе», машины завладеют миром?

– Иронизируешь? Намеренно упрощаешь? Не все так просто. До этого наверняка появится человек, который скажет себе и всем: я знаю, как надо! И это будет очередной грандиозный провал очередной общей идеи. Ведь почему двадцатый век так в этом отличился? Нз-за расцвета медийных средств: газет, радио, кино, телевидения. А теперь – такая техника! Как только этот тип захочет осчастливить человечество, он будет строить систему. Всех – в систему! Там – хорошо! Идеальное общество. Всем смотреть сюда, соблюдать равновесие, сохранять устойчивость, не раскачивать лодку. Так? А вот и нет! – Тут Артур сел на своего любимого конька. – Я тебе скажу! Неравновесные системы сами образуют стройность, только для этого не надо бояться рисков. Потому что в системе разворачивается главный процесс – процесс самоорганизации. Но нет! Куда там! Никто не хочет ничего знать. Вместо оценки рисков замораживают систему, начинается понижение энтропии, всякое исключение хаоса, поддержание структуры, создание шаблона, искусственной матрицы.

Мнение, высказанное Артуром, показалось Виталику оригинальным, однако нельзя сказать, что Артур сделал здесь какое-то открытие. Мысль, пришедшая в голову более чем одному человеку, тривиальна. В этом тривиальная реальность и реальная тривиальность. О чем это мы? Дело в том, что за несколько месяцев до его монолога два брата-режиссера Ларри и Энди Вачовски закончили сценарий фильма «Матрица».

Фильм выйдет через три года, выйдет, как бомба из бомболюка. Это будет первой точкой отточия, поставленного в конце двадцатого века.

«А blinking cursor pulses in electric darkness like a heart coursing with phosphorous light, burning beneath the derma of black-neon glass» – это начало сценария. Бьющийся, подобно сердцу, фосфоресцирующий курсор на черном экране. Пустой ночной город. Тринити, убегающая от агентов Матрицы. Агенты Матрицы спокойны: «Мы знаем о следующем объекте. Его кличка Нео».

Нео – хакер, днем – образцовый гражданин Томас Андерсон. Компьютер устраивает встречу Нео и Тринити: «Ты пришел, чтобы узнать ответ на вопрос, что такое Матрица?»

И он узнает, что на самом деле сейчас не 1997 год, а 2197-й, что он живет не в реальном, а виртуальном мире, в реальности люди используются как источники биоэлектричества, как батарейки для машин, поскольку солнечный свет больше не пробивается сквозь сплошную облачность. Люди находятся в ячейках, а их мозг подключен к программам-симуляторам, полностью воспроизводящим жизнь такой, как она была в 1997 году. Программы создают иллюзию полноценной жизни.

Горстка людей, не заключенных в ячейки с питательным раствором, в реальности борется, как может, с властью существующей машинной системы. Чтобы бороться с миром программ, они тоже могут подключиться к виртуальной жизни, войти внутрь нейроинтерактивной системы – Матрицы. Собственно так Тринити встретилась с Нео, на которого борцы возлагают особые надежды. Его вытаскивают из ячейки, показывают реальность и предлагают встать в их ряды: «Добро пожаловать в реальный мир, Нео». Теперь вместе с новыми друзьями Тринити, Морфеусом и другими, он будет проникать в виртуальный мир, имея цель покончить с существующей системой.

Входить в мир Матрицы с помощью нейроконтактов небезопасно. Тело живет, пока живет мозг, и если тебя убьют в виртуальном мире, тебе уже не жить в мире реальном. У Нео оказались редкие способности. Морфеус верит, что он нашел спасителя, о котором якобы говорил Оракул. Оракул – это тоже программа в Матрице. Программы живут самостоятельной жизнью – эта представлена в виртуальном мире в виде немолодой женщины. Технологичность Матрицы сталкивается в ее лице с психологической концепцией.

Реальный мир суров, непритязателен, полон опасностей, в нем – ноль комфорта, зато в избытке ответственности. Матрица привлекательна. В ней – жизнь, знакомая нам, жизнь, созданная цивилизацией: пища имеет аромат, одежда – стиль, жилище – современные удобства, к услугам – увеселения, автомобили: «Матрица – мир грез, чтобы подчинить нас, Нео».

Нео узнает, что сохранившейся популяции людей приходится жить глубоко под землей. Оракул предсказал, что будет конец войне с машинами и люди обретут свободу. Последний островок, где обитают люди, называется Зион (Zion). То есть – Сион. Ну конечно же Сион! Сион – символ Царствия Божия во всей его полноте. Сказать «Сионский» значит сказать, в обобщенном смысле, «Храмовый». Агенты Матрицы ищут коды доступа к нему.

Агенты – это суперпрограммы, биться с которыми простому смертному не под силу. Агент Джонс, агент Браун, агент Смит. Безликие, средненькие, похожие на киношных чиновников из ФБР, но обладающие огромными возможностями. Инакомыслие подавляется, но личного пространства это не касается. Все можно. Все, кроме оспаривания власти Матрицы. Получается эдакая постмодернистская модель государства, циничного, насыщенного пиар-технологиями, заботящегося о собственных амбициях и собственных активах. Фальшивка. Умная, агрессивная, хитрая.

Выдумка братьев Вачовски? Для людей благоразумных, тех, кто намеренно сузил полосу частот восприятия внешних сигналов, – да. Для тех, кто потупее, – тоже да. Для тех, кто подходит к границам возможностей, это – послание. И не так важно, предупреждение это или обещание, важно содержание.

Заключительные реплики в сценарии принадлежат маленькому мальчику и его маме: «That man! That man fliers! – Don’t be silly, honey. Men don’t fly. (Этот человек летит! – Глупыш! Люди не летают)».

В программном мире летают.

Артур рассуждал, ничего не зная о сценарии, но сценарий был уже написан. Артур толковал Виталику о социальной роли технологий, об аспектах их развития, о тенденциях и проблемах так, будто у него самого проблем не было. А у него они как раз были. Он старался забыть о них. Совсем другого рода проблемы – личные. Он хотел уйти от них. Но они стояли на первом плане. И имя им было – Людочка.

Людочка… она – как электрон, который перешел на дальнюю орбиту: атом еще существует, но уже в критическом состоянии. Еще один квант внешнего воздействия, и электрон оторвется.

Вначале у нее наступил период лихорадочных сомнений. Артур отмечал то ее порывистость, то внезапное торможение, редкие всплески страсти на фоне постоянной замкнутости. Он делал шаг навстречу, она отстранялась. У нее появилось отчуждение. Ну, и как ему с этим справиться? Под машину попасть или стать долларовым миллионером? Когда дело касалось его лично, он не брался выигрывать у судьбы, он молча переживал.

Людочка пребывала в нерешительности.

– Только бы пережить эту зиму! – повторяла она.

Ей казалось, что лето все расставит по своим местам, что оно горячим солнцем, длинными деньками, запахом левкоев развеет зимний сумрак забот и тревог. Скорее бы вернуться в лето из зимы, как из ссылки. Летом придут каникулы и созреют умные мысли. Споткнувшаяся было жизнь вновь потечет, как кинофильм.

Но в Москве пахло сырым снегом, и в небе на северо-западе матово повисла комета Хейла-Бопа. За полночь то там, то здесь подавали голоса поставленные на сигнализацию машины. Як писни спивают…

Ей снился Артур. Лето, еще светло, они лежат рядом, укрытые только одним законом единства и борьбы противоположностей. Артур совсем близко, так близко, что ей трудно устоять, но рассудок останавливает ее.

– Нет, не сегодня, – шепчет она. – Никак не сегодня.

– А когда?

– Завтра. Давай завтра. Завтра я буду, как шелк. Вот увидишь.

– И будешь?..

– Да, все, что пожелаешь.

– И?..

– Да, да, да.

Бродящие во сне мысли заставляют ее уже в реальности прильнуть к Артуру. Тот, путая сон с явью, дарит ей чудесную виртуальную реальность или реальную виртуальность, восторг в полусне. И ее сонные мысли обретают форму здесь и сейчас, будто уже наступило предвкушаемое «завтра» и ожидаемое лето.