На встрече с Мицуко!

Пацюк едва не упал со стула. А над головой нескладной провинциальной сестры покойного вдруг возник нимб. Вот именно нимб. Эта святая приведет его прямиком к такому невыразимо прекрасному японскому имени! Повод – самый невинный. Он станет наперсником, он будет сопровождать эту деревенщину, которая, судя по всему, и двух слов связать не может.

Забелин, даже не подозревавший о буре чувств в груди стажера, вручил сестре удушенного Кирилла Лангера кое-какие вещички и ключ от его квартиры. С последним вышла заминка: следователь начал путано объяснять тетехе, как добраться до Второй линии, а та никак не могла взять в голову, что улица именно так и называется: «Вторая линия».

– Вторая линия чего? – кротко спросила она, глядя на Забелина такими же кроткими глазами.

– Вторая линия Васильевского острова. – Следователь, очевидно, решил посоревноваться в кротости с придурочной сестрой.

– А улицы на этой линии есть?

– Есть. Вторая линия и есть название улицы. Вторая линия, дом 13, квартира 13.

– Но…

Вот он и наступил – звездный час Пацюка! Задержав дыхание, он встал со стула и самым независимым голосом произнес:

– Если не возражаете, шеф, я могу проводить… нашу гостью.

– Очень меня обяжешь. – Забелин посмотрел на стажера с суровой отцовской нежностью. – Вы как, Настасья Кирилловна, не возражаете, если наш сотрудник вас проводит?

– Нет, – тетеха покраснела. – Я буду очень рада…

«А уж как я буду рад, – подумал Пацюк. – Особенно когда придет время представить тебя моей очаровательной луноликой, солнцеподобной красотке!»

– Вот, возьмите… – Черносотенная (если исходить из прикида) мадам как будто что-то вспомнила. – Я Кириллу везла… Но ему теперь не понадобится.

И вынула из сумки несколько огромных гранатов – каждый величиной с прокурорское пресс-папье.

– Да что вы! – сразу же засмущался следователь, постоянно находящийся под дамокловым мечом статьи № 290 УК РФ: «получение взятки должностным лицом». – Не стоит, право…

– Берите, берите… Это наши, вознесенские. Из собственного сада.

После минутных прений гранаты рухнули в пропасть рабочего стола Забелина, а Пацюк подхватил мадам под руку. Хотя какая уж там «мадам», так, перепуганная, ушибленная страшной вестью девчонка. Даром что обручальное кольцо въелось в палец и потускнело от времени.

После того как девчонка скрылась за дверью, Забелин придержал ретивого стажера.

– Ты уж смотри поаккуратнее с ней. Сам понимаешь.

– Все будет в порядке, шеф.

– Останься с ней на некоторое время, если будет нужно.

– О чем разговор!

– Чертова квартира… Там и у нормального человека крышу снесет. А здесь… С кем мы имеем дело здесь?

– С кем? – с готовностью переспросил Пацюк.

– С крестьянкой, Пацюк. С крестьянкой. А подобные квартиры не для их слабого деревенского менталитета… Будет потом всю жизнь ужасы детям на полатях рассказывать. Так что ты уж поддержи ее, если что.

– O’key-dokey! – ляпнул Пацюк Забелину и даже затряс головой от навалившегося на него ощущения полноты бытия.

«O’key-dokeу» – это было ее, Мицуко, выражение, случайно подслушанное Пацюком. Забавное, трогательно-наивное и, несомненно, пригодное для всех случаев жизни. А с каким неподражаемым изяществом артикулировал ее рот!.. Пацюк столько раз примерял эту лексическую несуразицу «o’key-dokeу» на себя, и вот наконец-то подоспел момент произнести ее вслух.

Неплохо получилось. И главное – в масть.

– Ты что сказал? – сразу же насторожился Забелин. – Где-то я уже слышал эту бредятину…

– В боевичках американских и слышали. Где мировое зло падает с дыркой во лбу и загибается. И все. O’key-dokeу. Смотрите лучше мексиканские сериалы, шеф.

После такого напутствия Пацюк прыгнул за дверь и сразу же оказался в опасной близости к женщине в черном. От нее пахло перебродившим вином и козьим сыром. И это сразу же вдохновило Пацюка.

– Как вас зовут? – вежливо спросил он.

– Настя…

– А меня – Георгий Вениаминович. Но можно просто – Егор.

– Нам далеко ехать? – Она совершенно не знала, о чем с ним говорить. И главное – как.

– Здесь рядом. К тому же у меня машина, Настя.

Ну, машина – это было громко сказано. Вот уже несколько лет Пацюк являлся несчастным обладателем такой же несчастной и вечно простуженной «бээмвухи». «Бээмвуха» ломалась с периодичностью раз в три дня и будоражила окрестности пробитым глушаком. В такую развалину Мицуко не сядет даже под страхом харакири. Но на сельскую жительницу пацюковское сокровище произвело неизгладимое впечатление.

– Это ваша машина? Красивая… – только и смогла выговорить Настя, с почтением взглянув на Пацюка.

Еще бы не красивая, если учесть, что явилась ты из мест, где самым модерновым средством передвижения является какой-нибудь завалященький сивый мерин. Или трактор «Кировец» на худой конец.

Стажер открыл переднюю пассажирскую дверь и водрузил оробевшую Настю на сиденье. Движок, как обычно, захрюкал только спустя три минуты.

– Ну и как вам Питер? – спросил Пацюк, трогая машину с места.

– Еще не знаю, – вежливо ответила Настя и так же вежливо заплакала. – Я только в метро была. В морге и в метро.

Пацюк прикусил блудливый, не ко времени настроившийся на игривый тон язык.

– Ужасная история. Примите соболезнования, Настя…

– Спасибо. Вы ведь тоже занимаетесь этим делом?

– В некотором роде…

– И вы тоже верите в то, что мой брат покончил с собой?

Ежу понятно, что покончил. На этот счет у Пацюка была собственная теория. Кирилл Лангер затянул удавку на шее собственными руками и – почти наверняка – сделал это от неразделенной любви.

К Мицуко.

Женщины, подобные Мицуко, были призваны для того, чтобы косить налево и направо мужское поголовье. Обладать ими было невозможно, не обладать – тоже. Оставалось только либо отойти в сторону и отказаться от мысли приручить богиню. Либо – сгореть в топке порочных страстей. Ухватив лишь напоследок лакомого женского мясца. Поцеловав лишь краешек платья.

Судя по всему, Кирилл Лангер выбрал второй путь. И бредовая надпись на окне тому свидетельство. Любовь Лангера к Мицуко была любовью несчастной. Во всяком случае – неразделенной. Иначе его подруга вела бы себя совсем по-другому. А Мицуко оказалась совершенно равнодушной – и к телу самоубийцы, и к самому факту самоубийства. С очаровательной детской улыбкой подписала протокол – и только ее и видели…

– Следствие располагает неопровержимыми доказательствами, – пробубнил Пацюк. – И мы с вами ничего изменить не можем. Так что придется принять сей факт как данность.

– Мне сказали, что в милицию позвонила его подруга.

– Да, – Пацюк едва справился с волнением. – Вы правы. Его… подруга.

– А я могу с ней увидеться?

– Думаю, вам необходимо с ней увидеться, – он сделал ударение на слове «необходимо». – Если хотите, я устрою… Побеседуете с ней в неформальной обстановке.

– Спасибо… Большое спасибо… А когда?

«Да хоть сейчас», – едва не прокололся Пацюк и лишь в последний момент удержался от подобной глупости.

– Я дам вам номер телефона. Позвоните ей.

– А… это удобно?

– Конечно, – с неподдельным жаром воскликнул стажер. – А я отвезу вас на встречу…

– Я и так отнимаю у вас много времени, – совсем не к месту заартачилась сельская тетеха. – Я бы могла и сама…

– Что вы! Мне совсем не трудно… Вот мы и приехали.

Ржавый пацюковский кабриолет затормозил у мрачного семиэтажного дома с одинокой парадной, выходящей прямо на линию. Высунувшись из машины, Настя задрала голову и несколько минут разглядывала облупившийся модерн начала века.

– Здесь он жил? – благоговейным шепотом спросила она.

– Да. Именно здесь он и жил, – подтвердил Пацюк. – Квартира на верхнем этаже. Место, конечно, радужных мыслей не навевает…

– Что-то мне нехорошо, – вдруг запричитала Настя, а ее неожиданный покровитель нахмурился.