© Яна Глазкова, 2015

Редактор Александр Шмитько

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Она сидела у окна, слегка подергивала ногой – это был жест ожидания, а не нервного напряжения. Она была в хорошем расположении духа, сидела у самого окна, откуда изливался голубой и желтый уличный свет. Натуральные ореховые волосы, наэлектризованные от шляпки, пушились во все стороны, оттого создавая впечатление ее внеземного происхождения. Она крутила трубочку в руке, искусала ее и измяла, с силой тыкала трубочкой в дно пустого стакана так, будто могла пробить там ход к источнику живительного нектара. Она ждала его. А кого же еще может ждать очаровательная девушка в кафе, наполненном солнечным светом, весной на узкой улочке Парижа? Конечно, она ждала его. И он должен был прийти. Звякнула входная дверь кафетерия, и в помещение вошел он. Он был в длинном плаще, отлично сложен, его мужская статность хорошо выражалась через уверенную ходьбу. Каждым своим шагом он провозглашал: «Я мужчина! Я явился взять то, что принадлежит мне!». У него была небольшая челка, которая послушно откинулась набок, открывая черты мужчины молодого, сильного. Высокие скулы, широкий рот, крупные зубы, крупный нос и огромные зеленые глаза. Он шагал по кафетерию, как триумфальный полководец, как завоеватель, как наглый обладатель всего, что находилось вокруг него. Он шагал по кафетерию, то попадая под лучи света, то уходя в тень. Молодые девушки перестали щебетать и следили за его шествием, даже бармен позабыл о своей грязной тряпке, которой натирал белый прилавок.

– Здравствуй!

Он уселся напротив нее. Откинулся на стуле и в упор уставился в женские медовые глаза, он владел ее телом и ее разумом, в ту секунду она ему принадлежала, он был полноправным владельцем. Девушка открыла рот, ее пухлые розовые губы походили на карамельный пудинг, и произнесла:

– Я пришла раньше тебя. Я хотела видеть, как ты войдешь сюда. Ты же знаешь, я хочу тебя больше всего именно в такие моменты.

– Знаю. – мужчина лукаво усмехнулся, и прядь блестящих волос упала на лоб.

– Сегодня все улицы залиты голубым светом, а машины, как одна, все зеленые. Никак не могу понять, отчего мир такой загадочный и странный.

– А как он умудрился подарить тебя мне, так долго не запрашивая плату?

– Ты снова об этом? Прекрати.

Она взяла его руку, крепко сжала ладонями. Сердце ее превратилось в раскаленный металл, в корсет ее души. Она смотрела в его зеленые глаза, она потерялась в лугах этих бездонных, беспощадных и щедрых глаз.

– Вы чего-нибудь хотите? Вам принести меню? – их бесцеремонно перебил бармен, его манера говорить и шмыгать носом выдавала деревенское происхождение.

– Эспрессо и стакан воды. Для дамы яблочный сок. – сухо ответил он, чья ладонь грелась в обволакивающих женских руках.

Бармен удалился, бормоча недовольства себе под нос.

– Так хорошо, что мы проснулись сегодня раньше, и у нас целый город в распоряжении.

Это были Жоэль и Поль. Два человека, любившие так страстно, как не любили тысячи других до них и не полюбят после. Они состояли из шелковой ткани, а может из материи более тонкой, но были они безвозмездно чисты и безукоризненно красивы. Им не надо было просить и зарабатывать блага, все появлялось в их жизни просто и навсегда. Они чувствовали пульс, разделенный на двоих и живущий так, как бьется святой источник далеко во льду горных вершин. Их дом, казалось, никогда не покрывался пылью, а их волосы и кожа никогда не старели. Время было союзником, а город оболочкой, послушной и просторной.

Жоэль не имела веса, порой казалось прохожим, будто она парит над забрызганным печалью асфальтом. Поль часто брал ее за коленку во время их многочасовых поездок в лиловом кабриолете, а она улыбалась ему и, обнажая душу, зажмуривала глаза встречному ветру. Жоэль все время трогала правое запястье, особенно во время чтения книги или долгих размышлений. Они ходили в зеленые парки, валялись в густой траве, перемешанной с полевыми цветами. Их смех превращался в симфонию вселенского бытия, звенел пророчеством и улетал ввысь к давно ушедшим от нас.

Поль был сделан из белого мрамора, был создан нерушимым и в то же самое время прозрачным по своей сути. Он умел чувствовать и быть жестоким в одном сосуде. Фигура слегка высушенная, вытянутая, но гибкая и привлекательная, он походил на дикую кошку с волчьим характером в глазах. Жилки на его скулах создавали некую симфонию с уверенным плечами, вобравшими всю твердость янь в своей форме. Он ступал уверенно, втискивая весь свой вес в земную твердь, знаменуя свое право. Его было невозможно не заметить в толпе. Поль выделялся среди масс своими лучистыми глазами, он будто был лишен страхов и пороков. Поль никогда не жевал жвачку, уж тем более никогда не позволял себе расслабить спину. Он был образцом и в тоже самое время большим дефектом мира, в котором смел родиться.

«Я чувствовала, как он дышит, подходя к нашему дому, я была в плену его сознания, в добровольном рабстве. Его тело владело мной, и я была готова дать ему все, что он готов был попросить, и все, о чем умолчал. Он молчал, а я слышала треск его мыслей.» – рассказала как-то Жоэль свой соседке, упершись взглядом в бесконечную вереницу одинаковых домов.

«Я запускал пальцы в ее волосы и чувствовал запах ее шеи, я целовал ее везде, принимая ее цельно такой, какой создали ее. Я поглощал ее взгляды, как безнадёжный наркоман. Мне было позволено владеть и быть узником одновременно. Все, что оставалось мне – это бродить рядом с ней каждую минуту моей жизни и запоминать, как лучи света преломляются и попадают на ее кожу, как тени играют с ее ресницами, пальцами рук и хлопковой юбкой.» – так Поль думал в минуты и часы их вынужденной разлуки, он делился с самим собой, чтобы не забыть, чтобы не привыкнуть.

Их счастье было чистым и непринужденным, они не сталкивались с проблемами, они не были долго в разлуке, не питали чувств к другим людям. Их обходили стороной житейские беды и наполнял вечный поток любви, они были идеальным предметом зависти, неким вызовом обычному существованию любых влюбленных. Жоэль и Поль пытались вспомнить, с чего началась их любовь и не могли припомнить ни дня, ни повода их встречи, не могли вспомнить, как заехали в свое уютное гнездышко, в дом из 3 комнат и зеленого заднего двора.

Однако наши влюблённые обладали далеко не идеальными характерами. А если подумать крепко, то, пожалуй, невозможно любить человека без единого прореха, такого человека можно обожать, боготворить, ненавидеть, но любить никак нельзя. Жоэль и Поль любили устраивать скандалы, хлопать дверьми и потом нежно мириться. Не могут женские слезы быть невостребованными, иначе вся женщина начинает сохнуть изнутри. Жоэль должна была плакать, а Поль должен был просить прощения, потому что мужские уста слипаются, не произнося слов «прости» и «я виноват». Эти двое раз в месяц превращались в диких собак, и как говаривал их сосед: «Ребятки могут ругаться только там, где есть что-то бьющееся».

Но потом они мирились. Не так давно они снова разругались, и Поль явился домой к вечеру, полный покаяния и раздираемый страстью.

– Я скучала. Почему ты убежал?

– Я должен был убедиться.

– Ты убедился?

– Я люблю тебя. Прости. Я виноват.

Она стояла в пелене фиолетовых солнечных зайчиков и медленно снимала с него пальто. Она прикасалась к его шее и скользила ладонями по упрямым плечам, проводила пальцами по ключицам, остановив руки на его груди. Подобно дыханию дракона, его волевая грудь вздымалась, заставляя кончики её пальцев неметь. Она смотрела в самую глубину его зеленых глаз, всегда немного отчужденных, немного немых на чувства сердца и дерзких на удары судьбы. Жоэль ждала его, а фиолетовые зайчики плясали на оливковой коже Поля. Она ждала его, а он улыбался в полутени комнаты. Она его ждала, и он пришел.