Его сощуренные тигриные глаза на одно лишь кратчайшее мгновение победно вспыхнули в сторону обервертухая, и тот очень хорошо понял, что именно подумал Хозяин в этот момент: «Ну что, остался ни с чем, товарищ "всё про всех знающий"?… Изучил вдоль и поперёк всю мою корреспонденцию?… Сколько важных дел из‑за этого перепоручил другим да отложил "на потом". А не нашёл ничего – и руки опустил. Сначала в октябрьские бумаги НКИДа залезть поленился, потом – материалами Тегеранских переговоров пренебрёг. Эх ты, аналитик!…»

На мгновение Берия потерял чувство реальности, и перед его глазами вновь встало ночное видение полуторамесячной давности. На Сталине опять был повязан пионерский галстук, но вопросов он уже не задавал. Лишь покачал головой и сказал: «Помнишь, я тебе в кошмаре снился?… Так вот, я оказался прав: муд‑дак ты, Лаврентий!… Ты не против?…»

Нет, он не возражал. Сразу же после того, как Иосиф упомянул письмо Рузвельта, прояснилось, куда свернул Хозяин, и стало очень обидно.

«Неужели Ему больше нечего делать, кроме как загадывать этот ребус? Полгода он, Лаврентий Берия, уворачивался и изворачивался, чтобы не встать на пути "шаровой молнии", грозившей своей внезапностью и неуправляемостью принести массу неприятностей, и материализовавшейся теперь в мыльный пузырь».

Берия чуть не завыл от досады. Единственное, в чём он действительно признал ошибку, – это в оценке Шахурина. Точнее, он сразу оценил его верно, но придал слишком большое значение форме.

«Тут Хозяин абсолютно прав! Вот почему Он оказался столь мягок к школьникам!» – Подумал Лаврентий Вертухаевич и мысленно открыл в «деле» последнюю страницу. Осталось лишь грамотно выйти из этой истории да напоследок ещё раз напомнить о себе всём восьмерым гадёнышам, хотя и невольно выпившим из него столько крови.

– …Все кроме товарища Маленкова свободны. Георгий Максимиллианович, нам с вами надо обсудить ещё один вопрос, – свернул совещание Вождь и жестом отправил карателей на трудовую вахту.

* * *

Выйдя в коридор, Берия попрощался с прокурорами и позвал чекистов к себе в кабинет. Когда все расселись, Лаврентий Павлович обвёл взглядом своих центурионов и начал читать нравоучение:

– Вы думаете, было легко смотреть, как под прямым контролем наркома начслед Влодзимирский барахтался, словно слепой котенок, и чуть не утонул в ночном горшке?! Не скрою, по существующей практике следствие проведено на должном уровне. Всех арестованных правильно подготовили, чтобы те начали давать показания против настоящего врага. Сами знаете, что врагом может стать любой!… в любую минуту. Но именно в этот раз перед вами поставили совершенно другое… необычное задание. Проблема, возникшая перед руководством страны, слишком глобальна, чтобы я позволил себе, даже ради спасения чести мундира, направить вас в нужное русло… Вы должны были догадаться сами!… Весь фон «дела» наводил на разгадку!… Согласитесь, совершенно не требовалось знать причину, из‑за которой следствие поручили провести именно по «демократическому» пути. Просто перед вами поставили задачу: доказать антисоветскую деятельность в рамках УПК. И вы обязаны были добыть доказательства путём, в первую очередь, грамотного ведения допросов. Вдумайтесь: восемь человек!… Каких «человек» – школьников… дудели в одну дуду, и вы ничего не смогли с ними сделать!… Мне впору подумать о том, чтобы направить генерала Влодзимирского на курсы повышения квалификации, месяца на три… в школу милиции, – презрительно глядя на Льва Емельяновича, добил того оберчекист.

Берия не сомневался, что Хозяин никогда не расскажет другим, что он, Сталин, не информировал Лаврентия о своих планах, поэтому спокойно блефовал, делая вид, что знал обо всём с первой минуты. И подручные поверили.

– Отчитайтесь, товарищ начслед по особо важным делам, – сдвинул прикуп на Льва Влодзимирского нарком Меркулов.

– Товарищ Берия! Лаврентий Павлович! Да мы же их к другому готовили! И прекрасно подготовили!!!

– А я о чём говорю? Где ваш творческий подход? Всё ждёте, когда за вас разжуют и проглотят?! Молчи уж!

– Лаврентий Павлович!… Казните, если заслужил, но исправить я уже ничего не могу! – взмолился о пощаде Лев Емельянович.

– Это и без тебя известно. А вы что скажете? – Берия грозно смерил взглядом всю верхушку репрессивных органов.

Всегда сбитые в стаю для расправ над безгласными, комиссары госбезопасности, при случае и по первой команде, всей сворой набрасывались и на себе подобных, раздирая жертву на куски в надежде, что за рвение их ещё больше приблизят к центру пиршественного стола. Но перед Берией сидели не семиклассники – они прекрасно поняли, что сверкнувшая молния оберчекистского гнева громыхнула раскатом лишь единожды и ушла в землю, сохранив всю стаю в неприкосновенности. Им же осталось лишь дожидаться счастливого конца спектакля и поаплодировать актёрам после того, как опустится занавес.

– Лаврентий Павлович, позволите? – Вступил первый замнаркома ГБ Богдан Кобулов.

– Говори.

– Товарищ Берия! Если коротко… – есть исполнители. Это, скажем, все мы. А есть высшее руководство! Если говорить о работе следственной части по особо важным делам с позиции, я бы сказал, привычной, то всё сделано не так уж плохо: группу учащихся подготовили выполнить любое задание партии. Другое дело, что следствию не хватило общеполитического кругозора и понимания момента… Оно не сумело подняться над своими узковедомственными интересами, не поняло новой тактической задачи, поставленной перед ним. Можно и, конечно, нужно критиковать за это товарища Влодзимирского, но потому и есть у нас Вождь и Учитель, товарищ Сталин, что Он умеет видеть на тысячи километров дальше любого из нас! Умеет направить нас! Я думаю, что начследчасти по особо важным делам сделает правильные выводы из Отеческой критики. И мы все сделаем из этого случая правильные выводы. Как вы считаете, товарищи?

Вслед за Кобуловым и остальные волкодавы в один голос завыли в поддержку собрата.

– Ладно, – примирительно сказал Берия. – Товарищ Сталин сегодня преподал вам хороший урок… Помните, что партия поставила вас на столь ответственный участок не для того, чтобы вы мух ловили!… Вы просто обязаны в любой ситуации быть сильнее, умнее и хитрее противника, как бы он ни был вооружён! Учитесь верно читать УПК! Я надеюсь, что мне в последний раз пришлось краснеть за вас перед товарищем Сталиным… Подвожу итоги. Первое. Влодзимирскому к утру подготовить «Обвинительное заключение» в соответствии с сегодняшним указанием Иосифа Виссарионовича и согласовать бумагу с наркомом госбезопасности и с прокуратурой. Процедуру освобождения из‑под стражи тебе завтра также предпишет товарищ Меркулов. Второе. Это для вас, Всеволод Николаевич. Подберите адвокатишек поквалифицированней и пригласите кого‑нибудь из прокуратуры, да хотя бы того же Шейнина. И пусть они в русле сегодняшнего задания товарища Сталина покрутят это и аналогичные дела из архива, вместе с группой Влодзимирского, естественно… Через два месяца посмотрим ваш промежуточный отчёт. Все кроме товарища Меркулова свободны.

Чекисты облегчённо оторвали зады от сидений, одёрнув прилипшие к ляжкам галифе, и начали задвигать стулья на место. Оставшись наедине с Лаврентием Павловичем, комиссар 1‑го ранга не спускал глаз с оберчекиста, расслабленно откинувшегося на спинку кресла.

Не забывая, как обидно обошёлся с ним Сталин, владелец второго по значению кабинета страны не хотел, чтобы и Всеволод затаил, теперь уже на него, Берию, обиду за то, что наркома вынужденно отчитали наравне с подчинёнными. Прежде чем начать говорить, член ГКО интенсивно помассировал рукой складки кожи на затылке, как бы пытаясь снять накопившуюся усталость. Затем, сев прямо, он несколько раз попеременно то расправлял плечи, то разводил лопатки, высвобождая из плена затекший позвоночник. Потом занялся пенсне, тщательно протерев его куском фетра. Закончив процедуры, Берия водрузил пенсне на переносицу и примирительно сказал: