– А не надо ничего доказывать! Вот если вызовут, тогда… мы же никого не обманем, если будем так отвечать? – рассудил Петя.
– Как отвечать?
– Ну… что нам плевать на этот «рейх».
– Тебе хорошо. А нас с Реденсом Шах уже и на должности назначил… дней за пять до перестрелки.
– Га‑га…
– Ха‑а‑а…
– Хмель – свинство так шутить! Они ведь по‑настоящему погибли.
– Да я ничего плохого не хотел сказать. Просто случайно вылетело.
– Ясно! Ну и кем же ты стал, Тёмка?
– Зря лыбишься, Бакуль. Он всё так серьёзно обставил!… Реденса произвёл в «заместители по партии», а меня назначил «начальником концлагерей».
Все посмотрели на Лёню – так ли это?
– Ну и как? Ты хоть успел вступить в должность?
Встречный вопрос Реденса опять вызвал всеобщий хохот.
– …Не, я её не принял. Вовка рассвирепел – мол, я дурак и, если откажусь, он меня из «Империи» взашей попрёт. А потом как‑то само рассосалось. Школа закончилась, мы к экзаменам готовиться начали…
Казалось, смех разрядил напряжение – ведь в их возрасте мальчишки и не могли беспрестанно думать только о смерти, пусть даже очень впечатлившей, или о своих надвигающихся проблемах. С полминуты никто не произнёс ни слова, но все почувствовали, как устали гадать, что принесёт день завтрашний.
Наконец Кирпичников сказал, поднимаясь с травы:
– Всё обсудили? Давайте тогда расходиться, что ли?
– По коням! – закруглил собрание Бакулев.
* * *
Оказавшись дома, Артём увидел, что рядом с родителями за столом сидят Константин и Раиса Уманские – вчетвером они справляли горькие поминки.
Начальник следчасти по особо важным делам, комиссар госбезопасности Лев Влодзимирский, радостно потёр руки, когда к нему на стол легло оперативное донесение, где говорилось, что шесть членов тайной антисоветской организации «Четвёртая Империя» провели длительное совещание в Нескучном саду.
Загадочная смерть детей высокопоставленных родителей вызвала в Москве массу толков. Из уст в уста передавались слухи и небылицы, обрастая каждый день новыми «подробностями».
6
Сталин принял Меркулова 7 июня в 19.33 – на три минуты позже назначенного. Во время войны, он реже сам выслушивал отчёты наркома – основную информацию о госбезопасности ему передавал Берия. Однако у Хозяина были широкие возможности контролировать правильность сообщений оберчекиста. Во‑первых, ежедневно докладывал подчинявшийся лично Сталину начальник управления охраны высших сановников генерал‑лейтенант Власик. Такой статус охраны позволял Вождю контролировать своё окружение все двадцать четыре часа в течение любых суток. Во‑вторых, существовал ещё и секретный отдел по надзору за членами ЦК. Его возглавлял начальник секретариата Сталина Поскрёбышев, имевший собственную разветвлённую сеть сексотов. Оттуда к Хозяину тоже стекались соответствующие сводки. Но, привыкнув сравнивать информацию о госбезопасности, поступавшую со всех сторон, Вождь считал необходимым периодически вызывать на ковёр и Меркулова, и конкурировавшего с ним влиятельного начальника военной контрразведки (СМЕРШ)[7] Абакумова.
Ещё перед визитом в Кремль Всеволод Николаевич анализировал вчерашний разговор у Микояна и последующий – в кабинете Берии. Он раздумывал, как подать Хозяину информацию о деле Шахурина. Акцент на политической окраске дела мог дать дивиденды, но одновременно грозил отрицательными последствиями – всё зависело от мнения Сталина. Меркулов понимал, что в военное время Вождя больше волновали вопросы реальной безопасности, а не шалости сановных детей, но, с другой стороны, речь шла об идеологии, а ей Сталин придавал первостепенное значение всегда. Кроме того, события бросали тень на Микояна, давая против него компромат – любимый десерт Иосифа Виссарионовича.
В итоге Меркулов решил проинформировать Сталина максимально полно, но ажиотажа вокруг убийства не создавать, а дальше действовать по обстановке – в зависимости от его реакции. Выслушав отчёт наркома и распорядившись по неотложным вопросам, Сталин наконец отреагировал и на смерть высокопоставленных детей – неторопливо, с сильным грузинским акцентом, сказал:
– А по поводу убийства, вы, товарищ Меркулов, подготовьте перечень следственных мероприятий и передайте мне на просмотр. При этом мы хотим, чтобы вы знали, что нам крайне важно, с одной стороны, провести самое серьёзное расследование и получить абсолютно точный и объективный результат, но, с другой стороны, мы считаем, что поднимать большой шум сейчас неуместно… Конечно, если потребуется, можете запрашивать разрешение на следственные действия в отношении любых лиц, причастных к делу. Когда сочтём нужным, вы получите такое разрешение… через товарища Берию. Но помните, что родители школьников делают для страны большую работу, и мы настоятельно просим вас вести это дело строго в рамках Уголовно‑процессуального кодекса Российской Федерации… Соберите пока всю информацию. Особенно постарайтесь выяснить, кто из взрослых мог направлять Шахурина‑младшего и как далеко его друзья зашли в антисоветских настроениях?
Покинув кабинет Хозяина, главный чекист с радостью понял, что ни в чём не ошибся, как не ошибся позавчера и его шеф Берия – Сталин действительно пропустил мимо ушей информацию о трагедии. Смерть детей и даже фигурировавший в деле пистолет Вани Микояна остались для него второстепенными, а вот сведения о «тайной организации», действовавшей под руководством Владимира Шахурина, да ещё использовавшей фашистскую символику, показались Иосифу Виссарионовичу событием государственной важности.
Меркулова удовлетворило, что Хозяин задал чёткие рамки полномочий следствия. И хотя эти полномочия имели существенные ограничения, в чём‑то связывая руки, нарком был теперь ограждён от возможных ошибок, поскольку действовал по сталинской инструкции и уже не мог запутаться в паутине возможных интриг между Берией и Микояном. Ещё больше его обрадовало, что Вождь разрешил разыгрывать комбинацию вместе с оберчекистом – конфронтация с куратором госбезопасности не входила в планы Всеволода Николаевича.
* * *
К моменту появления в его кабинете Меркулова, Сталин уже знал от Поскрёбышева о деталях убийства и самоубийства. Хотя Хозяина совершенно не взволновал поступок Вани Микояна, он с удовлетворением занёс этот фактик в досье. При случае и при необходимости оплошность подростка с оружием могла оказаться той последней каплей в компромате на Микояна, который позволил бы без шума свалить его, когда придёт время.
А вот организация «Четвёртая Империя» затронула Вождя по‑настоящему. И сразу по трём причинам.
Во‑первых, окажись в действиях детей члена Политбюро реальный антисоветский умысел – в компромате на него появлялся уже не штрих, а хорошая, полновесная «страница».
Во‑вторых, Сталин не терпел никакого вероотступничества, в каком бы виде оно не проявлялось, пусть, даже, и в играх школьников. И здесь он не шутил. Ему требовалось абсолютно точно выяснить: Гитлер и Ницше будоражили только воображение лидера учеников Владимира Шахурина или ими оказались отравлены мозги и души остальных детей его приближённых?
В‑третьих, совсем незадолго до выстрелов на Каменном мосту, Иосиф Виссарионович столкнулся с одной проблемой, решение которой вскоре обещало стать для него актуальным. Обкатать этот вопрос ему показалось удобным при расследовании дела о «Четвёртой Империи», поэтому Сталин прекрасно знал, почему он удержал Меркулова от резких действий в отношении «заговорщиков» и зачем потребовал у наркома госбезопасности соблюдать УПК.
Но в планы Вождя пока что совершенно не входило информировать об этом Меркулова, Берию или кого‑либо третьего.
* * *
Анализируя протоколы тайной организации, ни Берия, ни нижестоящие не посчитали существенным, что заключительный протокол, где игра «в тимуровцев» превращалась в нечто дурно пахнувшее и где в первый и последний раз появились термины из атрибутики гитлеровского рейха, не подписал ни один участник общества, кроме Шахурина. Также остались пустыми графы «уведомлён» в указах пятнадцатилетнего «рейхсфюрера» о присвоении «званий» Лёне Реденсу и Артёму Хмельницкому. Чекисты считали, что мысли волевого парня с избыточным воображением были автоматически делегированы в головы остальных ребят, но, получив указания Вождя действовать в рамках УПК, Всеволод Николаевич всерьёз задумался над этой проблемой. В конце концов он решил сразу обратиться к Берии. Выслушав подробный доклад, Лаврентий Павлович коротко распорядился:
