– Доброго здоровья, Семен Николаевич

– Здравствуй Степаныч! С чем пожаловал?

– Да, тут такое дело, Семен Николаевич. – начал мямлить Дьяков, стараясь не смотреть в глаза Уварова, – Бумажку вот тут тебе послал Миронов. Надо тебе быть сегодня с полудня в городе. Адрес вот тут прописан.

Дьяков достал из нагрудного кармана пиджака, сиротливо болтавшегося на его худом теле, сложенную пополам бумажку и подал ее Уварову.

Уваров взглянул на адрес и все понял. Этот адрес хорошо знали все. «Но почему без конвоя?» – подумал Уваров – Или считают, что я и так никуда не денусь, или поняли, что за мной в случившемся нет вины».

Дьяков, словно угадав мысли Уварова, затараторил:

– Семен Николаевич! Ты не думай чего плохого. Миронов велел на словах передать, что тебя вызывают для беседы, и как это… – Дьяков наморщил лоб – А вот что. Для уточнения вопросов.

Дьяков провел языком по сухим губам и одернул пиджачишко, довольный выполненным заданием.

Уваров повертел в руках бумажку с адресом, чувство тревоги не проходило, но он, стараясь показаться спокойным, спросил:

– Хорошо. Вот только как доехать?

– А тут через пару часов кузнец поедет в город, так и тебя забрать может. – бойко затараторил Дьяков и хотел еще дальше что‑то объяснять, но Уваров перебил его:

– Ладно! Пусть заедет за мной. Я буду его ждать дома.

– Вот и порядок, – обрадовался Дьяков.

Он помялся еще немного у окна, покашлял, как вроде еще что‑то хотел скачать, но махнул рукой и пошел со двора.

Уваров прикрыл окно, допил уже остывший чай и сказал Дарье:

– Пойду, пройдусь.

Дарья молча кивнула, тяжело вздохнула и продолжила возиться у печки.

Уваров вышел на улицу и направился к Волге. Село уже стало просыпаться. Петухи задорно перекликались, стараясь перефорсить друг друга, во дворах лениво перелаивались собаки.

«А вот скотинки‑то стало намного меньше», – отметил Уваров – Раньше коров на пастбище гнали – стадо всю улицу занимало, мычание но всему селу стояло. А теперь редко, какая баба корову прогонит. Некоторые вообще коров на пустошах прячут, а многие под нож пустили, боясь конфискации или не желая отдавать в создаваемый колхоз».

Уваров шел не спеша. Редкие встречные сельчане вежливо здоровались с фельдшером и, расходясь с ними. Уваров чувствовал на своей спине их жалостливые взгляды.

В это село его раненного и контуженного в Германскую, привезла сестра милосердия Ксения. Она долго и терпеливо выхаживала Уварова. Поздней из его родною города приехала Дарья и они вдвоем с Ксенией поставили Семена на ноги. Нельзя сказать, чтобы у Семена с Ксенией была пылкая, страстная любовь. Оба они были людьми сильными, внутренне собраны и для окружающих их отношения казались вполне естественными и спокойными. Вскоре родилась дочь Анна. Уваров стал практиковать, в селе его узнавали ближе, а затем и приняли как своего.

Революцию Уваров встретил равнодушно. Еще в «германскую», будучи свидетелем солдатского брожения в армии, он понимал, что активная большевистская агитация попадает на благодатную почву и Россию ждут тяжелые потрясения.

Гражданская война почти не задела село, стоящего в стороне от боевых действий. Белые и красные появлялись мелкими группами, пополняли продовольствие за счет сельчан и зализывали раны. Уваров лечил и тех и других. Ксения к тому времени уже тяжело болела, и Уваров с Дарьей изо всех сил старались помочь Ксении, но болезнь не смогли победить, и Ксения ушла из жизни.

Уваров тяжело перенес смерть жены. Он отошел от всех дел, и все свободное время проводил на Волге, находя здесь успокоение.

Вот и сейчас, придя на берег Волги. Уваров хотел побыть один, привести свои мысли в порядок и обрести какое то душевное равновесие.

Он подошел к своей лодке, подтолкнул ее по покатам подальше на берег, присел на борт и замер, всматриваясь в водную гладь реки. Сколько же ночей провел он на ее берегах, сколько рассветов встретил. Сердце тоскливо заныло от предчувствия того, что он может этого больше не увидеть. Уваров провел ладонью по лицу, передернул плечами и постарался прогнать мрачные мысли. «Все будет нормально» – внушал он сам себе – «Все перемелется». Он еще раз бросил прощальный взгляд на берега, луг, реку, провел пальцами по борту лодки, вынул карманные часы, щелкнул крышкой, посмотрел время и пошел по узкой тропинке в село.

Дома Анна уже встала и хлопотала у стола. Завтракали молча. Встав из‑за стола, Уваров позвал Анну к себе:

– Аннушка, я сейчас в город поеду. Вызывают на беседу. Если что задержусь, не хнычь, держись молодцом. Жизнь не остановишь, все должно идти своим чередом. Лодку домой к зиме привези – мужики помогут. Сети приведи в порядок и повесь на чердаке. Ружье свое прибрала?

– Да, папа, прибрала. Все в порядке, не беспокойся. – Анна подошла к отцу и положила ему руки на плечи. – Ты, папа, тоже держись. Мы будем тебя ждать. Береги себя. Может все и обойдется. – она помолчала и тихо попросила отца – Папа. ты там в городе может услышишь, что там с Лавровыми, с Алешей.

– Конечно, конечно! – Уваров провел ладонью по щеке дочери – Обязательно узнаю.

За окном послышалось ржание лошади. Уваров легонько отстранил Анну:

– Ну вот, за мной приехали.

Анна сжав губы, едва сдерживая слезы, молча кивнула и подала отцу нехитрый багаж. Дарья ждала их уже у дверей. Она обняла брата, смахнула слезу с усталого лица и перекрестила Уварова.

– Вы меня не провожайте – сказал Уваров и вышел из дома.

Пират, услышав хозяина вылез из конуры и радостно завилял хвостом. Уваров потрепал его по шерсти, чмокнул в холодный нос и быстро зашагал к калитке.

На улице его ожидал кузнец Михаил Пчелов. Он поздоровался с Уваровым, поворошил охапку соломы на телеге, подождал пока Уваров устроится в телеге, затем забрался сам, взмахнул вожжами, гыкнул и они поехали. Проезжая мимо сельсовета, Уваров заметил в окне Миронова. «Проверяет, поехал ли я в город», – усмехнулся Уваров.

Дорогой разговор шел о погоде, об урожае и всякой всячине. Пчелов видимо намеренно не заговаривал о вчерашних событиях и Уваров был благодарен ему за это. Уже подъезжая к городу. Пчелов спросил Уварова:

– Семен Николаевич, ты мне скажи, надолго эти колхозы‑то?

– Надолго Михаил, – коротко ответил Уваров – Но не навсегда.

Пчелов задумался о чем‑то своем. Уварову тоже было не до разговоров и так они доехали до города.

Попрощавшись с Пчеловым у рынка, где тот остановился, Уваров направился к зданию милиции. Оно находилось недалеко от рынка. Уваров зашел в здание, поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, нашел нужный кабинет и остановился. В коридоре вдоль стены стояла пара скамеек. На них сидело несколько человек, видимо ожидая вызова. Уваров присел на свободное место. Минут через двадцать томительного ожидания, он заметил в конце коридора человека в гражданской одежде. Тот подошел к сидящим в коридоре и спросил:

– Уваров есть?

– Есть – поднялся Уваров.

– Пойдемте со мной.

Они направились в другое крыло здания и остановились у кабинета с табличкой

«Уполномоченный ОГПУ». «Ну, теперь все ясно» – подумал Уваров. Человек в гражданском открыл дверь, пропустил вперед Уварова и вошел вслед за ним.

В глубине кабинета, за широким, двухтумбовым, обитым зеленым сукном, столе сидел Пименов. Уваров знал его в лицо. Тот частенько появлялся у них в селе. Пименов оторвался от бумаг, откинулся на спинку стула и жестом указал Уварову на стул, стоящий метрах в двух от стола.

– Садитесь, гражданин Уваров, – поворошил бумаги на столе, видимо нашел нужные, пробежал их глазами и протянул Уварову – Прочитайте внимательно.

Уваров привстал, взял протянутые ему бумаги, присел, протер очки платком и, собираясь

не выдать, волнение, углубился в чтение. Это были докладные милиционеров, стрелявших в отца Никодима и акт, составленный председателем сельсовета Мироновым.

По мере чтения, Уварова охватывало растущее Негодование, по усилием воли он держал себя, дочитал все бумаги и протянул их обратно Пименову. Тот взял их и небрежно сунул в папку.