Жена несколько раз пыталась отправить его на лечение, по все ее попытки заканчивались неудачей.
Со своей будущей женой, он познакомился в райцентре. Роман был быстротечный, натиск Зорина активным и землеустроитель Порядина Даша сдалась на милость победителя. Детей у них не было. Зорин винил в себя и чувство вины перед Дашей не оставляло его, года назад они взяли на воспитание трехлетнею мальчика Петю, брошенного кем‑то на пристани в Котласе. Зорин был там по делам и уговорил работников райисполкома передать ребенка ему. Мальчик был сильно истощен и напуган. Сейчас это живой жизнерадостный шалун. Зорин привязался к нему, как к родному и это решило в семье все проблемы.
Вспомнив о Пете, Зорин улыбнулся, отошел от окна и сел за стол. Он рассеяно перебрал лежавшие на столе бумаги, работа на ум не шла, он встал, оделся и вышел на улицу. «Пойду, посмотрю, как идет строительство новых мастерских, а заодно и отвлекусь от разных мыслей» – решил Зорин.
XIII
Уваровы нашли дом Лукашенко быстро по указанным приметам встречными рабочими. Он стоял метрах в двести от берега. Кряжистый, срубленный из вековых деревьев, дом, смотрелся как небольшая крепость. Крышу дома украшала резная голова лошади. Веселые резные наличники тщетно пытались придать дому игривый вид. Все было солидно и добротно. За высоким забором заливалась лаем собака. Раздался стук открываемой двери, и голос хозяина прошумел:
– Валет, на место.
Лай прекратился, снаружи открылась калитка, и в ней показался Савелий. Пророкотав какие‑то приветственные фразы, он подхватил вещи из рук Анны и провел их во двор. Из‑под крыльца выскочила собака, ощетинилась, оскалив зубы, но, встретив взгляд хозяина, поняла, что ошиблась, завиляла хвостом и улеглась.
Гости в сопровождении Савелия поднялись по высокому крыльцу и, пройдя через низкую, сшитую из толстых досок дверь, оказались в длинном коридоре.
– Это у нас называется мост, – стал пояснять Савелий – Ведет в санник, там мы держим всякую живность. Здесь, тоже справа, по лесенке и через дверь находится повить. Там храним сено и всякую рухлядь. Там дальше справа дверь в избу. В ней мы бываем только летом, а вот эта дверь в избу, где мы живем и где вы будете жить. Вот и вся экскурсия, проходите. Савелий открыл дверь, и они перешагнули высокий порог.
– У нас на севере избы строились с низкими дверями и высокими порогами. Тепло бережем – пояснил Савелия.
Изба была просторной. Слева стояла, занимавшая чуть ли не четверть помещения, большая русская печь. Справа широкая деревянная кровать. Над дверями под потолком был какой‑то навес. «Полати, чтобы спать, когда народу много» – пояснил хозяин.
Вдоль передних окон, стояла длинная широкая лавка. К ней был приставлен стол, примерно на десять едоков. К столу примыкались несколько стульев с высокими резными спинками. В избе были покрашены только оконные рамы. Все остальное было из тесаного дерева, тщательно выскоблено и отливало легкой желтизной. В правом верхнем углу висела икона «Божьей матери». Уваровы перекрестились на нее, и Савелий одобрительно кивнул головой.
Дав гостям осмотреться, он провел их через боковую дверь в довольно просторную горницу.
– Вот здесь и располагайтесь. Кровать эта – Савелий указал рукой – Для вас, Семен Николаевич, а там за занавеской для тебя, девонька.
Пол в горнице был застлан домоткаными половиками, окна украшали простенькие ситцевые занавески. Было уютно и новоселам очень поправилось.
– Ну, как? – поинтересовался Савелий.
– Ой, очень хорошо, – восторгалась Анна – Большое спасибо, все замечательно.
– Да ладно, вам. – улыбнулся довольный Савелий, – у меня тут банька готова, так что, Семен Николаевич, с вами побанимся, а там уже и дочка с моей Марьей. Она скоро придет. Ушла в соседнюю деревню, да что‑то задерживается.
Уваров с удовольствием согласился на баньку, собрал белье, и они с Савелием вышли.
Банька стояла в метрах пятидесяти от дома, в небольшой, поросшей ивняком лощине. Мужики разделись в предбаннике и вошли в баню. Слева была каменка – кирпичная кладка до уровня, куда могла войти охапка дров, на кладке, большой чугунный котел, обложенный камнями. Трубы не было. От каменки вдоль стен находился полок. Над ним было заметно отверстие закрытое деревянной крышкой – душник. У дверей стояла деревянная кадка с холодной водой, у окна лавка с деревянными ушатами. На полке пара березовых веников. Стены бани, срубленные из осины, были закопчены дымом, но полок и лавка были вымыты до блеска. Воздух в бане был сухим и горячим. Немного отдавало дымком, но дымком не горьким, а каким‑то мягким и приятным.
Лукашенко сполоснул полог водой, затем набрал медным ковшом из котла горячей воды и плеснул на каменку. Густой горячий пар заполнил всю баню. Уварова обдало жаром и он присел на пол. Потихоньку пар вытянуло в открытый Савелием душник. Когда первый пар вышел, а вместе с ним остатки угарного газа, Савелий закрыл душник, достал веники и потряс их над каменкой.
– Давай‑ка, Семен Николаевич, полезай на полок, я тебе сейчас маленько косточки погрею.
Уваров забрался на полок, растянулся на животе и в блаженстве закрыл глаза. Савелий налил из принесенного с собой кувшина, кваса в ковш и плеснул на каменку. Сухой жар обволок тело Уварова, запахло хлебом. Лукашенко обоими вениками помахал над телом Уварова, потом легонько прошелся ими от пяток до плеч. Уваров сначала почувствовал вроде бы какой‑то озноб, потом по телу от ног пошло тепло, которое постепенно усиливалось. Лукашенко еще раз плеснул на каменку и Уваров невольно охнул. Лукашенко тоже крякнул и принялся методично хлестать Уварова вениками. Он то ослабевал движения, то усиливал, то просто гладил веником тело Уварова, изредка поддавая жару. Уваров в истоме постанывал, охал и просился на пол, но Савелий был неумолим. Уваров размяк, ослаб и уже не сопротивлялся. Наконец, Лукашенко бросил веники, ополоснул тело Уварова прохладной водой. Тот еле сполз с полка и выбрался в предбанник. В предбаннике он сел на лавку, вытянул ноги, голову откинул назад, закрыл глаза и застыл в блаженстве. «Господи. – подумал Уваров – Как хорошо‑то». Тело было легким и в нем прослушивалась каждая клетка организма. Он потихоньку отдышался, завернулся в заранее приготовленную холстину и замер. Мысли путались, жизнь казалась прекрасной и все плохое осталось где‑то позади. Посидев в блаженстве еще несколько минут. Уваров открыл дверь бани, вошел в нее, но сразу же сел на пол, а затем и вовсе выскочил обратно.
То, что творилось в бане. Уваров мог назвать одним словом – Ад. «Да он же там сварится». ‑ прошептал Уваров. Но кряхтенье и пыхтенье за дверью давало понять, что хозяин живехонек. Вскоре он появился в предбаннике – красный от жара с прилипшими к голому мокрому телу, березовыми листьями. «Точно, – весело подумал Уваров. – Его черти варили в котле и вытащили только посмотреть, проварился ли», Савелий открыл дверь предбанника на улицу.
– Ты, Семен Николаевич, иди намыливайся, да мойся. Я там душник открыл, так жар‑то повытянет. А то и дверь оставь открытой. А я пойду к колодцу, ополоснусь маленько.
Уваров с удовольствием помылся и окатился прохладной водой. Появился Лукашенко.
– Не желаешь еще на полок‑то?
– Нет, на первый раз хватит – горячо отказался Уваров.
– Ну а я еще заходик сделаю. А ты одевайся, да в дом иди. Там уже и самовар поди готов, – Савелий нерешительно спросил Уварова – Ничего, что я тыкаю, а то вроде как в бане на Вы у меня не получается.
Да, ради Бога, Савелий Григорьевич, мы с тобой почти ровесники и я рад, что мы перешли на ты. К чему лишние церемонии.
– Вот и ладно, – удовлетворенно гмыкнул Савелий и полез на полок.
Уваров не спеша оделся в предбаннике и пошел в дом. В избе у стола хлопотала какая‑то женщина. «Жена хозяина – догадался Уваров». Женщина обернулась к Уварову и приветливо улыбнулась:
– С легким паром. Вас – голос был мягкий, протяжный с ударением на «о». От нее веяло теплом и добротой. Возраст был неопределенный, где‑то от сорока пяти до пятидесяти. Лицо слегка смуглое, приятное, глаза карие.
