Селистена плотно прикрыла за собой дверь и шмякнула кувшин на стол.
— Больше не проси! И что, ты думаешь, нам следует предпринять?
— Больше и не надо. Будем бить врага его же оружием. Ик!
— Может, тебе не стоит это пить? А какое оружие у наших врагов?
— Все прекрасно, я расслабляться умею. Коварство и колдовство.
— Коварство и колдовство? — скептически проговорила Селистена. — Что-то меня сомнения гложут.
— Ну, во-первых, коварство в исполнении положительного героя (какими мы, безусловно, являемся) — это уже смекалка и хитрость. А во-вторых, колдовство в моих лапах — это… тоже колдовство.
— Ладно, с хитростью и смекалкой мы потом разберемся. Но ведь с колдовством у нас совсем плохо?
— Это почемуй-то? — нагло заявил я и ополовинил очередную плошку с медовухой. — Я как-никак колдун! И по боевому колдовству я был всегда первый. Ик… Да я его порву, как Шарик грелку. Ик…
— Но ведь сейчас…
— А что сейчас? Я как никогда уверен в своих силах! Ик…
— Ну ты же сам говорил, что для колдовства нужны пальцы, — не сдавалась Селистена. Но ведь меня голыми руками не возьмешь.
— А у меня что, пальцев нет? Ик… А это что?
И я продемонстрировал собеседнице свою лапу с серебряным когтем. Мой взгляд победителя (медовуха воистину творит чудеса) разбился о каменный скептицизм в глазах Селистены.
— Ты что, сомневаешься в моих способностях? Ик… — Я решил, что пора начинать обижаться.
— В тебе я нисколько не сомневаюсь, тем более что ты доказал, что можешь не только говорить, но и совершать поступки.
Вот женщина! Знает, как одной фразой успокоить. Да уж, я такой. Могу не только болтать, хотя и болтать у меня получается прекрасно.
— Если есть пальцы, значит, можно колдовать, во всяком случае, попробовать надо.
— Может, не стоит? — заволновалась золотистая.
— Надо, солнышко, надо!
Я попытался сосредоточиться, честно говоря, получилось с трудом. Но я как-никак не первый год в колдовском деле, справился. Мысли потихоньку приобрели стройный вид, обе штуки. Первая: это что бы такое отчебучить, чтобы удивить Селистену? И вторая: как бы сделать так, чтобы заведение Едрены-Матрены осталось хотя бы в относительной целости.
Как и следовало ожидать, в голове появилась третья мысль и выстроилась в струнку после первых двух. Цветы. Колдану-ка я огромный букет полевых цветов. Насколько я помню, боярышня любит такую ерунду.
Я приготовился, размял пальцы, постучав ими по полу. Ну все, готов. Проговорил заклинание (простенькое, как свиной пятачок) и щелкнул когтями. Что-то громыхнуло, и легкий дымок покрыл стол. По идее, когда дымок рассеется, на столе должен оказаться огромный букет цветов. Он развеялся. У нас с Селистеной челюсти отвисли одновременно.
В центре стола рос небольшой дубок, весь усыпанный желудями.
— И зачем ты это сделал? — тихо спросила обалдевшая боярышня. — Я не спорю, это, конечно, впечатляет, но смысл?
— Э-э-э… — проблеял я.
Селистена осторожно потрогала ствол, желуди, осторожно оторвала один листик и зачем-то его понюхала.
— Он настоящий.
Я сбросил оцепенение, надо срочно спасать ситуацию.
— Конечно, настоящий, а ты думаешь что, он искусственный? — гордо проговорил я. Признаться, что первый опыт колдовства с когтями вместо рук полностью провалился, не позволяла медовуха, плескавшаяся в моем желудке.
— А зачем?
— Да так, думал поразить тебя своей силой.
— Тебе удалось.
— Вот видишь. Плесни мне ещё капельку.
Оцепенение Селистены было настолько сильным, что на этот раз она налила медовухи без обычного брюзжания о вреде здоровью.
— А что, прекрасный дубок, уже взрослый, только маленький.
— И что теперь мы будем с ним делать? — робко спросила золотистая.
— Вырви его, и дело с концом. Ик! — храбро посоветовал я.
Селистена крепко вцепилась в дуб и потянула. Что и говорить, старалась она изо всех сил, даже смогла приподнять стол, на котором рос сотворенный мною «букетик». Но дуб выдержал.
— Ты его ножом попробуй отковырять. Ик, ик.
Боярышня недовольно засопела, но все-таки взяла в свои худосочные ручки нож. С тем же сопением она минут пять пыталась отделить дубок от стола. Но дуб всегда остается дубом, даже если он маленький.
— А теперь ты его поцарапала, — философски заметил я, дожевывая копченую телятину.
— Так ты же сам сказал! — В голосе почувствовалось возмущение.
— Что я сказал? — Наконец-то тарелка с телятиной была очищена.
— Чтобы я его ножом.
— Ты же видишь, что ничего не получается, так зачем же пыхтеть и растение портить?
— Ну ты и хам! Чем издеваться, лучше бы помог.
— У меня рук нет. Ик.
— Зато зубы есть.
— Еще чего, о дуб клыки ломать. Ладно, сейчас колдану его с глаз долой.
— Нет, только не это!
— Почему? — вполне искренне удивился я. — Разве я не поразил тебя своими способностями?
— Вот именно, поразил.
— Я не поняла, а что тут происходит с моей мебелью?
Тембр этого чудного голоска вполне мог подойти пещерному медведю, который застал горного суслика-сучкогрыза в своем жилище. Но это была конечно же Едрена-Матрена. Слегка увлекшись садоводством, мы не услышали, как она вошла. Что-то я утомился за сегодняшний день. Я отошел от стола и мирно растянулся в уголочке. Убить Матрена, конечно, не убьет, да и покалечит вряд ли, так что могу спокойно последить за происходящим, тем более после такого вкусного обеда.
— Погодите-ка, ведь это же дуб!
Все-таки поразительная наблюдательность свойственна всем женщинам. Подумать только, в дереве с желудями узнать дуб! Ну не чудо разве?
— Понимаете, мы тут сидели, а он вырос. — Обычное красноречие в данный момент у Селистены явно отсутствовало.
— Прямо так сам взял и вырос, да? — Матрена подошла поближе к столу, чтобы получше рассмотреть новое украшение своей мебели.
— Чего ты молчишь? Она меня сейчас в порошок сотрет, и, между прочим, за твои штучки.
— Между другим прочим, я должен заметить, что штучки были посвящены тебе. А насчет Матрены не беспокойся, она только с виду такая грозная, а по-настоящему она обыкновенная женщина.
— Ага, обыкновенная, да в ней таких, как я, с десяток поместится.
— Это как раз минус тебе. Говорил же, поешь нормально. Мне, конечно, в собачьей шкуре нравятся твои косточки, но лучше бы тебе пересмотреть свои вкусы. Ик.
— Ну ты, девочка, даешь! — Матрена внимательно рассмотрела шедевр садоводческого искусства, и на губах ее заиграла лукавая улыбка. — Вот от Даромира подобное можно было ожидать, но ты… Говорила тебе, не перебери медовухи, она для молодого организма опасная.
— Да я вообще не пью… — начала было Селистена, но, слава богу, вовремя прикусила свой язычок.
— Ага, еще скажи, что не ешь. — Выразительный взгляд пробежался по столу, уставленному пустой грязной посудой.
— На меня находит, — пролепетала солнечная. — Иногда…
— Ну если иногда, то не страшно.
— Вы не волнуйтесь, я за все заплачу! — Селистенка затараторила, как сорока на заборе. — И за еду, и за питье, и за испорченный стол. А дуб сам вырос, ну почти сам. Мы сидели, а он вдруг как попер, может, я соус томатный на это место капнула.
— Ну если бы соус, тогда помидоры бы выросли. Да ладно, девочка, ты особо-то не переживай! Если вдуматься, то это я тебе приплатить должна.
— За что? — Глаза боярышни округлились.
— Так я за ужин в этом зальчике буду теперь вдвое больше брать! За такое чудо надо платить. Жалко только, что у дубка кора немного поцарапана, но это ничего, заживет.
— Говорил же тебе, что я почти гений! Смотри, из любой истории выпутаться могу. Ик. А кору ты действительно зря поцарапала. Ик!
— Как только выйдем отсюда, я тебе припомню и поцарапанную кору, и мои косточки.