«Звя…» — опять раздалось в моей голове. Странно это всё как-то, необычно. Помнится, так мое врожденное чувство опасности реагировало только на представителей нестандартной нечисти, а именно на парочку луговых спиногрызов, во время моих прошлых похождений. Но это было давно, совершенно в другом месте, и уж тем более не так близко от города. Ну не любят общество эти вымирающие виды нечисти, и на то у них есть весьма веские причины.
Дело тут в том, что еще в незапамятные времена от монолитных рядов нечисти вдруг откололась небольшая стайка луговых спиногрызов. Эти уникумы заявили, что больше не намерены творить зло, и решительно порвали с темным прошлым. Надо ли говорить, что остальная братия отнеслась к отщепенцам без всякого восторга и принялась по мере возможности уничтожать бывших родственничков.
Отношения с людьми у них тоже не сложились. Поначалу луговые сами выходили к людям и с присущим только им смирением пытались доказать, что они теперь хорошие и хотят жить рядом с человеком в любви и гармонии. Так как гармония на земле, видимо, еще не настала, то, как правило, их встречали с топорами, вилами и разведенным костром.
После такого поворота событий они были вынуждены покинуть места своего обычного обитания и переселиться подальше от сородичей и не менее опасных людей. Пребывая в вынужденном уединении, луговые спиногрызы очень страдали, но упорно продолжали видеть в окружающем мире только хорошее и надеялись на лучшее.
Еще одно качество (кроме хронической любви к ближнему), присущее только этому подвиду нечисти, — это не менее запущенное, навязчивое стремление слагать оды, баллады и прочие стихотворные произведения. Причем размер их виршей был ограничен только фантазией и способностями авторов, а, следовательно, границ не имел.
Одной странной парочке луговых спиногрызов (я их уже упоминал) я и обязан своей славой. Нет, конечно, подвиги я совершаю сам, оно как-то сподручнее, но вот так качественно представить народу своего героя (то есть себя) у меня вряд ли бы получилось. А теперь в сносной стихотворной форме, красочной и яркой, все мои похождения можно услышать в любом трактире Кипеж-града. Да вы помните: «О великий Даромир, победитель темных сил, нечисть храбро победил, о тебе узнал весь мир!» И это, естественно, только припев. Ввиду своей врожденной скромности и отсутствия свободного времени остальные куплеты напоминать не буду. Тем более что их не меньше двух сотен. И когда я только успел столько подвигов натворить?
«Звяк, звя…» — опять раздалось у меня в голове, и вдруг в зарослях осоки на берегу появилась лохматая голова лугового спиногрыза. Дальше — больше, тут же показался второй спиногрыз и, ничуть не прячась, призывно замахал своими лапками. Сомнений быть не может — это старые знакомые Тинки и Винки, и откуда они только здесь взялись?
— Матрена, давай к берегу! — вздохнув, крикнул я нашему шкиперу.
— Это на кой?
— Приятелей встретил.
Хозяйка трактира внимательно посмотрела на берег и в ужасе выпучила глаза:
— Так это же нечисть!
— Это необычная нечисть, — вступилась за луговых Селистена, также неплохо их знавшая.
— Нечисть всегда остается нечистью! — отрезала Матрена.
— Они… как бы это сказать, — замялся я, тщательно подбирая слова, — нестандартные, в общем, на людей не нападают.
— И потом, именно благодаря этой парочке твой трактир пользуется такой популярностью, — опять влезла Селистена.
Я уже поднял шерсть на загривке и набрал в легкие побольше воздуха, чтобы высказать всё свое возмущение такой постановкой вопроса, но рыжая вовремя опомнилась.
— То есть благодаря им все узнали о подвигах Даромира, — поправилась она и ласково потрепала меня за ухо.
— Вот так-то лучше, — буркнул я, тут же успокаиваясь.
— Ну раз так, ладно, причалю, — с явной неохотой согласилась Матрена. — Но только под твою ответственность.
— Конечно, под мою, под чью же еще? — хмыкнул я.
Спустя пять минут Матрена отыскала подходящее место и причалила к берегу. Еще через минуту по опущенному трапу на борт взошли Тинки и Винки. С момента нашей последней встречи они несильно изменились. Разве только цветных ленточек и бантиков в лоснящейся шерсти поприбавилось, да еще, пожалуй, количество витиевато заплетенных косичек увеличилось.
Два представителя некондиционной нечисти торжественно вступили на палубу, осторожно цокая когтями, которые уже давно служили им только в качестве гребней для расчесывания меха. Цветочный аромат, неизменный спутник луговых, тут же окутал нас со всех сторон.
— Здравствуйте, многоуважаемые путешественники! — обратились к нам Тинки и Винки, помахивая огромными ресницами и сияя чистейшими васильковыми глазами. — Здравствуйте, несравненная Селистена Антиповна, здравствуйте, спутники великого колдуна.
Все присутствующие осторожно кивнули. Исключение составила только боярышня, которая приветливо улыбнулась нечисти и помахала ладошкой.
— Нам стало известно, что здесь находится великий и прекрасный Даромир.
Селистена саркастически хмыкнула и тут же получила хвостом по месту, на котором у Сантаны находится шрам.
— И мы хотели бы предстать пред его очами. — С этими словами Тинки и Винки повернулись к Шарику и учтиво поклонились.
Пес от такого к себе внимания очень смутился и даже покраснел, несмотря на обилие растительности на морде. Я поначалу также удивился, но потом вспомнил, что именно в его шкуре меня видели луговые спиногрызы во время нашей прошлой встречи. Ну что ж, посмотрим, узнают ли они меня в моем новом обличье.
— Многоуважаемый Даромир, не могли бы вы…
Тинки осекся на полуслове и внимательно стал всматриваться в и без того смущенного Шарика. Наконец луговые переглянулись, и на этот раз взял слово Винки:
— О, я так понимаю, что это не Даромир. — Селистена опять не удержалась и крякнула. На этот раз она получила уже сильнее. Благо хвост у Золотухи был весьма внушительного размера, а пользоваться этим собачьим атрибутом я научился хорошо.
— Но мы не могли ошибиться! — не унимался Винки. — Даромир находится тут, мы его чуем и чувствуем.
Тинки и Винки начали изучать присутствующих своими огромными васильковыми глазами. Когда их взоры остановились на Золотухе (ну то есть на мне, конечно), я понял, что раскрыт, и перестал запираться.
— Привет, ребята! Как жизнь молодая? — Луговые расплылись в блаженной улыбке и трепетным голосом продолжили:
— О великий, прекрасный…
Конечно, я люблю, когда перечисляют мои качества, но сейчас поспешил прервать зверят, не то со своим красноречием они могли бы перечислять их до вечера.
— Стоп! — потребовал я таким тоном, на который только был способен в шкуре Золотухи. Получилось, конечно, не так эффектно, как задумывалось, но тем не менее результат был достигнут — спиногрызы замолчали. — Значит, так, я ваши штучки знаю, и давайте договоримся сразу: или вы начнете говорить нормальным языком, или будем прощаться.
Тинки и Винки захлопали своими ресницами с такой скоростью, что до нас долетел легкий ветерок.
— Мы не смеем обращаться к великому колдуну, его возлюбленной, к его верному четверолапому другу, — Шарик опять зарделся как маков цвет, — могучей воительнице, — Матрена икнула от неожиданности, — и славным воинам без соответствующего благоговения.
Из перечисленных персонажей не смутились только Фрол с Федором. Да и с чего им было смущаться? Они и правда славные, да и воины неплохие.
— Смеете, смеете, — поддержала меня невеста. — Если не оставите этот высокопарный слог, у меня голова разболится или еще какая оказия произойдет. Вы же не хотите стать причиной болезни прекрасной возлюбленной великого колдуна?
— Что вы, что вы?! — замахали лапками луговые. — И в мыслях не было. Однако…
— Ну так как, прощаемся или здороваемся? — прервал я дискуссию.
Буря сомнений пронеслась на мордашках культурной недонечисти, прежде чем они ответили:
— Здороваемся.
— Вот и чудненько, — облегченно вздохнул я. — Стало быть, сейчас я вас быстренько представлю, после чего вы так же быстро поведаете нам, какого лешего вас сюда занесло.
