Вглядываясь в темноту коридора, Проныра приблизился к лестнице западного крыла и начал спускаться на первый этаж. Он решил наведаться к Башке, прежде чем будить Дикого Джека. Уж на кого-кого, а на Башку, своего любимчика, главарь никогда не сердился, уважал, хоть тот и был – по мнению Проныры – бесхребетным книжным червем.

На лестнице воняло плесенью, гнилью и сыростью, и еще стоял едкий запах какой-то живности (крыс, сколопендр, ящериц или чего-то еще), гнездившейся в стенах. И было слышно, как при приближении человека, по другую сторону штукатурки разбегались от него какие-то твари.

Да и сам дом постоянно издавал звуки. Он оседал, как это делал лет пятьдесят, а может, и сто – никто точно не помнил. Устраивался поудобнее в земле со своими костьми из кирпича, дерева и металла.

Здание бывшей гостиницы «Уинстон Черчилль» стало штаб-квартирой для беспризорников не случайно. Оно располагалось на самом высоком холме и, в отличие от многих соседних зданий, погруженных наполовину в воздушно-водяную взвесь, было относительно сухим. А переплетения бесчисленных коридоров и лестниц давали хорошую возможность уйти от полицейской облавы. Всех секретов этого дома никто из новых постояльцев до сих пор так и не выведал. Месторасположение комнат из-за заколоченных и заставленных всяким хламом дверей было трудно выяснить, да и подвалы кишели воинствующими крысами и были загромождены – поломанной мебелью, кипами старых газет и журналов, коврами, чем угодно – настоящая свалка, называй любые вещи, не промахнешься.

Заброшенный отель угрюмо нависал над туманом Пустошей и скопищем полуразрушенных строений – как каменный страж иной, почти забытой цивилизации. Будущее принадлежало Верхнему сектору Читтерлингса, здесь же бесславно доживало свой век прошлое. Да и время в этом месте, казалось, текло по иному расписанию, будто впало в меланхолию.

Проныра прошел в вестибюль, миновал стойку администратора, повернул за угол и, оказавшись в длинном коридоре с вереницей дверей по бокам, направился по нему, пока не вышел к развилке двух точно таких же коридоров. Свернул направо, поднялся по лестнице и вскоре уперся в тупик. Остановился у филенчатой дверки – за ней обитал Башка, в маленькой, похожей на коробку комнатушке.

– Башка, просыпайся!

Клим по прозвищу «Башка» приоткрыл один глаз и увидел перед собой ухмыляющуюся физиономию Проныры.

– Чего тебе? – пробурчал Клим. В его голосе едва угадывался русский акцент. Он попытался поднять голову, но обнаружил, что щека прилипла к странице книги.

– Дело есть. Просыпайся!

– Зачем?

– Считай, что это приказ!

– Да пошел ты…

– Попридержи язык, Башка, а то схлопочешь, – пригрозил Проныра.

Клим осторожно отклеил страницу от лица, протер глаза и окинул взглядом комнату, будто что-то искал в сумраке. Нахмурился. Заметил, что забыл погасить свечу. Огонек на фитиле огарка едва тлел. Он долго просидел над «Руководством по воздушной навигации». Дикий Джек будет ругаться – свечи нынче сильно подорожали, а керосиновой лампой в маленькой комнате, под завязку набитой книгами, было пользоваться крайне опасно.

Проныра потянул носом воздух и сочно чихнул.

– Блин, ну и пыль тут у тебя… – недовольно пробурчал он. – Дышать нельзя.

– А ты чихай, чихай на здоровье, – сказал Клим. И, улыбнувшись, добавил: – У меня тут демократия.

– Остряк. Могу и воздух испортить, раз такой добрый.

– Не нужно доходить до тоталитаризма.

– Чего?..

– Ничего.

Проныра взял со стола чертеж, развернул и внимательно рассмотрел. Несколько эскизов – общий вид и проекции какой-то конструкции, которые ему мало о чем говорили. Сощурил и без того узкие глаза, словно пытался распробовать какое-то незнакомое блюдо. Несколько секунд он пребывал в раздумье.

Клим с интересом наблюдал за ним.

– Что это? – спросил Проныра.

– Моя новая идея, – ответил Клим, водрузив на нос очки и принявшись перераспределять лежащие на столе книги: «Такелажные работы», «Аэронавтика», «Морская навигация», «Справочник по технологии изготовления полимеров» и другие. – Точнее, это еще Циолковский придумал. Идея его. Но я решил ее немного доработать.

Проныра непонимающе моргнул.

– Какой-то странный дирижабль… Зачем тебе это? И кому это нужно?

– Нам. Когда-нибудь я построю такой. Это не совсем обычный дирижабль, гораздо лучше. И мы все на нем будем путешествовать, не боясь никого. Но пока я не могу найти подходящий материал, из чего можно будет создать такой аппарат. Да и с двигателями проблема. Много вопросов, много сложных задач…

Юный вундеркинд вздохнул.

– Мечтатель… Словно на Луне живешь. И откуда в тебе это, Башка?

– Нередко люди бывают и умнее меня. Да и-и… разве плохо – мечтать?

– Не знаю. – Проныра пожал плечами. – Когда я начинаю много думать, то у меня болит голова.

– Ты не привык к этому.

– Чего? – тут же обиделся Проныра. – Ты, Башка, выражения выбирай. Я человек простой, без загибов, но…

– Не обижайся. Ведь ты сам часто любуешься звездным куполом и болтаешь о мистике. Ты о чем-нибудь мечтаешь?

– Ага, небо… оно красивое. – Круглое, как блин, лицо Проныры расплылось в улыбке. – Мечтаю нагрести под бока целый ворох денег, стать богатым-пребогатым и ничего не делать. А последние часы жизни хотел бы провести в таверне, попивая текилу и целуя самых красивых девушек. И все это под звуки гитары и их смех. Как тебе такая мечта?

– Богатство и страх потерять из-за него жизнь – два испытанных друга, они всегда рядом. Приоткроешь эту правду, узнаешь ее – обретешь свободу.

– Мудрено ты говоришь.

– Так говорил мой отец. Я помню многие его фразы.

– Лучше быть бедным? – смутился Проныра и почесал нос. – Чего-то я тебя не пойму, если честно. Я хочу жить комфортно. Со мною жизнь и так редко бывает застенчивой милашкой, зачастую – дрянной девчонкой, которая норовить сесть мне на лицо.

– Счастье не в количестве денег, Проныра, а то, как они тебе достаются. И на что ты их тратишь. Да и комфорт – это одна из форм паралича. От него тупеешь.

– А вот сейчас ты говоришь, точно городской падре, – хохотнул тот. – Не для меня их небесный стриптиз. У этих святош нет чувства юмора перед жизнью. Скажи, вот священник может накормить чайку, сунув ей в пасть хлеб с зажженной петардой?

– Нет, – ответил Клим и недобро покосился на Проныру. – Зачем ему это делать? Убивать – грех. Подлость – тоже грех. Религия, верно, зачастую нужна лишь при удобном случае, но верить-то во что-то надо. Да и с падре я никогда не общался. Я православный.

– Слава Богу, что православный. Я слышал, что среди этих падре очень много гомиков и еще они частенько пристают к детям…

– В газетах много всякой мерзости пишут, а люди – верят, – отверг Клим и хмыкнул.

– Говоришь, «убивать – грех»? – продолжал Проныра. – Однако и ты не брезгуешь мясом амфибий, а мы их убиваем разными способами. Вкусно, не правда ли? Хочешь, расскажу – как? А они ведь думают не меньше нашего – мозгами, а не ослиными жопами. Аминь, Башка.

Клим не ответил. Словно в рот воды набрал.

– Слушай, Башка, а это, правда, что ты из богатой семьи? Что тебя учили дома едва ли не профессора? Не врут пацаны?

– А что об этом вспоминать? – немного смутился Клим. – Почему «едва ли»? Учили профессора, да. Был и академик. Учился, но вот не доучился. Деньги моих родителей присвоил его бывший компаньон, который, как я думаю, и виноват в их смерти. Что я могу поделать? Взять и объявиться? Даже если я буду каждый день целовать в задницу того мерзавца, то он ни за что не отдаст принадлежащие мне миллиарды. Отправлюсь вслед за отцом и мамой. Официально я мертв больше пяти лет. Если он узнает, что я жив, то тогда умру уже по-настоящему. Без вариантов.

Проныра услышал слово «миллиарды» и тихонько присвистнул, не поверив до конца сказанному и придя в некое арифметическое отчаяние. Сумма гигантская, астрономия, совершенно недостижимая для беспризорника. Он всегда думал, что крутой папаша понадобился Башке как фактор для поднятия авторитета. И не мог до сих пор представить, откуда у этого четырехглазого чудика могли взяться такие деньжищи, а в голове находится столько места, куда помещается куча мудреных слов и знаний.