– А по какому вопросу, Наталья Владимировна? Мне ведь нужно доложить Евгению Георгиевичу…

Посетительница твердо ответила, не допуская праздного любопытства:

– По личному, Машенька, по личному!

Та вконец смешалась и смогла лишь невнятно пробормотать:

– Понимаете, Наталья Владимировна, он ушел, а когда вернется, не знаю.

Судя по произведенному шуму, посетительница подвинула кресло поближе к журнальному столику, устраиваясь поудобнее. Сквозь шелест переворачиваемых страниц какого-то иллюстрированного журнала, во множестве закупленных специально для ожидающих аудиенции посетителей, Евгений Георгиевич расслышал небрежное:

– Ничего, я его обязательно дождусь!

Недоумевая, откуда такое настойчивое внимание к своей персоне и негодуя на странное поведение племянницы, главной служебной задачей которой было «не пущать», раз уж ни на что другое не способна, генеральный вышел из укрытия и шагнул внутрь приемной.

В кресле возле двери сидела чопорного вида дама средних лет в черном, застегнутом на все пуговицы костюме, белоснежной блузке и черных туфлях на низком каблуке. Собранные низко на затылке в тугой пучок русые волосы выглядели как искусственные: из прически не выбился ни один непослушный волосок. Развернутые плечи и слишком прямая спина говорили о ее готовности к тяжелой схватке.

Евгений Георгиевич немного призадумался: с кем же она приготовилась драться? Не с ним же? Они не знакомы, это точно. Он наверняка бы запомнил это незаурядное лицо. На улице стояла изнуряющая жара, и Евгений Георгиевич, чтобы не задымиться, был в одной светлой рубашке с короткими рукавами.

Но посетительнице, похоже, жара была нипочем. Она тика в тику подходила под некий стандартизированный образ учительницы: строгой, но справедливой.

При его появлении она подняла голову и посмотрела на него почему-то зло заблестевшими глазами. Он невольно отметил, что, если бы не холодное выражение лица, ее вполне можно было бы назвать хорошенькой: синие глаза и правильный овал лица делали ее похожей на известную актрису сороковых годов. Но враждебно приподнятые брови предупреждали: руками не трогать!

Он язвительно подумал, что для полного соответствия облику мудрого педагога ей не хватало круглых совиных очков, чтобы закрыть слишком синие для ее бледного лица и поэтому кажущиеся пронзительными глаза.

Женщина невольно внушала уважение и он, вместо того, чтобы с ходу отказаться от навязанной ему встречи, слегка поклонившись, корректно поинтересовался:

– Добрый день! Чем могу служить?

Посетительница встала, надменно вскинув круглый подбородок, и сдержанно попросила:

– Можно с вами поговорить? Конфиденциально?

Он устало кивнул головой, не понимая, почему соглашается, и попросил племянницу:

– Маша, приготовь нам кофе!

Та без обычной недовольной гримасы, к которой он за последние месяцы уже привык, с непривычной расторопностью бросилась в небольшую кухню, где с воодушевлением начала выдвигать ящики стола, выискивая самый дорогой сорт кофе.

Евгений Георгиевич с посетительницей вошли в кабинет. Мужчина воспитанно пропустил даму вперед, плотно притворил за собой двери и приглашающим жестом указал на черный кожаный диванчик напротив своего кресла. Она спокойно села, с достоинством уложив тонкие кисти на полированный стол.

У генерального появилась уверенность, что к стандартным просьбам о помощи, которыми его донимали директора различных муниципальных образований и представители общественных комитетов, этот визит отношения не имеет. Более того, он предчувствовал, что грядут неприятности. И большие.

Сел за свой стол, зачем-то переложил ручку с правой стороны стола на левую и только тогда вопросительно поднял глаза. Женщина оценивающе смотрела на него своими пронзительными глазами, и ему вспомнилась тридцатилетней давности защита дипломной работы, когда профессорша из конкурирующего университета, из вредности присутствующая на экзаменах, смотрела на него таким же неприятно-критическим взглядом, от которого он забывал прописные истины.

Подавив вспышку раздражения, нейтрально спросил:

– Что вас ко мне привело? – тут он сделал многозначительную паузу, намекая, что не плохо бы ей наконец сообщить ему, кто она такая и что тут делает, и сам посмотрел на нее так же вызывающе, как она на него.

Но она не смешалась, как он ожидал, а просто кивнула каким-то своим мыслям и представилась:

– Наталья Владимировна Торопова, как вы, думаю, уже догадались, учитель. Начальных классов. Когда-то учила и вашего сына.

Прозвучавшее в ее словах недовольство заставило его пристальнее взглянуть на ее сосредоточенное лицо. Она продолжала, глядя в окно, будто вспоминая те далекие дни:

– Правда, вы в те времена в школе не побывали ни разу, я это четко помню, потому что все отцы, бывшие в наличии, за четыре года хоть раз, да появились в школе. Не знаю, то ли это вы так заняты были, что вам было не до единственного ребенка, то ли вас жена до этого важного дела не допускала. Интересно, этот статус-кво сохранился и вы по-прежнему не в курсе, чем занимается ваш отпрыск?

Он растерялся. Таким тоном с ним разговаривала, бывало, мать, когда бывала им недовольна, но матери нет вот уже третий год. И вдруг он понял.

– И чем же вам досадил Юрий? Ведь вы из-за него ко мне пришли?

Наталья Владимировна перевела на него потемневшие глаза, и тем же менторским тоном произнесла:

– Моя дочь ждет ребенка. И отец – ваш замечательный сынок.

Евгений Георгиевич судорожно сглотнул. Вот так известие! Не то, чтобы он уж вовсе не ожидал ничего подобного, всё-таки Юрию двадцать седьмой год пошел, но вот таким макаром он эту новость услышать никак не рассчитывал.

Не дождавшись от собеседника никакой реакции, посетительница приподнялась и горько добавила:

– Что же, для вас, как я и предполагала, это не событие. У вас таких несостоявшихся внучат, видимо, полно. Ну, извините, больше я вас не побеспокою! – и быстро пошла к двери.

С трудом выйдя из ступора, в который его вогнала столь сногсшибательная весть, Евгений Георгиевич вскочил и перегородил дорогу, непочтительно ухватив женщину за локоть. В это время дверь отворилась и вошла Маша с полным подносом.

Увидев дядю, интимно державшего за руку посетительницу, обескуражено пискнула и попятилась обратно. Чертыхнувшись, Евгений Георгиевич выхватил у нее из рук опасно накренившийся поднос и поставил на стол. Не слишком вежливо вытолкав обомлевшую племянницу за дверь, крикнул ей, что занят и никого не принимает.

Защелкнул замок, вызвав этим неосмотрительным поступком множество подозрений и, почти насильно усадив Наталью Владимировну обратно, заботливо пододвинул к ней чашечку кофе.

– Не знаю, как вам, а мне просто необходимо подкрепиться.

Гостья взяла кофе и поднесла к губам, молча обводя взглядом большой кабинет. Она по опыту знала, что вещи, окружающие человека, зачастую говорят о нем больше, чем его дела и поступки. Поступки могут быть вынужденными, а вот вещи покупаются, как правило, по велению души. Первым делом она осмотрела окно. Если там стоят цветы, значит хозяин человек добрый и порядочный.

Она не знала, откуда у нее такой убеждение, но оно накрепко засело в ней с детства. На подоконнике и на красивых цветочных стойках по всему кабинету привольно росли и цвели разнообразные представители цветочной флоры. Они казались вполне довольными своей жизнью, и Наталья Владимировна несколько успокоилась.

А вот мебель, на ее взгляд, была тяжеловата – из массивного темного, явно очень дорогого, дерева, кресла и диваны с сиденьями из натуральной черной кожи. Смотрелась она, конечно, очень внушительно, но вряд ли в такой суровой обстановке было приятно работать. Впрочем, цветы и шкаф, полный книг, смягчали официальность кабинета.

Она перевела взгляд на хозяина этого великолепия. Для генерального директора такого огромного объединения он был на редкость прост в общении. Или это просто маска? Не похоже – лицо непритворно озабоченное.