Пару раз после проигранных тяжб звезды перекочевывали в разряд друзей газеты. Мальцеву приходилось работать с теми людьми, о которых он несколько месяцев назад писал несусветную чушь, пользуясь компроматом, собранным неизвестными, но очень пронырливыми личностями.

Любопытно, что новые друзья прекрасно сознавали, с кем имеют дело, но держались на удивление прилично. Они не выказывали журналисту ни малейшей неприязни, хотя перед процессом не скупились в выражениях по его адресу.

Как ни странно, Мальцева именно это больше всего и напрягало. С ним общались как с функцией, а не с живым человеком, репортером известной газеты, сделавшим себе пусть негромкое, но уже довольно известное имя. Он жаждал внимания к себе, а его использовали лишь как безотказную и хорошо отлаженную машину для создания текстов. Она работала в двух режимах, в зависимости от щелчка пальцев шефа – либо в рекламном, либо в клеветническом.

Два раза его даже били – полгода назад в ночном клубе и весной этого года на улице, прямо около подъезда. Последний случай планировалось подать как нападение на независимого журналиста, который с риском для жизни собирает опасную информацию. Шеф рвал и метал. Андрей уже видел свои фотографии на первых страницах вполне солидных изданий, но пыл главного редактора быстро иссяк. Неделю назад Мальцев понял, почему так вышло.

В его офис привезли очередной рекламный заказ. Мальцев поднял глаза на человека, который вручил ему конверт с текстами и фотографиями, и обомлел от страха и удивления. Перед ним стоял тот же громила, который едва не своротил ему челюсть.

Этот тип заметил испуг в глазах журналиста, тот широко улыбнулся, потрепал его по плечу и заявил:

– Не бойся, мы теперь с вами дружим.

Материалы касались известной певицы, которая разводилась с очередным мужем и должна была предстать перед читателями ограбленной с ног до головы. В прошлом материале она подавалась как довольно легкомысленная особа, которая забывает детей во время походов по бутикам и кафе.

Андрей, конечно, умел быстро перестраиваться в той сфере, которая касалась творческой, так сказать, деятельности. Жать руку человеку, который еще недавно избивал его, он был не готов. А пришлось.

Сегодняшняя планерка была посвящена так называемому закону о сенсациях, который вот-вот должны были принять депутаты. Согласно этому документу сбор информации о частной жизни теперь приравнивался к серьезному правонарушению.

Получалось, что едва ли не каждый материал, который готовил Мальцев, мог оказаться поводом для возбуждения уголовного дела. Поскольку свои статьи Андрей пек как пирожки, он автоматически становился рецидивистом. Сидеть только на рекламе было бы сложновато. Публика, при всей ее нетребовательности, быстро смекнет, что теперь материалы идут сплошь комплиментарного характера.

Тогда тираж газеты упадет. Отдел явно будут сокращать. Об этом речь сегодня велась открыто. Получалось, что Андрею придется не только делать свою работу, но и пахать за уволенных помощников. Самое главное издевательство заключалось в том, что получать он при этом будет меньше, чем сейчас.

Эти мысли как раз и крутились в голове Мальцева. Он ворочался с боку на бок, на несколько секунд забываясь дремотой. В одном из таких мгновенных снов Мальцев увидел себя на рабочем месте. Его новым шефом был теперь телохранитель певицы, избивший Андрея. Мальцев потряс головой, вылез из постели, подошел к окну и закурил.

Ему вспомнился сегодняшний визит в Радлов и разговор с Власовым.

«А вдруг там что-то есть? – пронзила его мысль. – Из этого мог бы выйти потрясающий репортаж в каком-нибудь криминальном издании».

Он не заметил, как докурил сигарету до фильтра, и очнулся, когда понял, что вдыхает не табачный дым, а какую-то мерзкую химическую субстанцию. Затушив окурок, Андрей не стал возвращаться под одеяло. Он стоял у окна и не отрываясь смотрел на разноцветные огни небоскребов, переливающиеся вдали.

«Криминальная хроника? Почему бы и нет? А потом и аналитика, – крутилось у него в голове. – Знакомые есть, говорили о вакансиях. Если прийти к ним с интересной разработкой, то можно будет зацепиться, пусть ее и не примут. Вряд ли будут платить меньше, чем тут».

Он приоткрыл окно еще шире и смачно сплюнул на тротуар. Да, все рано или поздно заканчивается. Победителем выходит тот, кто вовремя понимает, что его жизнь перешла на другой виток. Успеть соскочить и запрыгнуть – вот главное правило профессионала. Тем более что с криминальной журналистикой все проще. Новичку не поручат заниматься наездами. Он будет работать по одобренным материалам и завершенным расследованиям. Так ему объясняли знакомые, когда рассказывали о специфике своей работы.

Мальцев все еще колебался. Он пошарил в кармане пиджака, достал монетку, загадал на орла и подбросил ее сильным щелчком. Пожалуй, даже слишком сильным. Монета перевернулась, ударилась о верхнюю створку рамы, мгновенно изменила траекторию и вылетела за окно.

За долгие годы совместной жизни с Крайновым Людмила твердо усвоила две вещи: ничему не удивляться и беспрекословно подчиняться советам мужа, которые, конечно, были приказами, Крайнов командовал везде – и дома, и на службе. Спорить и доказывать что-то было бесполезно.

Один раз, в первые месяцы их брака, Людмила услышала настоятельное требование мужа и попробовала задать вопрос. Мол, а зачем? Крайнов тогда долго смотрел на нее, и Людмиле стало страшно.

Во взгляде мужа она прочла сомнение в правильности выбора спутницы жизни. Молчание становилось все тягостнее. Людмила почувствовала, что у нее земля уплывает из-под ног и она вот-вот упадет в обморок.

Наконец Крайнов нарушил тишину. Он тихо и твердо сказал: «Так надо». Людмила кивнула и больше никогда не задавала никаких вопросов. Пусть будет что угодно, лишь бы он не смотрел на нее так.

С тех пор все распоряжения мужа она выполняла без лишних слов. Крайнов мог прийти к ужину и сказать: «Через полчаса ты с детьми уезжаешь в Америку на две недели. Сидите тихо и особо не высовывайтесь». Или: «Сегодня из дома не выходи и не подходи к окнам».

Такие встряски случались редко, приблизительно раз в полгода. В последнее время все стало гладко и спокойно. Людмила чувствовала, что это спокойствие ее убаюкивало. Жизнь, наполненная тревогами, проносилась где-то в стороне.

Сначала такое состояние ее устраивало, потом Людмила озверела от безделья. Она пыталась чем-то заняться, но Крайнов категорически запретил ей работать где-либо, хотя Людмила с ее юридическим образованием и цепким умом могла бы сделать неплохую карьеру. Так что женщине приходилось довольствоваться детьми и домом. Круг ее жизни замкнулся.

Были еще, конечно, заграничные поездки, хотя отдыхом их называть, пожалуй, не стоило. Они, как правило, были связаны с делами. Однажды супруги приобрели виллу на Адриатическом побережье, потом – усадьбу в Англии. Получалось, что мать ехала в Америку ради встречи с дочерью, при этом на ее имя покупалась гостиница в Майами, строился бизнес-центр, формально принадлежащий ей.

Зарубежная собственность тоже требовала присмотра. Людмиле время от времени приходилось подписывать множество чеков, договоров и соглашений. Со временем она стала глубоко вникать в деятельность управленцев и даже корректировала какие-то формулировки в деловых бумагах, консультируясь при этом с западными юристами.

Людмила часто вспоминала, как Крайнов появился в ее жизни. В то время у нее был роман с однокурсником. Они уже начинали подумывать об официальном закреплении отношений, но появление Крайнова спутало все карты. Тем более что ее приятель в это время уехал на практику и должен был вернуться только через три месяца.

Людмила встретила Крайнова на каком-то официальном мероприятии, куда сгоняли студентов. Сначала речи, потом концерт художественной самодеятельности. Отсиди три часа и получишь зачет автоматом. Так почему бы и не сходить?

Томясь в душном зале, Людмила смотрела по сторонам и вдруг заметила пристальный взгляд. Этот мужчина сидел слева, через два ряда. Каждый раз, когда она поворачивала голову, их глаза встречались. Он просто смотрел.