В послании Сабины не было ни единого слова. Только фото. И фото настолько невероятное, что ему пришлось несколько раз себя перепроверить. Уж не привиделось ли ему все это? Неужели уже допился до такого состояния? Он вглядывался в экран до рези в глазах. Нет, не привиделось. На экране были широко раздвинутые бедра Сабины, с нежным курчавым треугольничком цвета меда, и среди изысканного узора завитков – два женских пальца, погруженные в нежную и влажную розовую плоть.

– Хотите еще чаю, синьор Кольт?

Голос официантки вернул его к действительности. Николя кивнул, следя глазами, как снова наполняется его чашка. Сохранить это фото было нельзя: слишком опасно. Он долго его разглядывал, сидя на мраморном полу ванной комнаты. Будь это фото на айфоне, он мог бы его увеличить и насладился бы по полной. Тут «Блэкберри» мигнул красным, и он понял, что пришло новое сообщение. «Теперь твоя очередь». Растерянный Николя быстро убедился, что сфотографировать собственные гениталии – задача не из легких. Да и все приключения сегодняшней ночи тому явно не способствовали. Поначалу, пока он не нашел правильный угол, на фото получались то бедро, то пупок. Пенис походил на малоаппетитный хот-дог, а яйца – на сморщенные кочешки красной капусты. Послать такое Сабине? Ни за что! Прошла целая вечность, и ему наконец удалось поймать в объектив угасающую эрекцию, и он отправил снимок в полной уверенности, что адресат уже спит. Но Сабина отозвалась сразу же. «Заставь своего кончить, и я займусь тем же». Долго уговаривать его было не надо: мысли о нежной розовой плоти на экране «Блэкберри» и воспоминание о вертком язычке Кассии Карпер только ускорили исполнение.

Николя закончил завтракать и спустился на пляж. Он был один, и прислуга обрадовалась первому клиенту. Начался веселый балет раскладывания шезлонга, установки зонтика, укладки полотенца и газеты на столик возле шезлонга. Ко всему этому присоединился свежевыжатый сок, который клиент заказывал порцию за порцией. Наконец все убрались восвояси, кроме одного служителя, который дежурил на случай, если Николя еще что-нибудь понадобится.

А Николя любовался прекрасным видом. Потом подошел к бортику, снял халат и прыгнул в воду. Поплыл он энергично и с удовольствием. Ни малейших признаков похмелья, голова была абсолютно ясной, тело полно сил. Как жаль, что все это никак не способствовало работе. Подплыв обратно к берегу, он улегся на спину и с воды принялся разглядывать охряную виллу на скале, серый утес и пустынный пляж. Он не испытывал страха перед морем, хотя отец и утонул в океане. После его гибели Николя никогда не возвращался в Биарриц, сама мысль об этом его пугала. Он отказывался от множества предложений о презентациях в этом районе: ему не хотелось еще раз увидеть Страну Басков и виллу Бельца, где в последний раз перед его глазами мелькнул черный отцовский парус.

Быстро рассекая воду, он поплыл энергичным кролем на спине. Вдруг его рука ударила чье-то массивное тело, которое тут же с бульканьем вынырнуло из воды. Он обернулся и увидел белого морского льва, в плавательных очках и пластиковой шапочке в цветочек. Морской лев был очень сердит.

Дагмар Хунольд.

У Николя остановилось сердце.

– Ради бога, извините, – пробормотал он.

Кровь бросилась ему в лицо, никакая свежесть и прохлада воды не помогли.

Дагмар Хунольд кашляла, отплевывалась и никак не могла отдышаться. Николя протянул руку и схватил ее за запястье. Они находились на глубине, и поэтому, чтобы оставаться на поверхности воды, им надо было все время подгребать руками. Белоснежная рука под его пальцами оказалась неожиданно крепкой.

– С вами все в порядке? – спросил он.

– Все нормально, спасибо, – ответила она своим низким голосом, который он так часто слышал в интервью на телевидении и радио.

– Хотите выйти из воды?

– Нет, – отозвалась она раздраженно, – просто смотрите внимательнее, куда плывете, молодой человек.

У нее был еле заметный акцент, который Николя не удалось распознать.

– Я очень сожалею, мне казалось, я один на пляже, – повторил он.

Она отдышалась и пришла в себя, потом посмотрела на него сквозь плавательные очки.

– Значит, не один.

– Мне правда очень жаль.

Он уже третий раз кряду извинялся! Дагмар Хунольд не ответила. Может, надо было радостно завопить: «О! Здравствуйте, как я рад вас видеть!» Но она одарила его таким взглядом, что он не отважился. Она его явно не узнала. Наверное, с мокрыми волосами он выглядит как-то по-другому.

С берега их окликнул спасатель. Ему хотелось знать, как себя чувствует синьора.

– Va bene, grazie![14] – крикнула Дагмар Хунольд и улыбнулась своей белозубой улыбкой, от которой всех пробирала дрожь.

Николя где-то читал, что она говорит на семи языках. Ее происхождение было загадкой. В ней, несомненно, текла норвежская и датская кровь, да и с Венгрией прослеживались какие-то связи. Наверное, австрийцы и немцы тоже числились среди ее предков. Она уплыла энергичным брассом. А ему что делать? Плыть за ней? Выйти из воды? Он решил плавать, как плавал, но не выпускать ее из поля зрения. Может быть, в конце концов она поднимет на лоб очки и рассмеется: «Ах, это вы, месье Кольт!» Он предложит ей выпить кофе на террасе, и они поговорят наедине, в спокойной обстановке. Мысль об Алисе и о том, что уже сам разговор с Дагмар Хунольд будет означать предательство по отношению к ней, Николя отогнал. Его внимание сосредоточилось теперь на удивительном совпадении (да и было ли это совпадением?) – на «случайной встрече» с Дагмар Хунольд, самой влиятельной из всех издателей.

Он весь превратился в обнаженный нерв: она у всех вызывала такую реакцию. А то, что она его не узнала, только подлило масла в огонь, и настроение у него совсем упало. Он слышал, что у нее проблемы с алкоголем, которые всеми старательно замалчивались. Ходили слухи, что в ресторанах она допивалась до бесчувствия и близкие друзья буквально уносили ее домой. Вспомнился и скандал на Франкфуртской книжной ярмарке, когда она в поздний час появилась в баре на Гессишер-хоф под ручку с какой-то девицей. Самого Николя там не было, ему кто-то рассказал. Хрупкая, хорошенькая девушка в черном бархатном платье годилась ей во внучки. Несмотря на поздний час, в баре яблоку негде было упасть, там толпились знаменитости международного издательского дела. Дагмар Хунольд то и дело гладила девушку по волосам, по рукам, что вполне могло сойти за чисто материнское отношение. Но вдруг она нагнулась и жадно, совсем не по-матерински поцеловала девушку в губы, что буквально наэлектризовало присутствующих. У Дагмар Хунольд была репутация отчаянной соблазнительницы: ее аппетиты распространялись на мужчин всех возрастов и сословий. Ходили слухи, что у нее два мужа в разных странах, сорокалетний сын и дочка, не намного его моложе. Что же до внуков, то она проводила с ними очень много времени в какой-то из европейских столиц. В тот вечер на Гессишер-хоф она продемонстрировала всей мировой интеллигенции, что и к женщинам тоже неравнодушна.

Все это прокручивалось в голове у Николя, когда он плыл в кильватере Дагмар Хунольд, зачарованно глядя, как крутятся под водой ее мощные белые плечи. Как себя с ней держать? Быть напористым, веселым и немного развязным? Или, напротив того, вежливым, сдержанным и скромным? Желудок скрутило спазмом, как перед важным телевизионным интервью, когда ему пришлось сказать в прямом эфире Си-эн-эн несколько слов по поводу «Оскара» Робин Райт. Он был там, на красной дорожке, и вокруг ощетинились микрофоны, а за ними виднелся объектив камеры. На него смотрел тогда весь мир.

Дагмар Хунольд плавала минут сорок пять своим энергичным, уверенным брассом. И Николя не без удивления заметил, что она в прекрасной форме. Когда она вылезла из воды, он испытал облегчение, потому что начал уставать. Служитель почтительно подал ей полотенце, которое она обернула вокруг массивной талии, на ходу снимая очки и шапочку. Ноги у нее, против ожидания, были тонкие, мускулистые и очень стройные. До самых бедер поднимались узлы вздувшихся голубых вен. Волосы отливали платиной. Она прошла к своему шезлонгу и села. Похоже, она была одна. Швейцарская пара только собиралась начать свой ежедневный сеанс плавания. Николя догнал издательницу: