— Я все равно думаю, что это глупо, — продолжал твердить Том. Он стоял чуть дальше от своего капитана, но Артур слышно его прекрасно. Мальчик быстро стирал с глаз засохшие слезинки.
— Зато у меня появилось время все тщательно обдумать, — Артур переглянулся. – Теперь она мне не должна помешать…
* * *
Где ещё в этом мире было также холодно? Чтобы сухой ветер, подобно россыпью иголок, царапал легкие? Даже небольшие разведения кострищ не помогали пиратам согреть свои окоченевшие конечности.
Том открыл коленом дверь и протиснул в каюту деревянный поднос с остывшей едой. Так как Артур имел странную привычку есть от всех отдельно, пришлось поработать официантом. Впрочем, Тома это мало волновало. По крайней мере, он так думал до тех пор, пока не вошел в комнату, ибо едва он закрыл за собой дверь (той же ногой), как на другом конце каюты раздался выстрел. У Тома от страха аж сердце подскочило к горлу и пальцы его случайно отпустили поднос.
— КАПИТАН! Боже, капитан! — отряхивав портки от супа и пюре, мальчик понесся вглубь комнаты. Артур валялся в углу комнаты, одна рука его лежала на правом колене, другая сжимала в руках мушкет. На растрепанных волосах юнга обнаружил пятна крови и еще чего желеобразного. Тем же самым была замызгана и стена за спиной пирата. Над разбитой головой капитана разрастался белый пар.
— Капитан! — всхлипывая, взвыл Том. — Капитан!
— Ну, чего ты разорался? — неожиданно спросил его мертвец. Том не видел большей половины его лица за лохматой челкой, но он отчетливо разглядел в тени блестящие белки глаз пирата. Пират с рассеянным видом перезарядил посиневшими пальцами мушкет, всунул в него очередную круглую пульку. Тома словно громом поразило. Он не мог оторвать от Посланника испуганного взгляда.
— Что вы...
— Мозги вправляю, — ответил недовольно пират и приложил дуло пистолета к виску. Еще мгновение и звук выстрела прозвучал чуть ли не на весь корабль, и Том снова зажался, как перепуганный зверек. — Из...извини, что мне приходится делать это перед тобой...
— Но зачем? — мальчик долго силился, но в итоге разрыдался. — Заче-ем вы это делаете?
— Я же сказал тебе, — мужчина стер с плеча ошметки своих мозгов и принялся перезаряжать мушкет, который от бесконечных выстрелов казался горячее раскаленной кочерги. — Кто -то говорил, что осознание приходит только при смерти. Я убил себя уже сто двадцать четвертый раз, — прозвучал выстрел. — Сто двадцать пятый. И все равно, я не могу понять.
Каждый раз, когда пират выстреливал себе в голову, мальчик закрывал глаза ладонями и начинал громко рыдать, и горячие слезки, не успевая доползти до подбородка, стыли и превращались в мелкие сосульки. То, что делал Артур, было ужасно!
— Прекратите...умоляю...— Том закашлял. Из его губ потекла вязкая слюнка. — Господи!
— Я хочу понять, почему она с каждым выстрелом лишь яснее является ко мне? Почему до этого я не знал этих ощущений, я чувствовал себя бездушной вещью, способной только мыслить. Но сейчас...словно мозг мой начал отказывать, чахнуть...во мне опять идут перемены. Я понимаю, что хочу быть рядом с ней, что мне не нужен этот гребаный мир с его законами, что все мои принципы были одной большой ошибкой...
— Наверное, так и должно быть, — попытался предположить мальчик. — Только не стреляйте больше, умоляю. Мне страшно.
— А что тут такого? Я же все равно не могу умереть, — Артур усмехнулся. — Мда-а. Всю жизнь свою потратил на открытие нового измерения, и теперь могу все это и потерять из-за какой-то женщины...Я и вправду обезумел, Том. И Френсис – она мой ключ к безумию. Хорошо, что ее сейчас нет здесь и ее влияние действует на меня не так сильно, как это было в ее первые появления.
Том резко поднял голову и посмотрел на потолок.
— Вы слышали это? — прошептал он.
Артур посмотрел через иллюминатор и лицо его налегла более мрачная тень.
— Испанский корабль...
Воспоминания начали сужаться, как скомканный руками листок, сверху на них накатил неожиданный клуб густого, черного дыма , имеющего пару горящих прорезей. Дым зарычал, как самое настоящее чудовище.
Артур летел вниз со скалы, раскинув безмятежно руки и жмуря глаза. Образ Френсис, такой до того этого ясный и ощутимый, растворился в небытии. Теперь он был во власти существа. Он задыхался, хотя не паниковал...он же не умрет. Он не сможет умереть. Он бессмертен, он силен, как целое, снабженное оружием, войско. Он всех защитит. Он защитит ее. Иначе зачем он это делает?
— Все, хватит! — Френсис услышала за своей спиной его тихий, но вполне ясный голос и почувствовала, как кто-то крепко хватает ее за ладонь. Девушка переглянулась, и увидела за собой чью-то неясную фигуру. В принципе, она понимала, кто стоял перед ней. — Френсис...ФРЕНСИС! ФРЕЕЕНСИС!!! ОЧНИСЬ, БОНФУА!
Посланник рывком вырвал девушку из воспоминаний. Френсис попыталась сначала вырваться из этого потока, похожего на бурлящее течение реки, только за место воды, девушку несли мысли, множество мыслей, которые что-то говорили, порою кричали, иногда даже хихикали, как сумасшедшие, а иногда даже и ревели. Внешне это напоминало как раз ту чёрную, густую воду, по которой когда-то плыла былая Армада. Только этот поток был более живым, более эмоциональным, более пылким. Френсис показалось, что она сходит с ума, что теперь эти голоса звучат не внешне, а уже в ней самой. Как будто всё это неосознанно говорили, выкрикивали её губы.
Френсис забарахталась в этой вязкой жидкости, ощущая, как она назойливо прилипает к её рукам, старается не упустить такую аппетитную жертву. Френсис закрыла плотно рот, дабы не впустить в себя эти проклятые воды, и закрыла глаза. На какое-то мгновение, черные, живые волны накрыли её с головой, попытались унести её на дно, чтобы там и растерзать на куски.
— Я даю тебе выбор. Дальше будет куда опаснее. Ты ведь никогда не слышала о третьем измерении?…. Ты можешь пойти туда со мной. Или же можешь убить меня, и тогда все здесь и закончится. Бери мой корабль, если так хочешь, и плыви отсюда как можно быстрее!...
Френсис мигом среагировала на голос, но понять, откуда он доносился, была не в силах. Река не пускала её к нему. Френсис уходила всё ниже и ниже на дно.
*платье эдак 17 века, для того времени, через чур откровенное!
Глава 21. Между двумя мирами
- Она жива вообще?
- Ну, да, сегодня даже рукой двинула. Кажется, я слышала, как она ночью разговаривала. Что-то бубнила под нос себе. Ты посмотри, вроде у нее щеки порозовели. Это хорошо, значит, она выздоравливает.
Голоса раздавались так глубоко, словно где-то в бочке. Френсис попыталась пошевельнуться, дабы показать этим незнакомцам, что так расслаблено беседовали над ее телом, что она жива, что все с ней хорошо. Но хорошо ли? Если она наполовину вырвалась в реальность из того состояния-то ли комы, то ли обыкновенного сна - в котором прежде находилась, то это вовсе не значило, что с ней все было в порядке.
Когда она поняла, что не в силах даже поморщить нос, что тут говорить об остальном, сердце ее взволнованно застучало в груди. Что с ней? Где она? Может, она уже мертва? А те люди, чьи голоса она слышала минуту назад - вовсе и не люди, а...ангелы?
"Помогите!"- хотела крикнуть она, но этот жалкий вопль прозвучал в мозгу. Пронесся словно по длинному, бесконечному коридорчику и вскоре затих. И она снова осталась одна.
- Френсис, ну как ты? - этот совершенно иной, не похожий на предыдущих, голос возник из ниоткуда, в темноте. Такой детский и бодрый.- Мне тут сказали, что ты ночью руками шевелила. Наверное, ты поправляешься. Я очень-очень за тебя волнуюсь, Френсис. Наверное, я в этом виноват. Я не должен был тебя там оставлять одну, и этого бы не произошло...Френсис...Френ...
Девушка собралась с силами и вынудила разлепить веки. Это оказалось очень тяжелым, даже болезненным занятием, так как неожиданная вспышка света словно полоснула ножом по глазам, пробуждая щиплющую боль. И видимо это являлось каким-то душевным толчком, который помог Френсис окончательно вырваться из этого мира грез и ощутить жуткую слабость в конечностях. Мышцы на руках и ногах сводило так, словно ей пришлось пробежать несколько километров без передышки. А в груди ухала такая тяжкая боль, доводящая до удушья. Френсис сразу захотелось обратно в свой сумрачный мир, где ей было спокойно за себя, и она не чувствовал этой ноющей боли.
