Однако доброе настроение пропало. Когда он вновь чокнулся с женой, прежнего подъема у него уже не было, как не было и прежней уверенности, что ему удастся арестовать Голлера и повергнуть Граумана. Если бы он имел дело с обычными преступниками! Но Голлер и Грауман были полицейские, их так просто не возьмешь…
Мелер спал тяжелым, беспокойным сном. Он встал рано и сразу отправился в аэропорт, чтобы понаблюдать за Грауманом. Служебное удостоверение открыло ему все двери. Он отыскал в отделении таможни комнату, из которой хорошо просматривались зал ожидания и взлетное поле. О прибытии самолета рейсом из Женевы еще не объявляли. Грауман тоже пока не появился. Мелер очень надеялся, что комиссар перехватит Голлера в зале ожидания, а не воспользуется для этого таможней. Иначе все пропало.
Мелер шел ва-банк и понимал, чем для него закончится эта игра в случае проигрыша. Он решительно отбросил все сомнения, мучившие его накануне. Мысль о том, как в последние дни Грауман обращался с ним и как он, рядовой ассистент, решился на расследование против своего шефа, заставляла сердце Мелера биться сильнее. Однако отступать было некуда, он все же распутает это дело и выяснит причины, по которым Грауман не арестовывает банковского налетчика Голлера.
Его размышления прервало появление комиссара. Он приехал заблаговременно, вероятно опасаясь, что самолет прибудет раньше срока. Мелера скрывал огромный рекламный плакат, висевший на стеклянной стенке. Он проделал в нем дырку и мог спокойно обозревать весь зал ожидания, сам оставаясь незамеченным. Грауман явно нервничал, часто поглядывал на часы и время от времени подходил к информационному табло. Наконец он зашел в коридор, из которого была видна часть взлетного поля.
По трансляции объявили о прибытии рейса из Женевы. Грауман замер. Мелер знал, что теперь комиссар никуда не денется, а потому переключил все свое внимание на прибывающих пассажиров.
Самолет вынырнул из облаков, резко снизился и, пробежав по взлетно-посадочной полосе, подрулил к зданию аэровокзала. Мелер терпеливо наблюдал, как к самолету подъехал трап и в фюзеляже открылась дверь. В толпе пассажиров он сразу заметил Голлера.
Грауман потихоньку отступил к газетному киоску и принялся разглядывать витрину.
Минут через десять показался Голлер. Быстрыми шагами он пересек зал ожидания и вышел на привокзальную площадь. Грауман последовал за ним. Мелер тоже оставил свой наблюдательный пункт и, прячась за спинами пассажиров, поспешил за своим шефом.
Голлер подозвал такси. Когда он открыл дверцу, Грауман вышел из-за колонны и, втолкнув вахмистра в машину, уселся рядом. Голлер попытался выскочить через другую дверь, но комиссар его удержал.
— Не спеши, — сказал он. — Лучше подвинься. Здесь хватит места на двоих. — И, не обращая внимания на протесты Голлера, захлопнул дверцу и приказал шоферу: — Поехали!
— Я все же выйду, — не успокаивался Голлер.
— Это ты брось, — пробурчал Грауман. — Мне надо с тобой поговорить.
Голлер назвал шоферу свой адрес. До конца пути пассажиры молчали, обдумывая предстоящий разговор.
Дома у Голлера никого не было. В гостиной царил беспорядок. Вахмистр резко отодвинул на край стола кучу белья, бросил на нее свой плащ и сел на стул. Грауман остался стоять. Некоторое время они безмолвно смотрели друг на друга. Первым заговорил Грауман:
— Ты проиграл, Голлер!
Голлер лениво забросил ногу на ногу.
— Ты говоришь загадками.
— Мелер хочет схватить тебя как банковского грабителя, — процедил Грауман. Лицо Голлера стало мертвенно-бледным, он весь напрягся и остекленевшими глазами уставился на Граумана, который невозмутимо продолжил: — Против тебя столько улик, что я мог бы тебя сейчас же арестовать.
Голлер судорожно улыбнулся.
— Кто же этому поверит, — фыркнул Голлер. — Полицейский — налетчик на банк!
Грауман выждал, пока Голлер успокоится.
— Поверят, — отрубил он. — Против тебя свидетельствуют отпечатки пальцев.
— У меня есть алиби, — возразил Голлер. — Ты же знаешь, что во время налета на банк я находился в полицейском резерве в районе демонстрации.
— После того, Голлер, — спокойно уточнил Грауман. — После того! Ты был возле банка в двенадцать сорок пять, дабы удостовериться, что все спокойно. Вскоре после этого ты подъехал на украденном «фольксвагене», который оставил на соседней улице, к банку. На это ушло не более десяти минут. Все это время ты не спускал с банка глаз. Машина была припаркована так, что ты мог, сидя за рулем, выждать, пока не выйдут все клиенты. Налет длился две-три минуты. Минут пятнадцать заняло бегство на машине. Я поинтересовался, когда тебе было приказано явиться на сборный пункт. В тринадцать тридцать. Таким образом, на ограбление банка ты мог затратить три четверти часа. Разгон манифестантов начался в точно назначенное время. Демонстрация нежданно-негаданно обеспечила тебе желанное алиби, и твои потуги отличиться в этой акции были не чем иным, как попыткой закрепить это алиби.
Голлер молчал. Он был вынужден признаться себе, что Грауман хорошо поработал. Его рассуждения было трудно опровергнуть. И все же он предпринял последнюю попытку доказать ошибочность умозаключений комиссара.
— А покушение на мое убийство?
— Ты его инсценировал, дабы ввести нас в заблуждение. — Грауман рассмеялся. — Признаюсь, что этим псевдопокушением тебе действительно удалось на какое-то время заморочить мне голову, но отпечатки пальцев…
— Ты действительно думаешь, — насмешливо прервал его вахмистр, — что я стал бы работать без перчаток?
— Отпечатки пальцев на моей вилле ты оставил перед ее взломом, — заметил Грауман. — Следовательно, мне оставалось только сравнить их с отпечатками, обнаруженными на карабине и входной двери банка. — Комиссар взял стул и уселся напротив Голлера. — Будут еще вопросы?
Вахмистр промолчал. В голове у него быстро проносились мрачные мысли. Он лихорадочно искал в сплетенной комиссаром сети лазейку, через которую смог бы выскользнуть. Он отказывался верить тому, что Грауману удалось так много разузнать. Однако, взглянув в жесткое лицо комиссара, понял, что запираться бессмысленно.
— У меня есть для тебя кое-что, — протянул он, и загадочная улыбка появилась на его лице.
— Кое-что? — переспросил Грауман. — Я знал, что ты преступник, еще с момента нашей неожиданной встречи. Когда мне стало известно, что незадолго до налета ты побывал возле банка, у меня уже не было никаких сомнений в этом, — солгал Грауман и криво усмехнулся. — Для меня это была игра. В кошки-мышки. Кошка сыта, потому и позволяет мышке еще немного пожить, дает крошечную надежду удрать. Пока кошке не надоест. И вот это время настало! — грозно продолжил он. — У меня пропало всякое желание играть с тобой, Голлер! Уже одних отпечатков пальцев на входной двери достаточно, чтобы осудить тебя.
— В протоколах дела значится, что преступник совершил налет в перчатках, и в то же время якобы найдены отпечатки его пальцев, — все-таки не сдался Голлер, пытаясь убедить Граумана в ошибочности его рассуждений. — Ты не находишь это странным?
Неожиданно Голлер умолк. Он вдруг представил, как стоит у входа в банк, смотрит через стекла. Женщина с ребенком на руках, ужас, охвативший ее, когда дверь выскользнула из его рук. Вахмистр почувствовал, что его ноги становятся ватными. Он провел ладонью по лбу, она была влажной от пота.
— Вежливость подвела тебя, Голлер, — сказал Грауман, словно отгадав его мысли. — Ты открываешь дверь, отпечатки твоих пальцев остаются на стекле. Десять минут спустя ты грабишь банк. А до этого, во время обхода, готовишь себе запасной путь к отступлению — заклиниваешь решетку черного хода. Молоток же подбрасываешь в умывальник через окно. Как видишь, я все знаю, и твоей, карьере — конец.
Голлер горько ухмыльнулся:
— Карьера! Вахмистр сто тридцать второго участка, стерегущий денежки богатеев.
Он злобно взглянул на Граумана, который вальяжно развалился на стуле и, широко расставив ноги, поглаживал рукой колено. Комиссар походил на крупного хищника, терпеливо выжидавшего момент, когда можно будет наброситься на жертву и загрызть ее. Он уже давно шел по трупам, достиг всего, что только можно. Он занял высокое положение в обществе, как и все те, кто ловко скрыл свое прошлое и сросся с новой системой. Никто и ни в чем не обвинит его. Грауман продолжит свой путь наверх, а он, вахмистр, всего лишь одна из ступенек на этом пути. Комиссар крепко держится в седле.
