– Лех, слушай, – шепотом спросил я, – а Олег-то где? В том вагоне?

Николаич замялся и отвел глаза. Несколько секунд молчал, не глядя на меня. Потом глубоко вздохнул, видимо собираясь ответить, но Толстый его опередил.

– Не нашли, – хриплым голосом произнес он, все так же вперившись взглядом в никуда. – Меня вытащили, тебя вытащили, – после этого Толстый посмотрел мне в глаза, – а его не нашли.

Я отвел глаза и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Внутри стало пусто. Так сложилось, что до этого никогда не терял близких людей, поэтому чувство утраты, которое почувствовал сейчас, было впервые. Трупы после аварии отстраненно рассматривал, барьер какой-то уже стоял. Даже то, что при аварии второй Леха-охотник шею сломал, меня особо и не тронуло – с ним и не общался почти. Но, хотя Олега тоже знал даже меньше суток, испытал чувство близкое к шоку. Успел уже привыкнуть к его непробиваемому спокойствию, к тому, что он постоянно знает что делать. И, самое главное, как правильно делать.

– А выпить нет ниче? – вопрошающе посмотрел я на Леху.

Выпить нашлось. Леха, правда, сначала переглянулся с доктором и только после того, как тот кивнул, достал початую бутылку водки. Разлил в уже изрядно попользованные пластиковые стаканчики, и мы выпили в тишине, не чокаясь.

Док, кстати, тоже выпил. Не совсем потерянный человек – мелькнула мысль. В моем стаканчике плавали черные крошки – то ли пепел, то ли еще что, но внимания обращать не стал. Закусывать было нечем, запил чаем. Переждал резкий кисловатый привкус во рту, убедился, что обратно не просится, и только после этого прилег. Хорошо-то как – мало того что чаем согрелся, так еще и от выпитой водки тепло внутри растекается.

Леха, прихватив с собой дробовик, пошел сопровождать доктора в другой вагон, проведать раненых, как я понял из их реплик. Стало тихо, лишь потрескивал огонь в печке. Хотя, стоило подумать о том, что тихо вокруг, сразу услышал и храп за стенкой, и поскрипывание вагона. На улице поднялся ветер, начав подвывать в щелях, пока негромко.

Сон как назло уже не шел. Дрему согнал, теперь не заснуть – все же весь день в отключке валялся. К тому же выпитая водка не успокоила, а взбодрила. Да и привыкшее к комфорту тело реагировало на все неровности металлического пола, наброшенных тряпок было явно мало. А ведь года три назад и никаких тряпок вместо матраса не надо было, мог с удовольствием на голом полу спать.

Я поворочался с кряхтеньем, нечаянно разок сильно толкнув Костика, но тот просыпаться даже и не думал. Повернувшись в очередной раз, наконец, улегся вроде удобно, на бок, вытянув руки. Если так заснуть, то пару часов, как минимум, можно проспать, пока ничего не отлежишь.

Только сейчас, довольно вздохнув, вдруг вспомнил про Аню. Попытался мысли эти отогнать, но не получилось. Собрался с духом, проанализировал все свои чувства и переживания за сегодняшний день. Получалось, что смерть Олега тронула меня как никогда раньше, а про Аню я даже и забыл. Мне стало стыдно и захотелось под землю провалиться.

Вдруг вдалеке раздался громкий звук выстрела, и мы с Саней встрепенулись. Несколько секунд просто смотрели друг на друга, но тут дуплетом громыхнуло еще раз. Приподнялся заспанный Егор, проснулся один из спутников доктора, мужик лет так около тридцати – тридцати пяти, с обильным вкраплением седины в темных волосах.

– Что случилось? – Это он к Толстому обратился, который уже суетился у рюкзаков.

– Да Леха стрелял вроде, они с Доком раненых пошли проведать, – уже договаривая, Толстый вытащил из рюкзака длинный чехол и извлек из него двуствольное ружье, с вертикальным расположением стволов. – Алекс, пойдешь со мной? Посветишь, если что? – посмотрел он на меня, отвлекшись от патронташа, который достал из того же чехла.

Я кивнул и, в который раз за сегодня пытаясь унять нервную дрожь, пошел к окну, разбирать выход. Догнавший меня Толстый сунул мне в руки длинный, сантиметров сорок, тяжелый фонарь. Такой и как дубину можно пользовать.

– Кричите, если что, – напутствовал нас Егор. А вот темноволосый друг доктора собрался с нами, взяв топор в руку.

– Не включай фонарь пока, – буркнул мне Толстый.

Снег падал все так же обильно, на нос снежинки просто огромные приземлялись, вокруг не видно ни зги, как и утром. Только тогда марево тумана было, а сейчас снег валит стеной.

На полпути, перепугав друг друга, встретили Дока с Лехой. Оказывается, у вынесенных из вагонов трупов суетилось несколько то ли волков, то ли собак бродячих, уточнять они не стали. Леха завалил одну, остальные скрылись. Кричать не решились и, лишь предупредив народ в вагоне аккуратней ходить до ветру, скорей двинулись к нам успокоить, прекрасно понимая, что и мы выстрелы слышали.

Постояли, посовещались, стоя на уже припорошенных снегом путях. Говорили все больше Николаич и Толстый, который по итогу голосования направился в тот вагон караулить. Николай, спутник доктора, чье имя я узнал в ходе обсуждения, добровольно-принудительно пошел с ним. Ну а больше и некому – у меня там друган обиженный должен козни строить, у Егора подруга вроде как у нас спит. Буржуйка, оказывается, Лехина, так что ему просто полагается у нее греться. Костик только остается, но он контуженый.

Вернувшись из этого ночного забега, я устроился на то место, где до этого лежал Николай. Между делом хотел одеяло дернуть, под которым валялся в отключке, но доктор его уже приспособил тем двум мужикам, которые тоже в отрубе были. Может, и не в отрубе, просто спали крепко. Ну и ладно. В рюкзаке моем еще и спальник имеется, и пена, очень бы хотелось все это достать, но будить всех ради того, чтоб себе приятно сделать, мне совесть не позволяла. Хотя на удивление так удобно устроился, что разные измышления меня догнать не успели – заснул сразу, сладко и с удовольствием. В сон как провалился.

А выбирался с трудом. Находясь в полудреме, проснувшись от холода. Лежал, подтянув колени чуть не к подбородку, стараясь не выпустить крохи тепла. Спиной чувствовал, что кто-то спит рядом, и старался прижаться, греет как-никак. Так и валялся, наверное, минут десять. До того времени, когда мучения от холода и стонущих отлежанных мышц не стали невыносимыми, после чего кое-как поднялся.

Ненавижу такие пробуждения. Ложишься спать усталый и вымотанный, надеясь на то, что сон усталость снимет, а просыпаешься в еще худшем состоянии. Непривычное тело от такого сна устает, как от погрузки вагонов. Лечится это просто – временем. Через недельку в экстремальных условиях привыкаешь и начинаешь наслаждаться сном в любом месте и в любое время. И, самое главное, начинаешь отдыхать. Но вот незадача, отвыкаешь от этого быстро, и сейчас знание того, что еще пару ночей в таком режиме – и буду с утра как огурчик, меня совсем не утешало.

Окинул взглядом наше бомжевище – на месте только Костик и Егор с подругами. Вот ведь и по барабану же им. Хотя и к буржуйке ближе. Кстати, о буржуйке – интересно горячая ли, подумал я и потянулся к печке, но сразу же с шипением отдернул руку. Буржуйка была чуть ли не раскалена.

Вот дятел, все лезу не подумав, дуя на подушечки пальцев, обругал я себя. Постанывая от боли, пока никто не слышит, вылез на улицу и сразу же зажмурился. Вокруг было белым-бело, ветви деревьев клонились к земле под грузом налипшего снега. И тишина вдали звенит. А рядом звенело на холоде лезвие топора, которым Леха рубил дрова у приличных размеров костра. Я постоял минутку, привыкая к ослепляющей белизне, потом пошел к костру. Там суетился молодой парень, снимая кастрюлю с кипятком. Когда я подошел, он с ней уже умчался в вагон.

– Прикольно. Чай мутят? – проводив парня взглядом, обратился я к Лехе.

– Если бы, – тот нахмурился и глянул на меня красными от недосыпа глазами, – доктор кипятка просит, пациентов штопает.

Я уткнулся, смущенный. Смущался, правда, недолго – Леха сразу же припахал меня наполнять разные емкости снегом, чтоб его растапливать. Несколько кастрюль, алюминиевое ведро и тазик были уже изрядно подкопченными, топили, видно, давно. Снег плавился быстро, пришлось докидывать, так как воды, естественно, получалось меньше. В растапливаемой воде плавали черные точки пепла. Посчитав миссию выполненной, отставил от костра заполненные емкости и осмотрелся.