— Мальчишки денег не воровали, это…

— Сядь, я тебе сказала, — Пенелопа резко оборвала Иванову на полуслове и снова повернулась к Комару. — Видишь, что ты натворил, сколько ненужного шума. Твоих рук дело?

— Сколько вы еще будете нас мучить? Не трогали мы ваших денег! — воскликнул Валерка.

— Таких, как ты, Комаров, давить надо, как тараканов, — вырвалось у Пенелопы.

— Вы и так нас давите, скоро уже и дышать без вашего разрешения нельзя будет. Вы же, как кровосос, пока крови не напьетесь, не успокоитесь, — лицо Комара раскраснелось, губы дрожали, глаза казались больше и темнее обычного. — Сами не живете и другим не даете спокойно жить! Каждый урок как каторга! От вашего взгляда даже растения в классе вянут, мухи дохнут! Позвоните в космос, пусть они там вам карму полечат, а нас оставьте в покое! Мы нормальные, с космосом не контактируем.

— Да я тебя… — у Пенелопы перехватило дыхание, руки ее дрожали, глаза гневно сверкали. Она становилась похожей на безумную. — Я на тебя порчу наведу, — истошно завопила она, — я прокляну тебя и всю твою шайку… Прокляну!

В ее голосе было нечто такое, что заставило содрогнуться весь класс.

— Вы больная на голову, вам лечиться надо, а не детей учить! — Комар устало опустился на стул.

Я от ужаса зажмурил глаза, представив, что сейчас случится. Пенелопа с каменным лицом подошла к Валерке, размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.

— Фашистка, — крикнул Комар. Его лицо стало мертвенно-бледным.

— Что ты сказал, недоносок? — Пенелопу трясло от ярости.

— Фашистка! — громко на весь класс повторил Комар. Он сыпал словами, как одержимый. — Вам бы в гестапо работать или надзирателем в тюрьме, но только не учителем в школе.

Трудно было сказать, чье лицо сильнее искажала ненависть: Комара или Пенелопы. Я оцепенело смотрел на них, стоящих друг против друга, не зная, что делать. Никто в классе не шелохнулся и не издал ни звука, лишь слышалось неровное, с присвистом, дыхание Пенелопы, прижавшей к груди кулачки.

— Я тебя сгною, ты у меня на коленях будешь вымаливать прощение, — в глазах Пенелопы плясали безумные огоньки, каких я раньше никогда не видел.

— Не дождетесь! — выкрикнул Комар.

И в этот момент в класс вошел Большой Лелик, он, видно, проходил мимо, услышал крики Пенелопы и направился узнать, что стряслось. Войдя в класс, он увидел перекошенное, озлобленное лицо Пенелопы.

— Полюбуйтесь, что натворили ваши любимчики! — самодовольно крикнула Пенелопа. — Они меня обворовали. Посмотрите на этого наглеца, — она указала на Комара, — он предводитель этой шайки, и вы его везде покрываете.

— Валерий никогда не был замечен в воровстве, может, вы ошибаетесь? — уверенно произнес Лелик.

— Я никогда не ошибаюсь! — заносчиво воскликнула Пенелопа. — Если я говорю, что это сделал он и Сафронов, значит, это так и есть, и они должны быть наказаны.

— Белла Ивановна, успокойтесь.

Комар с пацанами сгруппировались возле Лелика, как цыплята возле курицы.

— Не надо затыкать мне рот, — гневно воскликнула Пенелопа. — Думаете, что если Ларионова ваша подружка, то все вам можно!

Большой Лелик вспыхнул и тоном, не терпящим возражения, твердо произнес:

— На праве дежурного администратора я прерываю урок и приказываю учащимся покинуть кабинет литературы и идти в детдом.

— Что вы себе позволяете?! — вскипела Пенелопа, она не привыкла к такому повелительному тону, тем более от человека, которому напрямую не подчинялась. — Вы никто, чтобы командовать на моем уроке. Я никуда детей не отпускаю! — она подошла и спешно закрыла дверь на ключ. — Вы все уйдете через мой труп, — возбужденно крикнула она.

— Вы уже давно труп! — не удержался и выкрикнул Комар.

— Что ты сказал, недоносок? — лицо Пенелопы словно ссохлось.

— Вы давно уже труп! — повторил Комар. — Откройте дверь, я не хочу даже рядом с вами стоять!

— Ах ты, свинья, — заорала Пенелопа. — С аттестатом можешь попрощаться, я тебе устрою экзамены, — пообещала она.

— Да, заберите вы его себе, если он вам так сильно нужен, — лицо Валерки было мертвенно-бледным. Он, прихватив сумку, решительно направился по проходу к двери. Его примеру последовали другие ученики с последних парт.

— Я вас никуда не отпускаю, — нервно завизжала Пенелопа.

— Откройте двери сами, или мы их выломаем, — заявил Комар, и по его глазам Пенелопа поняла, Валерка действительно выломает дверь.

— Не открою! — намертво стояла Пенелопа.

— Белла Ивановна, — вмешался Лелик, напрягшись. — Не заставляйте детей совершать антипедагогический поступок!

— Что вы мне все указываете, как жить! — взорвалась Пенелопа. — Вы сопляк против меня!

В классе засмеялись, все было похоже на спектакль. Большой Лелик приблизился к Пенелопе и проговорил с расстановкой: “Я больше терпеть ваше хамство не намерен. Немедленно открывайте дверь!”

Что-то грозное и повелительное было в его голосе, манере. Он словно загипнотизировал Пенелопу. Она смиренно подошла к двери и открыла ее.

— Спасибо за понимание, — холодно поблагодарил Лелик.

— Я о вашем произволе доложу директору, я напишу жалобу в министерство, вы у меня попляшете, — прошипела Пенелопа.

— Пишите куда хотите, но я бы посоветовал вам искать новое место работы.

Лелик первым вышел из кабинета, и за ним мы все. В классе остались только Пенелопа и Щукин.

— Мы ничего не воровали у этой дуры, — доказывал Комар, он словно боялся, что Лелик ему не поверит.

— Мог бы мне этого не говорить! — невозмутимо произнес Лелик. — Через десять минут наблюдаю всех вас в детдоме, — скомандовал он.

— Нет, — твердо произнес Никита, — мы опоздаем. Нам необходимо поговорить со Щукиным. Это все он подстроил!

Лелик остановился в нерешительности.

— Хорошо, я буду вас ждать в воспитательской, — выдавил он из себя.

Когда Щука вышел через пять минут из класса, в коридоре его терпеливо дожидался Никита, на подоконниках коридора, как встревоженный улей, сидел весь класс.

— Щука, стой! — крикнул Никитон. — Ты Пенелопины деньги подложил Аристарху в сумку?

— Окстись, Никитон, — Щука изобразил на своем лице недоумение и заморгал невинно глазами. — Сафрон с Комаром сами их украли у бедной Пенелопы.

— Никогда не думал, Макс, что ты опустишься до такой низости, — в сердцах выкрикнул Никитон.

— Засохни, Смирнов, — раздраженно ответил Щука.

— Сам засохни!

Щука подбежал к Никитону и с размаху ударил его ногой в бок, Никита от боли согнулся в две погибели.

— Я же тебе сказал — не сокращайся, — с остервенением произнес Щука.

— Макс, — отдышавшись, произнес Смирнов. — Я вызываю тебя на “честный поединок”.

Лица бывших друзей были напряжены до предела.

— Я ж тебя раздолбаю, как дятел спичку, — сиплым голосом произнес Щука.

— Клювик не сломай, — живо парировал Никита.

— Смирнов, — неистово закричал Щука, — не провоцируй меня.

— Я не провоцирую, — спокойным тоном ответил Никита.

— Где и когда? — резко спросил Щука, он понял, что Никита с ним не шутит. — Если тебе так сильно хочется быть боксерской грушей, — Щука криво ухмыльнулся. — Только я жалеть тебя не буду, — предупредил он сразу.

— Сегодня в спортзале, сразу после ужина.

— Кто будет судьей? — по-деловому спросил Щука.

— Кузя!

— Что получает победитель? — голос у Щуки внезапно сел, словно у него пересохло во рту.

— Власть над Клюшкой.

— Побежденный?

— Линяет навсегда из Клюшки.

— Заметано, — кивнул головой Щука и, довольный, пошел в свою спальню.

“Честный поединок” был введен на Клюшке еще обитателями послевоенных лет. Через честную драку, в которую никто не имел права вмешиваться, решались спорные вопросы жизни обитателей Клюшки. Это был последний и решающий аргумент в решении назревшей проблемы. Отказ одной из сторон в участии поединка рассматривался как трусость и поражение. Проиграть в поединке не считалось позорным, так как двое честно и открыто при всех выясняли свои отношения.