Настроение ее значительно улучшилось, это сразу все заметили. Класс молча ликовал, наивно полагая, что оставшееся время пройдет в таком же благодушном состоянии. Всю идиллию испортил Чапа, его “харчок” с трубочки вместо того, чтобы попасть в Малофееву, попал на руку Пенелопе.

— Какой кретин расплевался? — взревела она.

Чапа обомлел, у него даже не хватило сил встать, ноги окаменели.

— Белла Ивановна, я не хотел, — промямлил виновато он.

— Господи, что значит наследственность, — вскипела Пенелопа. — Таким же идиотом был и твой папочка. Имела несчастье его учить, — произнесла она презрительно. — В ваши годы пионеры-герои жизнь за Родину отдавали, а вы…

Чапа пристыженно и напуганно молчал.

— Еще раз харкнешь, ты у меня из школы вылетишь первым рейсом, — это была излюбленная фраза Пенелопы, но никто, правда, не знал, когда наступит этот рейс.

— Ей бы охранником в психушке работать! — тихо шепнул Валерка мне.

— Лучше ветеринаром в зоопарке, — согласился я.

— Про какого ветеринара ты там шепчешь, новенький? — Пенелопа подозрительно перевела взгляд очкастых глаз на меня. — Не смотри на меня, как таракан на тапки. Гоголя выучил?!

— Да!

— Продемонстрируй, — коротко бросила она, продолжая сверлить меня своими четырьмя близорукими глазами.

Я с минуту помолчал, вспоминая слова, и спокойным звонким голосом прочитал отрывок в полторы страницы наизусть, ни разу не запнувшись.

— Очень даже ничего, — удивилась Пенелопа. — “Отлично”, — произнесла она и, довольная, сияющая, направилась к учительскому столу. — Вот с кого берите пример, остолопы, — произнесла она, обращаясь к растерянному и даже потрясенному классу.

На меня смотрели со смешанным чувством восхищения и зависти, даже Валерка воспринял мое “отлично” неодобрительно, это я читал по его хмурому выражению лица.

— Сафронов, ты кто по гороскопу? — неожиданно поинтересовалась Пенелопа.

— Близнец.

— Неужели? — разочарованно произнесла она. — У нас, оказывается полнейшая звездная несовместимость. — Она долго не могла поверить в такое несовпадение.

Настроение ее значительно ухудшилось.

— Послушаем вторую нашу знаменитость, — Пенелопа обратилась к Комару.

— Я же только что из больницы! — огрызнулся Валерка.

— Это твои личные проблемы, мне до них нет никакого дела, — голос Пенелопы крепчал.

Валерка, нахмурившись, угрюмо молчал.

— Значит, не выучил, — обрадованно заключила она. — Садись, “два”!

Пенелопа принялась по очереди опрашивать класс. Время медленно и уверенно катилось к завершению урока. Валерка, расслабившись, увлекся другой работой. Двигая быстро рукой, он рисовал; закончив, подвинул тетрадь на мою половину и, не сдерживая смеха, показал свое творчество. Я, молчаливо оценив рисунок и прочитав к нему восьмистишие, также не удержался от смеха.

— Что здесь происходит? — нависла Пенелопа над нашей партой.

Валерка замер. Пенелопа грубо выхватила из его рук тетрадь. Она лихорадочно пролистала ее и, не найдя ничего криминального и предосудительного, уже собралась ее вернуть, но последняя страница предательски развернулась во всей красе. Пенелопа впилась в рисунок и стих близорукими глазами.

— Мерзавец! Выродок! Дегенерат! — послышался дикий вопль учительницы. — Сволочь! — верещала Пенелопа.

В классе повисла тишина, никто не шевельнулся, не выдавил ни слова, если не считать Щуку, промямлившего шепотом: “Полный ек”. В приступе необузданной ярости Пенелопа ударила Валерку по лицу. Щелки ее ноздрей раздувались от возбуждения. Комар стоял бледный. На его лице не было никакого выражения, глаза смотрели сквозь Пенелопу в одну точку — на классную доску.

— И ты в этом замешан?! — устрашающим ледяным тоном произнесла Пенелопа, уставившись на меня. Ее глаза гневно сверкали. Левая рука Комара незаметно за партой стиснула мою руку, и это прикосновение подействовало на меня умиротворяюше. — После уроков оба в кабинет директора, там поговорим по-другому! Вы у меня пожалеете, что вообще родились на свет божий! Я вам устрою такое… такое! — У нее перехватило горло, Пенелопа резко повернулась, услышав звонок, быстрыми шагами направилась к учительскому столу, забросив в сумку свои пожитки, громко ушла, хлопнув дверьми перед самым носом изумленной биологички. Та в нерешительности замерла на пороге класса, словно не решалась зайти.

— Что у вас тут произошло?

— Разборка, — ответил за всех Щукин, и класс вымученно засмеялся. — А так, в общем, — Щука постарался спародировать Пенелопу, и у него это неплохо получилось, — урок прошел в спокойной творческой атмосфере. Мы очень активно обсасывали мозговые косточки новеньких.

— И как? — в унисон Командору спросил Каблук, словно он был Папой.

— Никак! — иронизировал Щука. — У одного мозги есть, у другого, к сожалению, полностью отсутствуют. Вот такой клюшкинский парадокс.

Класс грохнул от смеха, только нам с Комаром было не до смеха.

После обеда состоялась очередная встреча с Колобком в его кабинете. Если бы не защита Марго и Большого Лелика, все для нас с Комаром могло закончиться намного печальней, а так мы отделались легким испугом.

Валерка, к удивлению всех собравшихся в кабинете, на рожон не лез, вел себя чересчур смирно — все время молчал.

— Собака лает, караван идет, — философски объяснил Комар свое поведение.

На самоподготовке в тот же день мне пришлось сцепиться с Каблуком, рослым увальнем под метр восемьдесят. Кулаки у него были огромные, глаза на редкость маленькие. Каблук спокойно мог бы завалить Щуку одной левой, но он был дефективным, учился в компенсирующем классе, их на Клюшке презирали, с ними никто не водился. Поэтому Щука легко заделал его своей боевой “шестеркой”.

Каблук пристал к Ленке Ивановой, говорил ей всякую гадость, желая довести ее до слез, и ему это удалось. Большого Лелика в классе еще не было, где-то застрял по дороге. Мне стало противно наблюдать, как придурок Каблук доводит Иванову до слез. Не знаю, какой черт дернул меня стать на ее защиту.

— Каблук, оставь девчонку в покое, — с легким раздражением обратился я к задиристому Каблуку.

Тот от неожиданности молчаливо выпучился на меня.

— Ты что, Сильвер, вякнул? — вид у Каблука был слегка пьяноватый, его пошатывало, и чтобы удержаться на ногах, он цеплялся за край стола. Только через некоторое время я узнал, что Каблук “моментщик” — токсикоман.

— Что слышал, — невозмутимо повторил я. — Оставь Иванову в покое.

— Сильвер, — Каблук неожиданно сплюнул на пол. — Если не хочешь получить по зубам, то вали отсюда, пока не накостылял тебе.

— Каблук, — я старался держать себя в руках и поэтому был предельно вежливым. — Тебе же очень популярно сказали: “Оставь девчонку!” — Десятки глаз оторвались от тетрадей и впились с интересом в меня. — У тебя проблемы с русским языком?! — закончил я с интонацией, по которой было ясно — мое терпение подходит к концу.

— Сильвер, ты чего это? — розовые, как ветчина, руки Каблука сжались в кулаки.

— Ничего, просто отстань от девчонки, — внутри у меня все кипело.

— Завидно стало, потянуло на Иванову, — Каблук грубо хохотнул. — Так я устрою. Иванова, дашь Сильверу?

Рука моя самопроизвольно поднялась, я врезал Каблуку по скуле, он повалился на пол и смотрел на меня с разинутым ртом, не веря в то, что я посмел его ударить.

— Сильвер, ты покойник, — заорал Каблук во всеуслышание.

Дверь класса отворилась, на пороге с тетрадями подмышкой стоял Комар.

— Только после тебя, дефективный, — вмешался Валерка, который с опозданием пришел на самоподготовку. Это за ним наблюдалось еще в обезьяннике, что выводило из себя Гуффи.

Каблук злобно посмотрел на Комара, на меня, на его щеке нервно задергался мускул.

— Комар, ты еще допрыгаешься, — прошипел гнусаво он, и его лицо приобрело густо-фиолетовый оттенок. — И твой дружок…

— Катись, Каблук, — презрительно оборвал Каблука Валерка. — Губошлеп, от тебя за километр прет “Моментом”.