Литмир - Электронная Библиотека

– Ты неисправимый язычник, – добродушно буркнул Кадфаэль, – и сам больше всех нуждаешься в заступничестве святой Уинифред. Но тебе не удастся ее удивить – она всякого перевидала на своем веку. Ежели бы я, к примеру, был святым и покоился на ее месте в раке, то, поди, сам был бы не прочь заполучить это дитя. А уж она-то в людях разбирается и каждому знает цену. Представь, даже брат Жером и тот, как завидит нашего Руна, расплывается в улыбке.

– Ну, это долго не продлится! – рассмеялся Хью. – А парнишка и после пострига оставил свое прежнее имя?

– Я не слышал, чтобы он собирался его менять.

– Но ведь многие так делают, – лицо Хью стало серьезным, – как, скажем, эта парочка из Хайда – Хумилис с Фиделисом. Такие прозвания неспроста берут, разве не так? Что до брата Хумилиса – Униженного, – мы знаем его настоящее имя и, по правде говоря, незачем ему было брать другое. Но что нам известно о брате Фиделисе – Преданном? Униженный и Преданный – любопытно, кто из них первый задумал так себя окрестить?

– Этот юноша – младший сын в семье, – пояснил Кадфаэль. – Старший брат унаследовал землю, а он решил постричься в монахи, что и неудивительно, принимая во внимание его немоту. Хумилис сказал, что Фиделис появился в Хайде, когда у него самого истекал срок послушничества, тогда-то они и познакомились, быстро сблизились и сдружились. Не исключено, что и обет они принимали одновременно, а что до имен… Кто знает, кто из них первым переменил имя.

Они остановились у сторожки и оглянулись в сторону церкви. Рун и Фиделис вышли из церковных дверей, подстраиваясь под шаг друг друга, – оба были довольны, веселы и на редкость хороши собой. Рун что-то с воодушевлением рассказывал, а Фиделис внимательно слушал его и отвечал на восторженные речи новопостриженного брата теплой улыбкой. Солнечные лучи падали на только что выстриженную тонзуру Руна, и льняные кудри окружали ее, словно ореол.

– Рун частенько навещает их обоих, – повернувшись к Хью, сказал Кадфаэль, – и это понятно: ведь он сам был увечным и чувствует родство душ со всяким, кого Бог чем-нибудь обделил, как, например, Фиделиса. Бойкий мальчуган, тараторит за двоих, жаль только, что грамоте пока не выучился. Так что почитать брату Хумилису вслух ни тот ни другой не может – один грамотен, да нем, а другой речист, да читать не умеет. Ну да ничего, паренек выучится – он толковый, брат Павел им доволен. – Тут Кадфаэль в смущении умолк: ведь он чуть не проговорился о болезни Хумилиса и был рад, что Хью не задал ему никаких вопросов.

Оба юноши между тем исчезли в арочном проеме и направились к лестнице, видно, собрались заглянуть к брату Хумилису, который все еще оставался прикованным к постели. Он, конечно, обрадуется, да и кто смог бы остаться равнодушным при виде новопостриженного брата Руна, прямо-таки сиявшего оттого, что исполнилось его заветное желание.

В тот же день по Лондонской дороге к часовне Святого Жиля подъехал молодой всадник, судя по платью – воин, и спросил, как ему проехать к аббатству Святых Петра и Павла. День стоял жаркий, и он ехал с непокрытой головой, в рубахе с распахнутым воротом. Лицо, руки и грудь всадника были темны от загара, какой нельзя приобрести под ласковыми лучами здешнего солнца, – видать, он побывал в далеких южных краях. Молодой человек был прекрасно сложен, легко держался в седле и умело правил породистым скакуном. Его гордое, резко очерченное лицо было обрамлено курчавыми и жесткими, как проволока, черными волосами.

Брат Освин указал ему путь и уставился вслед незнакомцу, сгорая от любопытства. По всему видно, это человек военный, но хотелось бы знать, чей он вассал и в чьем войске служит. И что это ему потребовалось в аббатстве? Он ведь не про город спросил, не про шерифа, а именно про обитель. Выходит, его дело не имеет отношения к войне, что полыхает на юге. Освин вздохнул и вернулся к своим хлопотам, сожалея, что не смог ничего выяснить.

Узнав, что он недалеко от цели, всадник пустил коня шагом и ехал не спеша, с любопытством поглядывая по сторонам – на выцветшую траву на ярмарочном поле, истосковавшуюся по дождю, на дорогу, где возчики лениво понукали впряженных в телеги низкорослых лошадок, на жителей предместья, по-соседски судачивших на лавочках под окнами. По левую руку тянулась длинная высокая стена аббатства, над которой высились церковная крыша и колокольня. Обогнув церковь с запада, всадник проехал мимо выходившей за стену церковной двери, служившей для прихожан из города, и свернул под арку монастырских ворот.

Из сторожки вышел привратник, дружелюбно поприветствовал незнакомца и спросил, что ему нужно. Брат Кадфаэль и Хью Берингар, которые, подойдя к воротам, уже битый час никак не могли распрощаться, обернулись и воззрились на приезжего. Оба заметили потертую, но ладно пригнанную сбрую, кожаный колет, свернутый и притороченный к седлу за спиной всадника, и меч, висевший у него на поясе и не оставлявший сомнений относительно рода его занятий. Хью мгновенно воспылал любопытством, ибо воин, приехавший с юга, наверняка мог поделиться важными новостями. И раз уж ему удалось пробраться сюда через расположение верных королю Стефану войск, он, должно быть, и сам принадлежал к числу приверженцев последнего. Хью со сдержанным одобрением окинул всадника взглядом, оценив его выправку и стать, и, подойдя поближе, произнес:

– Не меня ли вы ищете? Хью Берингар к вашим услугам.

– Это наш лорд шериф, – сказал привратник приезжему и обратился к Берингару: – Этот путник спрашивает брата Хумилиса, правда, он называет его прежним, мирским именем.

Бросив поводья, новоприбывший соскочил с коня. Теперь, когда он стоял рядом с Берингаром, было видно, что ростом он на полголовы выше Хью, крепко сколоченный, с открытым и веселым загорелым лицом, на котором выделялись ярко-голубые глаза.

– Я несколько лет служил под началом Годфрида Мареско, – пояснил незнакомец. – Я разыскивал его повсюду, расспрашивал о нем братьев, что разбрелись из Винчестера, когда обитель в Хайде сгорела дотла. Они-то и сказали мне, что он решил поселиться в здешнем монастыре. У меня есть одно дело на севере графства, для исполнения которого я должен заручиться его одобрением, – для того и приехал. По правде говоря, – добавил он со смущенной улыбкой, – у меня напрочь вылетело из головы его монашеское имя. Для меня он так и остался моим лордом Годфридом.

– Как, должно быть, для всех тех, кто знавал его в прежние годы. Да, он здесь. А ты из Винчестера? – спросил Хью.

– Из Андовера. Мы сожгли этот город, – напрямик заявил молодой человек, внимательно глядя в глаза Берингару.

Было ясно, что оба они сторонники одной партии. Хью удовлетворенно кивнул и спросил:

– Ты из армии королевы?

– Да. Служу под началом Фицроберта.

– Тогда вам стоило бы перекрыть дороги, ведущие на север. Тебе, должно быть, известно, что я управляю этим графством от имени короля Стефана. Я не стану тебя задерживать, коли ты желаешь встретиться с твоим лордом, но не согласишься ли ты отобедать в моем доме, прежде чем покинешь Шрусбери? Я, признаться, просто изголодался по новостям с юга. Позволь узнать твое имя – мое ты уже знаешь.

– Меня зовут Николас Гарнэдж. Я с радостью расскажу вам, милорд, все, что знаю, после того как повидаюсь с лордом Годфридом. Как он поживает? – нетерпеливо спросил Николас и перевел взгляд с Берингара на брата Кадфаэля, который до сего мгновения молча стоял поблизости и наблюдал за беседой.

– Увы, нынче он не совсем здоров, – промолвил Кадфаэль. – Недавно у него открылась старая рана, видимо, это случилось из-за переутомления от долгой дороги. Но сейчас рана заживает, и через день-другой он будет на ногах и вернется к нынешним своим обязанностям. За ним ухаживает один молодой брат, который неразлучен с ним еще с Хайда и очень его любит. Подожди здесь немного, я доложу отцу приору, что к брату Хумилису пожаловал гость, а потом отведу тебя к нему.

11
{"b":"21924","o":1}