Литмир - Электронная Библиотека

Брат Кадфаэль восхитился тем, как стойко Йоселин держал рот на замке и не давал воли рвущемуся наружу потоку гневных слов. Взгляд юноши был почтительно прикован к Радульфусу, и заговорил он не раньше, чем его пригласили. Он, конечно же, должен был проникнуться за эти мгновения доверием и уважением к справедливому и проницательному настоятелю, чтобы так обуздать себя. Юноша мог быть уверен: его не осудят, не выслушав; и воистину стоило сделать над собой усилие и взять себя в руки, дабы потом должным образом защититься.

– Что скажешь, молодой человек? – обратился к нему Радульфус. Лицо его по-прежнему выражало спокойное бесстрастие судьи, но в голосе слышался намек на снисходительность.

– Отец настоятель, – сказал Йоселин, – все мы приехали сюда двумя домами посмотреть на свадебное торжество. Ты видел невесту. – К этому времени девушку давно уже оттащили с места происшествия и втолкнули в странноприимный дом. – Ей восемнадцать лет. Моему господину – тому, кто был моим господином – под шестьдесят. Последние восемь лет невеста находилась под опекой своего дядюшки как сирота; за ней числятся огромные земли, которыми давно распоряжается тот же дядюшка. – Стало отчасти понятно, куда он клонит, нежданно повернув разговор в новое русло. Пикар весь кипел и, дай ему волю, тут же разразился бы ответной тирадой. Но Радульфус, нахмурившись, наклонил голову и поднял руку, требуя тишины. Опекун был вынужден уступить.

– Отец настоятель, я молю тебя помочь Ивете де Массар! – Желанная минута настала, и Йоселин не мог больше сдерживаться. – Святой отец! Ее владения охватывают пятьдесят поместий в четырех графствах, это уже само по себе целое графство. И они поделили его между собой, ее дядюшка и жених. Бедняжка продана одним и куплена другим против ее воли – о Господи, да у нее уже не осталось воли, ее укротили! – вопреки ее воле! Я обидел их только тем, что люблю ее и мечтал вырвать из этой тюрьмы…

Вторая половина его фразы, хотя Кадфаэль и придвинулся настолько близко, что услышал все, для большинства наверняка потонула в криках негодования. Громче всех звучал голос Агнес. Он с лихвой перекрывал голос противника. Йоселин, как ни старался, не мог его заглушить. И тут заслышался четкий цокот копыт. Мгновение спустя во двор иноходью въехали всадники – представители королевской власти. Их было много. Споры, завязавшиеся было вокруг молящего Йоселина и протестующего Пикара, прервались на полуслове. Все взоры обратились к ним.

Впереди ехал Юон де Домвиль. Все мускулы на его лице были напряжены, точно бицепсы у борца; его злобные, настороженные черные глазки горели мстительным огнем. Рядом с ним ехал Жильбер Прескот, шериф короля Стефана в Шропшире – крепкий, поджарый рыцарь средних лет, с соколиными бровями и крючковатым носом. В черной раздвоенной бороде шерифа попадалось немало седых прядей. За шерифом следовали начальник караула – сержант – и семь-восемь старших чинов, отряд довольно внушительный. Въехав в ворота, шериф дал знак своим людям остановиться. Воины спешились, сам шериф тоже слез с лошади.

– Вот он! – прорычал Домвиль, сверкая глазами на Йоселина. Тот пораженно уставился на барона, не понимая, в чем дело. – Вот он, мошенник, собственной персоной! Разве я не говорил, что он будет сеять смуту везде, где только можно, прежде чем уберется отсюда? Хватай его, шериф! Держите каналью!

Он был так увлечен, что не сразу заметил присутствовавшего здесь настоятеля. Огненный взгляд Домвиля с запозданием остановился на суровой молчаливой фигуре. Барон спешился и с грубоватым почтением обнажил голову.

– С твоего позволения, отец настоятель! У нас дело чрезвычайное. Мне очень жаль, но этот молодой плут осквернил стены твоей обители.

– Беспокойство, которое он нам причинил, – холодно ответил Радульфус, – как мне представляется, не требует того, чтобы приводить сюда шерифа с сержантом. Насколько я понимаю, если молодой человек и виновен, то ему уже пришлось заплатить за это. Отстранить его от службы – твое право. Но преследовать его дальше – это, по-моему, уже чересчур. Разве что у тебя есть против него какие-то новые обвинения? – Он вопросительно посмотрел на Прескота.

– В самом деле есть кое-что еще, – проговорил шериф. – Милорд Домвиль известил меня, что, после того как этому дворянину было велено собирать свои вещи, а затем покинуть дом, пропала вещь величайшей ценности. В доме ее найти, как ни искали, не удалось. Есть основания подозревать, что этот человек украл ее, дабы расстроить своего господина и отомстить ему за увольнение. Вот в чем он обвиняется.

Йоселин воззрился на него в насмешливом изумлении, он даже не рассердился и уж во всяком случае не испугался.

– Я? Украсть? – выдохнул он с величайшим презрением. – Да я бы не тронул и самой жалкой вещицы, принадлежащей ему. Будь моя воля, я б и пылинки с его двора не унес на подошвах. Он велел мне покинуть дом – я так и сделал, даже не задержался, чтобы собрать как следует свои пожитки. Все, что я унес с собой, на мне или вот в этих седельных сумках.

Подняв руку, настоятель призвал всех к сдержанности.

– Милорд, что за ценная вещь пропала? Велика ли она? Когда она потерялась?

– Это свадебный подарок, приготовленный мною для невесты, – ответил барон, – золотое ожерелье с жемчугом. Если вынуть его из футляра, оно умещается на ладони. Я хотел преподнести его девушке сегодня после обедни, но когда пошел за ним и раскрыл футляр, тот был пуст. Это случилось, наверное, около часа назад. Мы убили столько времени на напрасные поиски! А ведь то, что сам футляр на месте, должно было нам подсказать: вещь не потеряна, ее украли. И, кроме этого буйного молодца, которого выгнали за дело и который вел себя весьма вызывающе, никто из моего дома не выходил. Поэтому я обвиняю его в воровстве. Он получит все, что причитается ему по закону, до самой последней капли.

– Но знал ли молодой человек об ожерелье и о том, где оно хранится? – настойчиво спросил аббат.

– Знал, святой отец, – с готовностью откликнулся Йоселин. – О нем знала вся наша троица.

В воротах появились новые всадники. Их было еще больше, чем в предыдущей группе. Некоторые принадлежали к свите Домвиля, которую сам барон обогнал. В их числе были также Симон и Гай. Судя по лицам молодых людей, им отнюдь не хотелось быть на виду и они вовсе не стремились принять участие в происходящем. Они старались держаться за спинами других и выглядывали оттуда с растерянным и несчастным видом. Ничего удивительного в этом, конечно же, не было.

– Но я не прикасался к нему, – уверенно проговорил Йоселин. – Вот я перед вами в том, в чем покинул дом. Хотите – разденьте меня, тогда сами увидите: все, что на мне, – мое, до последней нити. Вот моя лошадь и седельные сумки: вытащите все, что найдете там, и пусть господин аббат будет свидетелем. – Нет-нет, только не ты, милорд! – добавил он в бешенстве, видя, что Домвиль сам двинулся в сторону серой лошади. – Не хватало еще, чтоб мой обвинитель рылся в моих пожитках собственноручно! Пусть обыщет все и рассудит нас человек беспристрастный. Отец настоятель, я взываю к твоему правосудию!

– Это вполне справедливо, – отозвался аббат. – Роберт, ты сделаешь что нужно?

Приор Роберт величаво наклонил голову в знак согласия и с важностью отправился исполнять свою миссию. Двое подручных Прескота отстегнули седельные сумки. Ощутив нажим, лошадь встрепенулась и недовольно прянула в сторону. Но Симон тут же выскользнул из седла и подбежал к ней. Взяв в руки уздечку, он принялся успокаивать пугливое животное. Вскоре обе сумки лежали открытыми на булыжниках двора. Приор Роберт запустил руки в первую и начал по очереди доставать из нее немудреные пожитки. Разъяренный владелец бесцеремонно запихал их туда, наверное, меньше часа назад. Сержант торжественно принимал вещи у приора. Прескот стоял рядом. Скомканные в гневе льняные рубахи, штаны, куртки, обувь, кое-что из запасной сбруи, перчатки…

Показав всем, что в первой сумке пусто, приор Роберт нагнулся ко второй. Йоселин стоял неподвижно – подтянутый, длинноногий, стройный. Он почти не обращал внимания на обыск. На дерзком смуглом лице юноши играла самоуверенная улыбка. Кадфаэлю, однако, подумалось, что у госпожи Люси найдется несколько выразительных слов в адрес сына относительно его обращения со сшитыми ею рубашками. Но это произойдет, когда он вернется домой. Если он вернется домой…

12
{"b":"21920","o":1}