– Да что ты! – Кадфаэль, весь внимание, уставился на Хью. Восьмое сентября – а через неделю или около того приехал управляющий Фремунд и передал просьбу своего лорда о том, чтобы его младшего сына, по собственному горячему желанию последнего, приняли в монастырь. Post hoc[2], однако, не означает propter hoc[3]. И какая связь может существовать между тем, что один человек неожиданно почувствовал призвание к монашеской жизни, а другой провел ночь в его доме и утром уехал?
– Каноник Элюар знал, что Клеменс собирался остановиться здесь? Знал про их родство?
– Да, об их родстве и о намерении Клеменса остановиться у Аспли знали и епископ Генри, и Элюар. Весь манор видел, как Клеменс приехал, и все с удовольствием рассказывали, как его приняли. А на следующее утро все обитатели манора, или почти все, провожали его в дорогу. Аспли и управляющий верхом на лошадях проехали с гостем первую милю, и все домочадцы и половина соседей видели, как они отъезжали. Никаких сомнений, Клеменс отправился в путь целым и невредимым и на хорошей лошади.
– А где он собирался провести следующую ночь? Его где-нибудь ждали?
– По словам Аспли, Клеменс собирался сделать еще одну остановку в Витчерче, это добрых полпути до места его назначения, но, зная, что легко найдет там ночлег, он заранее никого не предупреждал. В Витчерче не нашли никаких его следов, никто не видел его и не слышал о нем.
– Значит, человек потерялся между нами и Витчерчем?
– Если только у него не изменились планы и он не поехал по другой дороге, для чего, видит Бог, могли быть причины даже здесь, на моей земле, – проговорил Хью удрученно. – Но я надеюсь, что это не так. Тут мы поддерживаем должный порядок, это заявляю я, и пусть кто-нибудь попробует возразить мне; но даже я не уверен, что на безопасность можно рассчитывать всюду. Клеменс мог столкнуться с чем-нибудь таким, что заставило его свернуть в сторону. Только дело-то в том, что он исчез. Причем уж очень надолго.
– И каноник Элюар хочет, чтобы его нашли?
– Живого или мертвого, – сурово проговорил Хью. – Генри тоже захочет, чтобы его нашли и чтобы кто-нибудь ответил за его смерть, ведь он очень ценил Клеменса.
– И поиски целиком возложили на тебя?
– Ну не совсем так, нет-нет. Элюар – человек справедливый, он без всякого раздражения принимает часть ноши на себя. Но наше графство – это мое дело, дело шерифа, и я должен выполнять свои обязанности и нести свою долю груза. Священник пропал на моей земле. И мне это не нравится, – заключил Хью деланно-мягким голосом, в котором прозвучали металлические нотки, как будто блеснула остро отточенная сталь.
Тут Кадфаэль задал вопрос, который с самого начала занимал его больше всего, хотя ответ он знал заранее:
– Почему же, имея в своем распоряжении свидетельства Аспли и всех его домочадцев, каноник Элюар счел необходимым свернуть на несколько миль в сторону и заехать в Шрусбери?
– Потому, мой друг, что у вас здесь совсем недавно появился и живет в послушниках младший отпрыск этой семьи. Он дотошный, этот каноник Элюар. Он хочет поговорить со всеми, кто принадлежит к этому роду, даже с теми, кто сбился с пути. Кто знает, вдруг один-единственный человек из всего манора заметил какую-нибудь мелочь, которая окажется полезной?
Это была хорошая мысль, она пронзила мозг Кадфаэля и дрожала там, как попавший в цель дротик. И правда, кто знает?
– Элюар еще не расспрашивал мальчика?
– Нет, из-за такого дела он не станет нарушать вечерние службы – и свой добрый ужин тоже, – добавил Хью, коротко ухмыльнувшись. – А завтра парня приведут к Элюару, и тот сможет обо всем с ним поговорить; а потом каноник отправится на юг к королю, в Вестминстер, и станет уговаривать Стефана поехать укреплять отношения с Честером и Румэйром, пока есть такая возможность.
– И ты будешь присутствовать при разговоре каноника с парнишкой, – не столько спрашивая, сколько утверждая, сказал Кадфаэль.
– Буду. Если в доверенном мне округе пропал человек, я должен знать все, что только кому-либо известно. Теперь это настолько же мое дело, насколько и Элюара.
– А ты расскажешь мне, что говорил паренек и как он себя вел? – попросил Кадфаэль умильным тоном.
– Расскажу, – пообещал Хью и, собираясь уходить, поднялся.
Во время беседы, которая велась в зале странноприимного дома в присутствии аббата Радульфуса, каноника Элюара и Хью Берингара – представителей власти церковной и светской, – Мэриет вел себя со стоическим спокойствием. Он отвечал на вопросы просто и прямо, не колеблясь.
Да, он был при том, как мастер Клеменс, прервав свое путешествие, заехал в Аспли. Нет, его не ждали, он приехал без предупреждения, однако дом его родственников открыт для него всегда. Нет, до этого он гостил в Аспли только один раз, несколько лет назад; теперь, став занятым человеком, он постоянно находился при персоне своего хозяина. Да, Мэриет сам отвел на конюшню коня гостя, вычистил, напоил и накормил его, а женщины тем временем ухаживали за мастером Клеменсом. Клеменс был сыном родственника умершей матери Мэриета – нормандская ветвь семьи. Как его принимали? Все лучшее, что было, поставили на стол, а после ужина слушали музыку; за столом сидела еще одна гостья, дочь хозяина соседнего манора, которая обручена со старшим братом Мэриета Найджелом. Мэриет говорил, широко раскрыв глаза, с ясным, спокойным выражением лица.
– Рассказывал ли мастер Клеменс, в чем заключается его миссия? – неожиданно спросил Хью. – Куда он направляется и зачем?
– Он сказал, что едет по делам епископа Винчестерского. Не помню, по-моему, он больше ничего не добавил, пока я был в зале, но я рано ушел, а потом играла музыка, и они задержались. Я пошел присмотреть за тем, чтобы все было как следует сделано в конюшне. Может, он еще что-нибудь рассказал моему отцу.
– А утром? – спросил каноник Элюар.
– У нас уже все было готово, когда он встал, потому что он предупредил, что должен рано быть в седле. Мой отец с Фремундом, нашим управляющим, и двумя конюхами сопровождали его первую милю, а я, слуги и Айсуда…
– Айсуда? – произнес Хью, насторожившись.
Раньше, когда Мэриет говорил о нареченной брата, он не называл ее имени.
– Мне она не сестра, она дочь покойного владельца манора Фориет, который граничит с нашим с южной стороны. Мой отец – ее опекун и управляет ее землями, а она живет с нами. – Тон его стал на минуту беспечным, – мол, младшая сестра, ничего особо значительного. – Она вместе с нами провожала мастера Клеменса до дверей, а мы, как положено, выказывали ему глубокое почтение.
– И больше ты его не видел?
– Я не поехал с ними. А отец из вежливости проехал чуть дальше, чем следовало, и оставил его уже на хорошей дороге.
У Хью был еще один вопрос:
– Ты занимался его лошадью. И какова же она?
– Прекрасный конь, примерно трехлеток, очень горячий. – В голосе Мэриета зазвучал восторг. – Крупный, темно-гнедой с белой полосой на морде, от лба до носа, и белыми чулками на передних ногах.
Значит, достаточно приметный, его легко будет узнать, если найдут, и такой мог стать лакомой добычей для вора.
– Если кто-то по какой-либо причине убрал человека с этого света, – говорил потом Хью Кадфаэлю в садике, – он бы не бросил такую лошадь. И искать ее надо где-нибудь недалеко, между нами и Витчерчем; а оттуда, где найдется лошадь, потянется и ниточка, которую легко будет проследить. Если уж предполагать худшее, то труп человека можно спрятать, а живая лошадь рано или поздно обязательно попадется на глаза какому-нибудь любопытному, и рано или поздно это дойдет до меня.
Кадфаэль развешивал под крышей своего сарайчика шуршащие пучки трав, высушенных совсем недавно, в конце лета, и в то же время внимательно слушал все, что говорил Хью. Из рассказа Хью следовало, что Мэриета отпустили и юноша ушел, не добавив ничего к тому, что каноник Элюар уже узнал от других обитателей дома Аспли. Питер Клеменс приехал и уехал в полном здравии, на своей прекрасной лошади, под охраной грозного имени епископа Винчестерского. Его учтиво проводили, проехав с ним первую милю предстоящего пути. А потом он исчез.
