В полдень толпа образовала круг с Чакой в центре и запела военную песню. Это явилось для них некоторой отдушиной. Когда песня смолкла, Чака приказал тут же казнить нескольких мужчин. Тогда крики стали еще громче, если это вообще было возможно. Новых приказаний не потребовалось: словно желая показать вождю, насколько велико их горе, присутствующие начали убивать друг друга. Многие получили смертельный удар, нанося его другим: каждый старался воспользоваться случаем, чтобы отомстить за свои обиды – действительные или мнимые. Тех, кто не мог больше исторгнуть слезы из глаз, кого заставали жадно пьющим у реки, тут же забивали насмерть другие зулусы, обезумевшие от возбуждения.

К вечеру я подсчитал, что в этой ужасной бойне погибло не менее семи тысяч человек. Толпы людей ринулись к речке, протекавшей неподалеку, чтобы смочить пересохшие рты. Вскоре на ее берегах выросли груды трупов, так что к воде уже невозможно было пробиться. Крааль, где все это происходило, был залит кровью».

По словам вождя Сигананды Ц'убе, Чака был так поражен горем, что утратил власть над собой, и над окружающими. Окруженный толпой льстецов, он не имел представления о том, какая резня разыгралась в этот трагический день. Но как только Чака уяснил себе, что происходит, он немедленно прекратил бойню. Это подтверждает и Фин. К тому времени солнце уже склонялось к закату. Плач продолжался до следующего дня. Только в полдень всем предложили поесть.

Через несколько часов останки Нанди опустили в могилу, вырытую поблизости от места ее смерти[129]. Это была типичная могила, в каких, по обычаю, хоронили вождей. В глубину она имела около девяти футов, в одной из стен ее была вырыта ниша. Туда поместили тело, согнутое в сидячем положении, для чего его связали до наступления rigor mortis[130].

Фину не было разрешено присутствовать при погребении, иначе ему пришлось бы провести целый год поблизости от могилы. Сообщение его о том, что две девушки были заживо похоронены вместе с Нанди, очевидно, ошибочно. Скорее им, как пишет Брайант, сначала переломали кости, а затем умертвили их по способу, описанному в одной из предыдущих глав.

На похоронах присутствовало около двенадцати тысяч воинов. Из них была сформирована специальная дивизия, получившая задание охранять могилу в течение года. Для пропитания воинов, а также в качество жертвы предкам Нанди было выделено пятнадцать тысяч голов скота. Все скотовладельцы страны, равно как и сам король, сделали взносы в этот фонд.

После похорон, рассказывает Фин, выступил премьер‑министр Нгомаан. Он обратился к толпе с речью:

– Великая слониха с малыми грудями – вечно правящий дух плодородия – умерла. Вероятно, небо и земля объединятся, оплакивая ее, а потому мы должны принести большую жертву: весь год не обрабатывать землю, не пить молока, а весь надой выливать на землю. Женщины, которые в течение года забеременеют, вместе с мужьями будут преданы смерти.

Нанди умерла 10 октября, посев всех культур был завершен к началу сентября. Следовательно, запрещение обрабатывать землю относилось только к прополке, которая должна была производиться после 12 октября. Это могло принести довольно серьезный урон, хотя к этому времени всходы уже развивались полтора‑два месяца. Но утрата молока была подлинным лишением. Что же до табу на половые сношения, то его легко могла обойти любая чета – лишь бы не появилось явных следов такого нарушения.

Чака погрузился в горестные раздумья. Он все время «щипал себя» (зулусское выражение, означающее «упрекать себя») за то, что не добыл вовремя «эликсир жизни». В этом он винил также и белых, которым следовало позаботиться о том, чтобы суда их заходили почаще, или же ускорить строительство нового судна из остатков разбившейся «Мэри».

– Я завоевал весь мир, но потерял мать, – стонал он. – Горькое алоэ заполнило мне рот, я утратил всякий вкус к жизни.

Чака ненавидел всех, кто но выказывал самого глубокого огорчения, всех, за исключением этих странных европейцев, у которых свои обычаи. Он приказал отрядам воинов обойти всю страну и убить тех, кто не соблюдал траур и не послал на могилу Нанди «венка» в виде скота для жертвоприношений. В том, что убийства не прекращались, Фин обвиняет местных вождей.

Чака впал в глубокую грусть и, видимо, потерял всякий интерес к делам управления. Этим воспользовались многие карьеристы. Стоило им намекнуть, что такой‑то не проявил горя, и Чака неизменно, если только речь не шла о его испытанном друге или прославленном храбреце, указывал на него пальцем либо кивал. Это означало смертный приговор бедняге.

Чака не искал утешения в пиве, но чувствовал сильное влечение к Пампате. Одна она, кажется, могла помешать его безумному горю превратиться в неудержимую манию убийства. Незадолго до смерти Нанди Чака назначил Пампату командиром вновь сформированного женского полка, самого многочисленного из всех. Полк этот получил название «У‑Нгисимаан» («Англичанин») в честь новых друзей Чаки. Привязанность короля к Пампате стала сильнее, чем когда‑либо. Нгомаан и Мдлака, так же как и Пампата, старались использовать свое влияние на Чаку, чтобы сдерживать его, но попасться королю на глаза было не менее опасно, чем оказаться поблизости от голодного льва‑людоеда.

В числе других странностей у Чаки появилась привычка есть лежа на животе. Вожди и придворные должны были следовать его примеру. Всякого, кто кашлянет или чихнет во время еды, король все тем же роковым кивком головы отправлял на казнь, ибо «нельзя тревожить льва во время еды».

Однажды клеветники донесли, что небольшой клан Мфекаан не проявил должного сочувствия горю короля; Чака тут же отдал приказ уничтожить его. Тогда Нгомаан напомнил ему об одном незначительном случае из той поры, когда Чака был лишь рядовым воином в армии Дингисвайо: одна девушка из клана Мфекаан, жившая в краале вождя Мзингели, настояла на том, чтобы Чака сидел в хижине на циновке а не на голой земле, и кормила его, когда он был голоден. Чака тут же отменил приказ об истреблении клана Мфекаан и вместо этого велел казнить доносчиков.

Чака теперь часто жаловался, что в сновидениях ему является покойный приемный отец его Мбийя. Старик обычно плакал и говорил Чаке, что, несмотря на казни, в стране остаются еще колдуны, убившие Нанди. Колдуны эти – женщины, которых Мбийя указывал прямо или намеками.

Вскоре после этого к Чаке привели шесть несчастных женщин, и Чака обвинил их в том, что они вызвали смерть Нанди. Иначе с чего бы она умерла, когда незадолго до этого он оставил ее здоровой и невредимой? Придя в страшную ярость, он приказал связать им руки за спиной, плотно обмотать их тела травой, которой обычно кроют крыши, поджечь ее и гнать женщин против ветра. Несчастные живые факелы бежали со страшными воплями, пока в изнеможении не падали на землю. Когда огонь пожрал траву, палачи размозжили им черепа.

После трех (иные говорят – двух) месяцев глубокого траура по Нанди страна пришла в плачевное состояние. Поля заросли сорняками. Люди недоедали, так как один из основных продуктов питания зулусов – молоко – сразу же после дойки коров приходилось выливать на землю.

Самые смелые и умные из подданных Чаки начали возмущаться: зулусы были народом дисциплинированным, но не угодливым. Некто Гала из клана Бийела решил покончить с тиранией. Взяв палицу, он отправился в Булавайо и, подойдя к внутренней ограде королевского крааля, закричал:

– Эй, король, ты погубил свою страну. Кем ты собираешься править? Или думаешь создать новый народ? Неужели все должны умереть только потому, что умерла твоя мать? Сензангакона тоже умер. Но никто тогда не делал того, что сейчас делаешь ты. И твой дед Джама тоже умер. Но и тогда ничего такого не делалось. Ты погубил свою страну. В ней поселятся другие короли, ибо твои люди помрут с голоду. Никто не пропалывает поля, никто не доит коров. Их будут доить те короли, которые станут обрабатывать твою землю. Потому что твой народ больше не ест, женщины не беременеют, скот остается недоенным. Что до меня, о король, то я скажу тебе: «Ты так же мертв, как твоя мать. Положи камень в свой желудок (возьми себя в руки, приободрись). Это не первый случай, когда в стране зулусов кто‑то умирает».