Не успел Чака вернуться в ставку, как приказал Мдлаке сформировать дивизию из семи полков и отправиться с ней к Табе Босиу, на помощь Мшвешве (Мошешу), королю басуто, которого теснил Мативаан со своими нгваанами. Чака хотел также показать матабеле, что они не смеют вторгаться в эту область, которая находится под его защитой.
Мудрый государственный деятель Мшвешве понял, что окажется зажатым между нгваанами во главе с Мативааном и другими ордами переселенцев, не говоря уже о матабеле под командованием Мзиликази, которые тоже появились в этих местах. Он предпринимал отчаянные попытки объединить остатки многочисленных племен басуто. Ядром этого объединения служила его грозная твердыня Таба Босиу (Гора ночи).
Находясь в безвыходном положении, Мшвешве обратился за помощью к Чаке и предложил королю зулусов, чтоб он «набросил на него свое одеяло», то есть стал его сюзереном.
Для начала Мшвешве отправил в подарок Чаке страусовые перья. Его посланцы пронесли эти дары по почти непроходимой горной местности в глубине Басутоленда, затем перевалили через Драконовы горы, достигающие высоты одиннадцати тысяч футов, и прошли через проход Ндидимени, воспользовавшись тем, что в 1822 году зулусы очистили окружающую местность от воинов Мативаана.
Но больше Мшвешве перьев не посылал и сообщил Чаке, что виной тому – действия Мативаана и его банд. Поставки возобновятся, если зулусский король возьмет его под свое покровительство. Тогда‑то Мдлака и получил от Чаки приказ: идти к Табо Босиу. По прямой расстояние от зулусской столицы до этой горы составляло четыреста миль, но ведь и среди птиц мало таких, которые летают через горные хребты высотой свыше десяти тысяч футов. По земле расстояние составляло пятьсот миль. Путь пролегал через проход, названный ныне по имени ван Ренсна, современные города Харрисмит, Фиксбург и Ледибранд.
Перевалив через Драконовы горы, войско Мдлаки ощутило суровый зимний холод горной страны. Однако воины несли с собой кожаные одеяла и кароссы и вели с собой достаточно быков на убой.
В составе экспедиции находились сводные братья Чаки – Дингаан и Мхлангана. Король считал, что Дингаан становится чересчур изнеженным и тучным, и, к крайнему неудовольствию последнего, отправил его в поход.
В Ликхуле, неподалеку от Ледибранда, произошло первое столкновение войск Мдлаки с нгваанами Мативаана. Вторая битва разыгралась при Колоньяме, где Мдлака захватил весь скот нгваанов – Мативаану пришлось бросить его, чтобы спасти свою шкуру. Однако этим он только выиграл время: зулусы продолжали преследовать его по пятам, пока он не переправился через реку Оранжевую у Аливал Норта. Тут Мдлака решил, что пора ему вернуться, ибо он отдалился на шестьсот миль от своей базы. На обратном пути он нанес дружественный визит Мшвешве в его крепости Табе Босиу и заверил короля басуто, что Чака и дальше будет оказывать ему покровительство.
Эта демонстрация военной мощи зулусов действительно уберегла Мшвешве от новых серьезных посягательств, и он смог создать нацию басуто. Позднее, правда, для его государства возникла угроза со стороны белых, но посредством хитроумной дипломатии Мшвешве сумел успешно пройти между Сциллой и Харибдой, в лице британцев и буров. Народ его и поныне живет в полунезависимом государстве Басутоленд, которое является британским протекторатом[125].
Говорят, что Дингаан и Мхлангана вернулись из похода с почетными шрамами от ран, что и объясняет снисходительное отношение к ним сводного брата, так как храбрость всегда служила ключом к сердцу Чаки.
Примерно в это время умерла Мтанийя – бабушка Чаки, дочь Маньелелы из клана Сибийя, которой было не то девяносто, не то сто лет. Чака очень горевал, и весь его народ в течение месяца соблюдал траур. Около двадцати человек были казнены за то, что не проявили достаточной скорби или нарушили запрет бриться и стричься.
Фин рассказывает, как велика была привязанность Чаки к бабушке. «Чака поручил мне лечить его бабушку, которая была серьезно больна дизентерией и лихорадкой. Я отправился к ней. Старухе было уже около восьмидесяти лет, а потому я не видел никакой надежды на выздоровление и прямо сказал королю о своих опасениях. Тогда он велел мне надеть на нее белую рубаху. Я так и поступил. После этого он горько зарыдал. Переводчик Джекоб сказал мне, что Чака очень любит свою бабушку. Навещая ее, король часто промывал ей глаза и уши, из‑за ее преклонного возраста находившиеся в плачевном состоянии. Он сам подрезал ей ногти и вообще обращался с ней, как отец с дитятей. Нам было трудно поверить, что этот, казалось бы, черствый человек мог проявлять такую любовь и внимание к другим. Однако дальнейшие наблюдения убедили нас в этом».
Когда лейтенант Феруэлл и Г. Ф. Фин вскоре после смерти бабушки Чаки явились к нему, чтобы выразить свое соболезнование, король спросил их, нельзя ли приобрести эликсир, продлевающий жизнь. В то время матери его Нанди было уже около шестидесяти лет, волосы ее редели и седели, и Чака опасался, что годы отберут у него и ее.
Фин, который мог теперь объясняться с ним без помощи переводчика, ответил, что эликсира жизни у европейцев нет, но они обладают средствами для восстановления шевелюры и краской, способной вернуть волосам их цвет. Фин говорил по‑зулусски еще не вполне свободно. Возможно, что Чака неправильно понял его, потому что он ухватился за такую возможность и воскликнул. «Как видно, это и есть эликсир жизни! Добудь мне восстановитель волос, и если он оказывает на тело такое же действие, как на волосы, – а я прикажу натереть им все тело моей матери, – ты сможешь потребовать себе любую награду. Даже если захочешь получить половину скота страны зулусов или все слоновые бивни – они будут твоими».
Есть версия, что Фин поддерживал веру короля в средство для ращения волос, руководствуясь низменными мотивами. Возможно, однако, что после того как Фин упомянул об этом средстве, а король неверно представил себе его возможности, Фин оказался в безвыходном положении. Если бы он попытался рассеять иллюзии короля, тот мог бы заподозрить белого в том, что он не хочет предоставить в его распоряжение чудодейственное лекарство. А перечить Чаке было опасно.
Как бы то ни было, Фин и его товарищи были вынуждены приложить все усилия, чтобы раздобыть бутылку восстановителя. Чака же предавался мечтам о том, какие перемены вызовет это средство в его матери и в нем самом.
Перспектива получения «эликсира» бесспорно принесла огромные выгоды всей колонии белых. Чака оказывал им всяческое содействие, особенно в строительстве нового барка. Он должен был доставить по назначению заказ на восстановитель, если, конечно, до его спуска на воду в гавань не зашло бы другое судно.
Эмкиндини – крааль Нанди – находился всего в трех милях от Булавайо и в двух от Эм‑Тандени, и Чака частенько отправлялся к матери. Обретя надежду на получение «эликсира», Чака радостно поспешил к Нанди.
– Сакубона, маме! (Привет тебе, мама!) – воскликнул он. – У меня для тебя великая новость. До сих пор при всем своем могуществе я не мог помешать годам постепенно съесть тебя. Но теперь белые люди достанут мне волшебное зелье, которое снова сделает твои седые волосы черными. А там, где волосы поредели или выпали, они станут расти вновь. Это так. Потом мы натрем этим зельем все твое тело, на которое оно подействует так же благотворно, как на голову. И тогда ты снова станешь молодой и крепкой и проживешь много дольше обычного. Я тоже воспользуюсь этим средством, когда придет время.
Нанди поблагодарила сына, но весьма прохладно отнеслась к обещанию долголетия. И когда Чака спросил ее, чем она недовольна, снова завела разговор о браке. Чака выдвинул свои обычные аргументы в защиту холостяцкой жизни. Поняв, что у нее так и не будет внучат, Нанди расплакалась. Чака пытался утешить ее, но она еще больше рассердилась и упрекнула его за нелепое стремление держать в затворничестве тысячу молодых и неудовлетворенных женщин. Свою тираду она закончила смертельным оскорблением.
