Какой–то прохожий, завидев бешено скачущих всадников, сказал другому:

– Они гонятся за Нероном.

Услышав эти слова, император подстегнул коня. Конь рванулся вперед и тут же шарахнулся в сторону от валявшегося на дороге трупа. От этого движения платок, закрывавший лицо принцепса, свалился. В тот же миг сверкнула молния, и при ее свете один из встречных путников узнал Нерона. Это оказался какой–то отставной преторианец. Увидев перед собой императора, он отдал ему честь.

Доскакав до тропы, ведущей к дому Фаона, Нерон и его спутники отпустили коней, чтобы они не выдали их своим ржанием.

– Мы должны подобраться к дому незаметно с задней стороны, – сказал предусмотрительный Фаон. – Не исключено, что вход уже под наблюдением.

И четверо людей поползли через кусты и колючий терновник. Внезапно Нерон громко вскрикнул. Он поранил босые ноги. Сдернув с себя плащи и подстилая их под ноги императору, спутники помогли ему выбраться к задней стене виллы. Чтобы попасть к дому, надо было прорыть подкоп под стеной.

Я советую тебе спрятаться пока вон в той яме, – сказал Фаон, показывая Нерону рукой на глубокую черную впадину, откуда брали песок для строительных нужд.

– Живым под землю не пойду! – выдохнул Нерон.

Ожидая, когда сделают подкоп, он смотрел на свои израненные ноги, и по его лицу текли слезы.

Ему мучительно хотелось пить. Воды взять было неоткуда, и он с отвращением утолил жажду из какой–то грязной лужи.

– Вот напиток Нерона! – страдальчески прошептал он.

Разостлав на коленях изодранный о терновник плащ, он обирал с него колючки, когда ему сообщили о том, что подкоп готов. Согнувшись, он пролез на четвереньках по узкому лазу и, добравшись до первой каморки, рухнул на постель. Он был настолько измучен, что ничего не мог есть, и от предложенного ему хлеба решительно отказался, попросив лишь немного теплой воды. Даже находясь в смертельной опасности, он продолжал заботиться о своем горле.

И Фаон, и Эпафродит умоляли его принять добровольную смерть, как единственное средство избежать позора. Сломленный духом, Нерон согласился с их доводами и, поминутно всхлипывая и повторяя: «Какой артист во мне погибает!» – начал отдавать приказания. Прежде всего он велел снять с себя мерку и по ней вырыть ему могилу. Затем он попросил собрать куски мрамора и обложить ими яму. Наконец, попросил принести воды, чтобы омыть труп, и приготовить дрова для погребального костра.

– Умоляю вас, сделайте все возможное, чтобы моя голова никому не досталась и мое тело было сожжено целиком. Во что бы то ни стало, сделайте так! – непрестанно просил он своих спутников.

Уже светало, когда на вилле появился гонец с письмом для Фаона.

– Дай его мне! – вскричал Нерон и выхватил у него послание.

Это было письмо, в котором сенат объявлял Нерона вне закона и сообщал о том, что преступник будет наказан по обычаю предков.

– Что это за наказание? – спросил император.

– Осужденного раздевают донага, голову зажимают колодкой и до смерти забивают палками, – пояснил Эпафродит.

От ужаса у Нерона пресеклось дыхание. Схватив кинжал, он попробовал его острие, затем взял другой кинжал и, вздохнув, оба спрятал под одежду.

– Еще не настал час, назначенный судьбой, – сказал он, заметив немой вопрос в глазах Фаона, и попросил Спора начать погребальные причитания.

Но когда тот начал вопить, как это делают наемные плакальщицы, он прервал его:

– Лучше бы ты помог мне встретить смерть собственным примером.

Спор затрясся от страха.

– Так действовать гнусно, позорно и недостойно Нерона, – причитал принцепс. – Да, недостойно, подло и низко! Нельзя терять хладнокровия в такую минуту. Мужайся! – уговаривал он себя. – Встряхнись же, наконец!

Снаружи донесся стук копыт. Это приближались всадники, которым было поручено взять императора живым.

Медлить было нельзя. Нерон прекрасно понял, что означает этот цокот, и, уже не колеблясь, вонзил себе в горло кинжал. Но клинок вошел неглубоко, и Эпафродит сильным ударом руки вогнал кинжал по рукоять.

В следующий момент в дом ворвались солдаты. Император лежал на полу. Из его горла с торчащим в нем кинжалом со свистом вырывалась алая струя. Все оцепенели, вслушиваясь в этот страшный звук. Первым опомнился центурион. Он бросился к поверженному Нерону, вырвал из его горла кинжал и зажал рану плащом.

– Слишком поздно! – прохрипел Нерон.

С трудом открыв глаза, он обвел мутным взором столпившихся вокруг него людей и, испуская дух, с усилием промолвил:

– Вот она, верность!

С ужасом взирали присутствующие на искаженное болью лицо императора, на его выкатившиеся из орбит глаза и искривленные предсмертной судорогой губы.

Просьба Нерона была исполнена. Его тело, завернутое в белые, шитые золотом ткани, сожгли целиком. Останки собрали и похоронили его старые няньки Эклога и Александрия и вольноотпущенница Акте, не перестававшая любить Нерона и после его смерти. Прах императора поместили в родовой усыпальнице Домициев на Садовом холме. Саркофаг был сделан из пурпурного мрамора, алтарь над ним – из белого этрусского, ограда вокруг – из фасосского.

«Еще долго, – пишет Светоний, – украшали его гробницу весенними и летними цветами и выставляли на ростральных трибунах то его статуи в консульской тоге, то эдикты, в которых говорилось, что он жив и скоро вернется на страх своим врагам. Даже парфянский царь Вологез, отправляя в сенат послов для возобновления союза, с особой настойчивостью просил, чтобы память Нерона оставалась в почете».

Послесловие. Миф о Нероне

В трагедии «Юлий Цезарь» Шекспир в уста Марка Антония вкладывает следующие слова: «Зло, которое совершают люди, переживает их; добро часто погребается с их костями». Так было не только в отношении Юлия Цезаря. Это – участь общая почти для всех римских императоров, память о которых связана по большей части с их исключительной жестокостью, человеконенавистничеством, развращенностью, изредка с какой–нибудь странностью.

В ряду императоров, которые в трудах историков обезличены своей кровожадностью настолько, что теперь все они представляются нам на одно лицо, зловещей яркостью, жизненностью и полнокровностью изображения выделяется Нерон. И это при всем том, что античные историки в обрисовке тиранов старательно избегали каких–либо полутонов. «Деяния Тиберия и Гая, а также Клавдия и Нерона, – пишет Тацит, – пока они были всесильны, из страха перед ними были излагаемы лживо, а когда их не стало – под воздействием оставленной ими по себе еще свежей ненависти».

Сейчас можно лишь догадываться, каким неординарным человеком был Нерон в действительности. В самом деле, ставший в веках символом беспредельного злодейства, он не укладывается в привычные схемы трафаретного злодея. Ведь в нашем сознании Нерон не просто злодей, он – изверг, которому нет равных во всей истории человечества.

Он – тот, кто в сочинениях христианских авторов наделен особой демонической силой Зла. Он и есть само Зло, в мощи не уступающий самому Иисусу. Не случайно и тот и другой имеют общий титул Пантократора, то есть повелителя вселенной.

Основные источники, повествующие о принципате Нерона, которыми мы сейчас располагаем, это сочинения Тацита, Светония и Диона Кассия. Корнелий Тацит, консул 97 года и проконсул Азии в 112 году, создавал свои «Анналы» (русский перевод А. С. Бобовича) в конце двадцатых – начале тридцатых годов второго столетия. Дошедшие до нас книги содержат рассказ от времени восшествия Нерона на престол до 66 года. Таким образом, повествование прервано на событиях, происходивших за два года до смерти принцепса.

Гай Светоний Транквилл родился около 70 года в семье всадника, служил в императорской администрации и достиг должности секретаря императора Адриана. Вынужденный в 121 году оставить государственную службу, он посвятил свой досуг созданию «Жизнеописания двенадцати цезарей» (русский перевод М. Л. Гаспарова).

Дион Кассий Кокцеян, консул 222 года, написал на греческом языке «Римскую историю». Книги, охватывающие время правления Нерона, сохранились в виде извлечений, сделанных в византийскую эпоху. Дион часто обращается к «биографиям» Светония. Его описание преступлений и безумств Нерона имеет своей целью поразить воображение читателя. Как и Светоний, он часто выдает слухи и сплетни за реально случившееся.