Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Хотя среди нападавших не опознали никого, связанного каким–либо образом с Суллой, некоторые сомнения все же оставались, ведь за короткий срок это было второе обвинение, выдвинутое против него, и поэтому Нерон счел за лучшее удалить Суллу за пределы Италии.

Римляне были потрясены великодушием императора. При Калигуле или Клавдии человеку, подозреваемому в таком преступлении, не удалось бы отделаться столь легким наказанием.

Непривычное для римлян милосердие обнаружил Нерон и при открытии громадного деревянного амфитеатра, который сооружался на Марсовом поле в течение года. Император нарушил вековую традицию, даровав жизнь всем участникам гладиаторского сражения, даже тем, кто был осужден к смерти за убийство. Римлян ничто так не развлекало, как зрелище предсмертных конвульсий умерщвляемых гладиаторов, поэтому проявленное Нероном сочувствие энтузиазма ни у кого не вызвало. Пришедшие посмотреть бой гладиаторов жаждали кровавого исхода и были жестоко разочарованы необъяснимым решением императора пощадить поверженных бойцов. Кроме того, зрителей лишили возможности определить самим, кому из побежденных жить и кому умереть. Поступок Нерона заставил их усомниться в его нормальности.

Но еще больше встревожило многих то, что Нерон разрешил участвовать в сражениях на арене римским гражданам сенаторского и всаднического сословия. Хотя среди них было немало таких, кто имел добрую репутацию, тем не менее они не смогли устоять перед щедрым денежным вознаграждением, предложенным императором. То, что при Юлии Цезаре считалось смертельным позором, при Нероне становилось делом обычным. Ради денег сенаторы и всадники были готовы выступать в цирке перед многотысячной толпой зрителей. Некоторые согласились появиться на арене в качестве укротителей диких зверей, некоторые – просто прислуживать. Один именитый всадник вызвал бурный восторг публики тем, что верхом на слоне пересек цирк по наклонно натянутому канату. А в Большом цирке на скачках состязались сенаторы, причем в колесницы были запряжены не лошади, а по четыре верблюда. По этому случаю Нерон распорядился увеличить длину беговой дорожки до шестисот сорока пяти метров, так что теперь наблюдать за скачками могли двести пятьдесят тысяч человек одновременно.

Однажды Нерон устроил и вовсе невиданное зрелище. В театр внезапно была пущена соленая вода, в которой плавали рыбы и морские животные. В этом бассейне произошел бой между персами и афинянами. Затем воду выпустили, и на арену снова вышли бойцы, но сражались они уже не парами, а отряд на отряд.

Нерон заботился о том, чтобы привлечь публику прежде всего зрелищной стороной представлений, а не жестокостью и неумеренным кровопролитием. И это ему нередко удавалось. Как–то раз была показана сцена, изумившая зрителей своей реалистичностью. В ней бык покрывал Пасифаю, спрятавшуюся в деревянную телку. Известная всем легенда о жене критского царя Миноса, воспылавшей любовью к быку и родившей от него получеловека – полубыка Минотавра, получила сценическое воплощение.

На глазах многотысячной толпы был разыгран и другой мифологический сюжет – полет Икара, вместе с отцом бежавшего с острова Крита, где они были заточены в Лабиринт царем Миносом. В мифе Икар поднялся слишком высоко к палящему солнцу, забыв, что перья, из которых сделаны его крылья, скреплены воском. Солнце растопило воск, и юноша, упав с огромной высоты в море, погиб в его волнах. В спектакле, разыгранном перед римлянами, первая же попытка актера, изображавшего полет Икара, закончилась трагически. Он упал неподалеку от императора, забрызгав его и ложе своей кровью. В тот раз Нерон, сам того не желая, смог угодить публике, жаждавшей кровавых зрелищ.

Император, который старательно избегал ненужной жестокости и бессмысленного кровопролития, не мог вызвать уважения соплеменников, ценивших превыше всего воинскую доблесть, бесстрашие и презрение к смерти. Ведь самые славные страницы римской истории были связаны с победоносными войнами, которые римляне беспрерывно вели с соседями, расширяя пределы отечества. Жители Рима, немало времени проводившие на Форуме, привыкли к тому, что ворота находившегося там храма древнейшего италийского божества Януса всегда открыты в знак объявления очередной войны. И тем не менее «расширять и увеличивать державу у Нерона не было никакой охоты», свидетельствует Светоний.

Связанные с традициями и кастовыми привилегиями римские сенаторы и всадники могли простить императору его отвращение к кровавым зрелищам и даже смириться с его нежеланием воевать, но позволить ему проводить мероприятия, затрагивающие их финансовые и сословные интересы, решительно не могли. Стоило Нерону лишь попытаться изменить налоговую систему, тотчас между ним и сенатом возникли напряженные отношения. Вот что пишет об этом Тацит. «Обеспокоенный настойчивыми жалобами народа, обвинявшего откупщиков в разнузданном произволе, Нерон задумался, не отдать ли ему приказ об уничтожении всех взимаемых пошлин, предоставив этим роду человеческому прекраснейший дар. Сенаторы превознесли похвалами великодушие принцепса, однако охладили его порыв, убедив его в том, что сокращение обеспечивающих могущество государства доходов неизбежно приведет к распаду империи: ведь за упразднением пошлин последует требование и об отмене налогов».

Попытка Нерона обуздать алчность откупщиков и положить конец их злоупотреблениям, упразднив все виды косвенных налогов (пошлин), поддержки в сенате не нашла, и принцепс вынужден был отступить. Предложенная им реформа имела действительно революционный характер, потому что служила интересам широких народных масс и сокрушала откупную систему, существовавшую со времен Римской республики. В случае ее осуществления убытки терпели не только откупщики налогов, но и тесно связанное с ними правящее сословие, ведь откупщики назначались консулами и утверждались сенатом, что для сенаторов было очень прибыльным делом: в их карманах оседало немало денег, получаемых в виде взяток от соискателей на должность откупщика, которые потом с лихвой возмещали свои затраты за счет налогоплательщиков. Поэтому сенаторы готовы были сносить любые эксцессы Нерона, его пьянство, распутство, пренебрежение государственными делами, лишь бы лично им они не наносили материального ущерба.

Все, чего Нерон смог добиться, это обнародовать негласные ранее правила, регламентирующие деятельность откупщиков. Нормы, которыми они должны были руководствоваться при взимании того или иного государственного налога, до этого времени державшиеся в тайне, стали отныне общественным достоянием. Запрещалось, например, взыскивать в судебном порядке налог, если требование об его уплате не было предъявлено в течение года. Жалобы на сборщиков налогов должны были разбираться вне очереди. От налогов освобождались воины и корабли, доставляющие в Италию хлеб из заморских провинций. Отменялся незаконно установленный откупщиками поборов сбор в размере двух – двух с половиной процентов от суммы, на которую совершалась сделка.

Конечно, это было далеко не то, что Нерон первоначально планировал осуществить в сфере налогового обложения. То, чего он достиг, выглядело скорее уступкой сената, чем личной победой императора. В сражении с сенаторами Нерон убедился, что он вовсе не всемогущ и должен считаться со своими высокопоставленными подданными даже в тех случаях, когда их правота сомнительна. Разочаровавшись в мудрости и послушании сенаторов, Нерон перестал доверять им.

Глава восьмая. «Пусть убивает, лишь бы властвовал»

Древние историки передают, что, как только Нерон появился на свет, Агриппина обратилась к астрологам с вопросом о его грядущей судьбе и, когда те ответили, что младенец станет царем, но убьет свою мать, воскликнула: «Пусть убивает, лишь бы властвовал!»

Первая часть предсказания сбылась: уже пять лет как Нерон правил Римом. Исполнится ли его вторая часть? Похоже, обстоятельства складывались не в пользу Агриппины.

Потерпев неудачу в реформаторской деятельности, Нерон окончательно запутался и в своих отношениях с Поппеей, которая упорно преследовала его упреками и злыми насмешками, требуя, чтобы он развелся с Октавией и женился на ней. Ежедневно она разыгрывала перед ним дикие сцены ревности, сопровождаемые слезами и неизменными проклятиями в адрес Агриппины, которая, как полагала притворщица, всячески препятствует расторжению его брака с дочерью Клавдия.

30
{"b":"219021","o":1}