Дверная ручка повернулась прежде, чем она успела ответить, и девушка нырнула под одеяло. Вошел встречавший ее прошлой ночью пожилой человек с подносом в руках. Он подарил ей любезную улыбку, и Джесс улыбнулась в ответ несколько неуверенно, чувствуя себя неотесанной деревенщиной. Чаю она не просила. Что это — принятая в английских отелях услуга? Очень мило, конечно, но странно, что хозяин отеля решает, когда гостям надо вставать.

— Надеюсь, вы хорошо спали? — поинтересовался хозяин, швейцар и официант в одном лице. — Вчера вы выглядели такой усталой и перепуганной.

— Действительно, так и было на самом деле, — проговорила Джессика из-под одеяла. — И я забыла, что ваш четвертый этаж — это по-нашему пятый.

— Ах вот как? — Он поставил поднос на стул и придвинул его к кровати. — В обычных обстоятельствах я, разумеется, никогда не решился бы вас потревожить, но мистер Рэндолл позвонил и велел убедиться, что вы проснулись, прежде чем я впущу его к вам. Он обладает таким чувством юмора...

— Да уж, действительно, — холодно бросила Джесс. — Благодарю вас за чай.

— Мистер Рэндолл сказал, что дает вам пять минут, а потом перезвонит.

Он вышел, а Джесс принялась за чай, испытывая смешанные чувства. В конце концов победило любопытство. Что бы ни замышлял сейчас Дэвид Рэндолл, — а она сильно подозревала, что его замыслы будут ей не по вкусу, — она все же обязана ему кое-чем за эту жемчужину среди отелей. Ее забавная комнатушка под самой крышей когда-то, наверно, была в старом доме комнатой для прислуги. Здесь так причудливо смешивалось старое и новое: стоял телефон, но не было тумбочки у кровати, в углу торчал умывальник, а потолок наклонялся над постелью так косо, что, садясь, она чуть не стукнулась головой. А хозяин — это в самом деле хозяин? Или какой-нибудь там благородный лорд? Он что, сам заваривал чай, кроме того, что тащил его через пять лестничных пролетов? Чай был превосходный, и к моменту, когда зазвонил телефон, она была готова встретиться даже с самим Дэвидом Рэндоллом.

— Проснулись? — поинтересовался знакомый голос.

— Проснулась, только не знаю зачем.

— Вы спали целую вечность. Уже почти полдень.

Мягкий тон звучал как-то по-другому. Джесс с подозрением вслушивалась в трубку.

— Вы что, пьяны?

— Еще нет, но скоро буду. Присоединяйтесь ко мне. Я даже могу угостить вас завтраком.

— Завтракайте сами. Я совсем не уверена, что мне хочется с вами встретиться.

— Я о вас лучше думал.

— Это звучит угрожающе, — медленно произнесла Джессика. И сразу же задрожала под градом сомнений. Его случайное появление, странное поведение... он знает, где она находится... Он сказал про слабое место в интриге... Но это не так, если он тоже враг.

— Угроза действительно существует. Только не с моей стороны. Они появились, я их видел, они выиграли.

— Они... о нет! Вы хотите сказать...

— Хочу, — произнес своеобразный приглушенный голос, театрально вздохнув. — Нам надо поговорить. Попросите вызвать для вас такси, я думаю, вы плохо знаете Лондон. Велите шоферу отвезти вас по адресу Линкольнс-Инн-Филдс, 13. Поняли? Это музей, музей сэра Джона Соуна.

— Но я даже еще...

— Так быстренько одевайтесь. Во что-нибудь, что не так бросается в глаза, как тот ослепительный желтый костюм, в котором вы были вчера. Сгодилось бы тускло-коричневое. Попросите служителя провести вас в кабинет Монка[15]. Если меня там не будет, ждите.

Было половина первого, когда Джесс расплатилась с таксистом и поднялась по ступенькам к входу в музей сэра Джона Соуна. Это явно было не самое популярное среди туристов место в Лондоне, и по залам бродило больше служителей, чем посетителей. Она попросила показать дорогу в кабинет Монка, дежурный направил ее вверх по лестнице, и Джесс заспешила, бросая лишь беглые взгляды на другие залы музея, который сам по себе был красивым зданием, но кабинет Монка манил ее, словно доза наркотика в горсти других таблеток.

В комнате с низеньким потолком царил полумрак. Она казалась меньше, чем была на самом деле, ибо была завалена самой причудливой коллекцией разнообразных предметов, которую Джесс когда-либо видела. Стены увешаны всяческими фрагментами — скульптурными деталями, целыми горгульями[16], античными масками, которые в сумраке выглядели как слепые отрубленные головы. Дом стоял на лондонской улице, но за окнами кабинета виднелись какие-то руины — колонны, арки и уныло валявшиеся камни.

Джесс прислонилась спиной к лестничным перилам. Это место ей о чем-то напоминало, и, когда первоначальное шокирующее впечатление улеглось, она начала припоминать что-то из колледжского курса о безумном увлечении готикой, охватившем Англию в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века. В литературе тогда появились такие перлы, как «Замок Отранто» Уолпола и «Удольфские тайны» миссис Радклифф[17]. Жанр этот тонко и убийственно спародировала остроумнейшая мисс Остин в своей книжке «Нортэнгерское аббатство»[18].

Безумие распространилось и на архитектуру, классическим примером чему может служить излюбленный Уолполом Строберри-Хилд. Возводились зубчатые стены и башни с амбразурами, газоны украшались фальшивыми руинами, увитыми искусственным мхом, окруженными гротами, которые заполнялись псевдоантичными статуями. Сэр Джон, очевидно, был ярым приверженцем этого дела.

Атмосфера кабинета не очень-то подходила для издерганных нервов. Джесс и представить себе не могла лучшего места, чтобы повеситься в случае угрозы для добродетели, как сказала бы миссис Радклифф. Какими бы соображениями ни руководствовался Дэвид Рэндолл, он, должно быть, свихнулся, если назначил свидание среди всего этого готического кошмара.

Вскоре она услышала шаги и увидела на лестнице пару ног, которые, судя по их длине, не могли принадлежать никому, кроме Дэвида. Потом в поле зрения возникли остальные части его тела, и она поняла, почему аристократический голос звучал невнятно.

Джессика оставалась безмолвной, что для нее было не характерно; такого развития событий она не предвидела, хотя могла бы догадаться после беседы с Дэвидом по телефону. Дэвид нервно прокашлялся. Он, непонятно почему, казался смущенным; было бы естественнее и понятнее, если бы он начал злиться, негодовать или упрекать ее. Прежде чем кто-то из них нашел в себе силы заговорить, на лестнице загромыхали шаги. Дэвид посторонился, пропуская в зал юную пару, чрезвычайно стильную и длинноволосую. Они хором похихикали, повизжали и не стали задерживаться, однако Дэвид сказал:

— Здесь слишком людно. Пошли к саркофагу.

— К саркофагу! Неужели сэр Джон...

— О да. Вы ведь уже повидали достаточно, чтобы оценить его вкус и сообразить, что он обожал саркофаги.

Дэвид взял ее за руку и потащил к нужной двери.

Предмет несомненно был саркофагом, даже на непривычный к созерцанию декоративных предметов подобного рода взгляд, — необычайно огромный, грубый белый каменный саркофаг, древний египетский саркофаг, испещренный ровными рядами иероглифических знаков, которые некогда были прописаны синей краской. Теперь почти вся краска стерлась, а оставшиеся следы стали грязно-серыми. Устрашающее впечатление от предмета дополняла накрывающая его пыльная стеклянная витрина.

Парочка встала в узкой нише у дальнего конца гигантской каменной гробницы.

— Примите вид исследователя-энтузиаста, — посоветовал Дэвид. — Друзья уверяли меня, что этот экземпляр представляет собой великолепнейший саркофаг среди всех саркофагов.

— Его бы хорошенько почистить. Дэвид, я так виновата...

— Ни слова больше! Даже такой безнадежный дурак, как я, не может выдумать ни одной надежной причины, которая дала бы вам повод считать себя виноватой. Вы рассказали мне чистую правду, а я посмеялся над вами. Но извиняться не буду, ибо не желаю нырять вместе с вами в бездну.