Но хотя насыщенный дезинфектантами дым от костров жег ему ноздри и выедал легкие, у него ни разу не поднялась температура, желудок работал, как часы, и его кожу так и не украсили памятные знаки африканской кампании. Ему часто приходило в голову, что, возможно, Всевышний берег его для неких важных дел, хотя он суеверно гнал от себя такие мысли.
На острове живые говорили в основном только об одном – о возвращении домой, на безопасную, здоровую землю. Но болезнь Рансимана опередила их, и, когда Мередит сошел с транспорта в Довере, эпидемия уже бушевала в Соединенных Штатах точно так же, как и во всем остальном мире. Сперва прекратились занятия в школах и университетах. Затем закрылись театры и рестораны. Потом появились замки на дверях магазинов, которые торговали товарами не первой необходимости. Но умилостивить эпидемию не удалось. Болезнь змеей сползла с транспортерных лент в аэропортах, извиваясь, потянулась по основным магистралям страны, проследила второстепенные шоссе до их пересечения с проселочными дорогами, а потом по неотмеченным ни на каких картах колеям добралась до ферм, ранчо и поселков. На Среднем Западе разбросанные то тут, то там городишки съеживались и умирали. Дичали и зарастали поля. Но основной удар пришелся по большим городам.
Общественные службы рассыпались, как карточные домики. Бесполезными оказались все меры профилактики, допустимые в свободном обществе. От врачебных масок и перчаток толку было не больше, чем от птичьих клювов и ароматических шариков средневековых целителей времен эпидемий чумы. Болезнь пожирала жизни работников коммунальных служб, полицейских, транспортников, ремонтников, медиков. Горожане бросились в сельские районы, рыская на своих машинах в поисках обойденного заразой хуторка, где можно снять комнату. Они разносили болезнь, пока у них не кончался бензин, пока они не умирали в мучениях где-нибудь на обочине или пока какой-нибудь местный житель не пристреливал их на пороге своего дома. Маленькие города и деревни пытались перекрывать ведущие к ним дороги. Но в наше время, когда даже хлеб привозят издалека, невозможно жить, отгородившись от остального мира. И БР приходила все равно, даже если грузовики с продовольствием застревали где-то в пути.
Эпидемия пробудила в людях самые худшие черты их характеров. Страну в мгновение ока заполнили шарлатаны, предлагавшие за огромные деньги чудесные лекарственные снадобья; телевизионные пророки, обличавшие современников в духе Апокалипсиса, тут же требовавшие денег, дабы они замолвили перед Богом словечко за слушателей; уголовники, без колебаний вламывающиеся в дома больных, чтобы ограбить и убить уже обреченных людей; врачи, отказывавшиеся лечить жертв БР. В этой стране люди познали всю меру добра и зла в других и в себе. В маленьких местечках отряды вооруженных добровольцев все чаще и чаще окружали те дома, где поселилась зараза, а потом сжигали их дотла вместе с живыми и мертвыми обитателями. В тех районах, где все еще существовал закон, школы и оружейные склады Национальной гвардии были превращены в больницы, но врачи мало что могли сделать, помимо внутривенных вливаний в обезвоженный болезнью организм, и в основном просто ждали, кто умрет, а кто выкарабкается самостоятельно. Через некоторое время начал ощущаться дефицит стерильных растворов, ибо спрос подскочил до невиданных размеров, а производства позакрывались, к тому же рухнула некогда отлаженная система доставки. Те питательные растворы, которыми торговали на черном рынке, убивали столь же часто, сколь спасали жизнь. По сотрудникам «скорой помощи» нередко стреляли, а их машины сжигали, так как слухи объявили именно их основными разносчиками заразы. А выжившие после болезни подчас возвращались домой только затем, чтобы узнать, что их семьи или любимые, хозяева их домов или соседи не собираются пускать их назад, и вдоль шоссейных магистралей и железных дорог выросли поселки, населенные обезображенными людьми.
Беженцы же все чаще образовывали колонии в национальных парках, где угроза полуночных рейдов местных линчевателей казалась менее вероятной.
И все же стремление жить по нормам цивилизованного общества полностью не исчезло в людях. Всегда находились добровольцы, мужчины и женщины, которые вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения шли работать в командах «скорой помощи» или таскать пропитанные химикатами мешки для умерших – производство таких мешков выросло за время эпидемии в целую индустрию. Мужчины, всю предыдущую жизнь проведшие за конторскими столами или за дисплеями компьютеров, вручную убирали с улиц горы мусора или пополняли ряды полиции и водителей грузовиков. Когда губернаторы штатов объявили мобилизацию Национальной гвардии, на их призыв откликнулись пусть не все, кто в свое время принимал присягу, но достаточно людей, чтобы развозить основные продукты питания, копать братские могилы, патрулировать наиболее опасные городские улицы и дороги. Никто не мог предсказать заранее, кто именно струсит и убежит, а кто станет рисковать жизнью ради общего блага.
Ни религиозная или расовая принадлежность, ни возраст, ни размеры доходов не давали поводов для обобщений. Но храбрецы всегда находились, пусть не так много, как хотелось бы, но всегда больше, чем можно было бы ожидать, исходя только из логики самосохранения.
Самый тяжелый удар эпидемия нанесла по прибрежным мегаполисам Калифорнии. Схваченная на живую нитку инфраструктура бесформенного Лос-Анджелеса распалась в мгновение, и никакие старания немногих уцелевших чиновников вкупе с добровольцами не могли восстановить прежний порядок. Банды, всегда чувствовавшие себя как дома в Восточном Лос-Анджелесе и в прочих облюбованных люмпенами районах города, становились сильнее год от года и теперь безраздельно господствовали на своих территориях. Они решали даже, кого допускать к дележу продуктов питания, жалкой струйкой поступавших в город. Эпидемия предоставила им долгожданные возможности. Вскоре банды шагнули за пределы своих владений – сперва прочесали наиболее богатые кварталы Лос-Анджелеса, затем стали снаряжать экспедиции, чтобы грабить окрестные маленькие города, поселки и отдельные дома. В конце концов, они добрались даже до границ штата Юта.
Гангстеры не только пополнили свои ряды и разбогатели за прошедшие десятилетия, они еще и выучились довольно ловко манипулировать общественным мнением. В то время как поставщики продуктов боялись посещать контролируемые бандами районы, так как знали, что их груз разворуют, а водителей – если их и пощадит зараза – изобьют или просто убьют, представители гангстеров, подделываясь под голос народа, по радио и телевидению обвиняли правительство в том, что оно нарочно загоняет болезнь Рансимана в гетто и бараки и пытается уморить голодом национальные меньшинства.
Даже коммерческие средства массовой информации предоставляли им слово, устав показывать старые фильмы и объявлять приказы властей. А гангстеры казались такими яркими, увлекательными… даже забавными.
Попытка ввести в Лос-Анджелес Национальную гвардию штата Калифорния закончилась плачевно – в город вошли малочисленные отряды, мало или совсем не подготовленные для стоявшей перед ними задачи. Стоило им появиться на улице, как они подвергались постоянным нападениям, – направлялись ли они разгружать ящики с консервами или на уборку мусора. То, что рано или поздно они откроют ответный огонь, было неизбежно. И тогда пресса подняла вой о жестокости гвардейцев и принялась лить слезы над их жертвами. Репортажи из Лос-Анджелеса возымели столь воспламеняющее действие, что по всей стране начали вспыхивать стычки, даже в тех местах, где ситуацию прежде удавалось держать под контролем.
В Лос-Анджелесе погасло электричество, водопровод работал от случая к случаю, а в резервуарах вода оказалась зараженной. Тела умерших лежали прямо на улицах. Поредевшие ряды полиции и Национальной гвардии не имели доступа во многие части графства Лос-Анджелес и изо всех сил старались защищать хотя бы те районы, где банды не пустили глубоких корней. Но тем самым они навлекали на себя еще более яростные обвинения в расизме – как со стороны брошенных на произвол судьбы бедняков, так и со стороны репортеров, которые все свои расследования вели по телефону, боясь и нос показать на улицы, где хозяйничали болезнь и гангстеры. Пресса все чаще стала полагаться на видеоинформацию, поставляемую бандитами.
