Конечно, он и группа избранных советских советников знали, что японцы нанесут ответный удар. Они даже догадывались, каким будет этот удар японцев. Но они не смогли предвидеть размера понесенных ими потерь, иначе они бы не стали союзниками американцев. Они не стали бы провоцировать японцев.
А сейчас мир перестал существовать для тысяч советских людей, живущих в зоне десятков тысяч квадратных километров. Военный самолет, приземлившийся в Орске, обнаружил население этого города в состоянии детской беспомощности. Это было хуже, чем химическая атака. Хуже, чем эпидемия чумы. Японцы победили. И какими бы жестокими и теоретически неприемлемыми ни были использованные ими методы, нельзя было отрицать их победу.
Сейчас оставалось только спасти все, что осталось от их отечества. Но это должны были решать в Москве, а там были сейчас сильные волнения в связи с попыткой переворота в Кремле.
На основе информации, полученной из поступающих отчетов, Иванову удалось понять, что борьба велась между аппаратом КГБ, стремящимся продолжить войну во что бы то ни стало, и группой генералов, старающихся спасти то, что осталось от их родины. Никто не обращался к Иванову с просьбой поддержать товарищей в Москве, и он удивлялся почему.
Он был к этому готов. Да, было столько непонятного. Слава богу, американцы, кажется, не заметили этих волнений.
Тем временем Иванов сидел в штабе и ждал поступления сообщения о том, что это ужасное оружие японцев опять спустилось с небес на какой-нибудь другой объект, а возможно, на этот раз была уничтожена целая армия. Может быть, они нанесут удар и по измученному советскому генералу, который уже ни для кого не представляет опасности.
Иванову очень хотелось знать, как работает это оружие. Было ли его воздействие мгновенным, или же человек осознавал, что сейчас произойдет, и успевал поднести пистолет к виску.
– Виктор Сергеевич, – сказал Иванов Козлову, – вы осознаете сложность вашего положения?
– Да, товарищ генерал.
– Американцы просили прислать офицера, хорошо знающего Баку, чтобы помочь им спланировать операцию на случай непредвиденных обстоятельств. Итак, помоги им. Ответь на их вопросы. Но будь внимателен. Твоя настоящая задача – это следить за тем, чтобы американский полковник не предпринял никаких односторонних действий. Мы не можем позволить им пойти на какие-нибудь провокации. Москва готовится к проведению переговоров.
– Значит, все кончено? – спросил Козлов.
Иванов кивнул, стараясь не встречаться взглядом с Козловым. Долгие годы мечтаний и изнурительной работы – и такой исход.
– Да, Виктор Сергеевич, мы будем продолжать вести оборону. Но все кончено.
– И ничего нельзя предпринять?
Иванов покачал головой.
– Как мы можем нанести ответный удар, когда у них есть такое оружие? Японцы ясно дали нам понять, что удар по району Орска – это только предупреждение.
– А у американцев тоже нет технически равноценных средств противодействия?
Иванов устало поднялся и прошелся по комнате. Он остановился напротив портрета Суворова, нарисованного ужасными красками.
– Если у них и есть такие средства, то они держат их в секрете. – Он пожал плечами. – Москва считает, что американцы так же беспомощны, как и мы. Но они придумали какую-то глупость, связанную с нанесением удара по компьютерной системе японцев… Но что можно сделать при наличии у противника такого оружия? – Иванов впервые посмотрел Козлову прямо в глаза и увидел в них выражение полной безысходности. – Ничего, – ответил Иванов самому себе. – Ничего.
– И все же полковник Тейлор планирует налет? Он собирается продолжать боевые действия?
– Мы подозреваем, что он это делает по своей инициативе. Насколько мы знаем, Вашингтон не давал никаких указаний. – Он повернулся спиной к портрету мертвого героя. – Следи за ним, Виктор Сергеевич. Следи за ним внимательно.
– Будет исполнено, товарищ генерал.
– Отвечай на его вопросы. И держи меня в курсе дел.
– Он хочет совершить налет на Баку? На японский штаб?
Иванов задумчиво улыбнулся:
– Да, японский штаб. Конечно, и ты, и я помним, когда все было по-другому…
– Конечно.
Иванов стоял спиной к портрету старого царского генерала и смотрел прямо перед собой.
– Я всегда любил Баку, ты ведь знаешь. Нет-нет, не азербайджанцев. Они просто животные. Но мне нравилось, что там тепло, мне это по-настоящему нравилось. Там было хорошо, когда мы вместе служили там, Виктор Сергеевич, но было еще лучше, когда мы стояли там с войсками повторного захвата. Я был тогда еще молодым капитаном. – Едва заметная улыбка появилась на лице генерала. – Старый Баку. Он переходил из рук в руки столько раз за последние столетия. Персы. Затем мы. А затем опять персы. И так далее. Даже англичане там на минуточку побывали. – Иванов в изумлении покачал головой. – И кто знает, возможно, он однажды опять перейдет в другие руки? Это все превратности судьбы, которые иностранцы никак по-настоящему не могут понять. Но сейчас наши дела обстоят плохо. Такое случалось и раньше. Монголы, татары, персы, поляки, литовцы, немцы. И все другие забытые имена забытых народов, которые прошли по земле России и остались только на страницах книг по истории, которые никто не читал. Возможно, великая Россия должна на какое-то время стать слабее для того, чтобы потом опять стать великой. – Иванов посмотрел на потертый ковер кавказской работы, который всегда лежал под его письменным столом, куда бы его ни заносила судьба. – Мы должны постараться сохранить веру, Виктор Сергеевич. Мы должны попытаться сохранить нашу веру.
Несмотря на всю серьезность этих слов, легкая улыбка вновь появилась на лице генерала:
– Ковер, на котором ты стоишь, я купил в Баку. Еще давно, когда мне приходилось считать каждую копейку. Ты знаешь, я тогда был откомандирован в МВД, и я был очень рад, что у меня есть работа. Очень многие мои друзья сняли тогда военную форму навсегда. Это было, конечно, до того, как мы начали послегорбачевскую реформу армии.
Козлов знал эту историю из биографии Иванова. Он всегда старался узнать как можно больше о своих начальниках. Но сейчас он не подал вида.
– Это было тридцать лет назад, – продолжал Иванов, – а кажется, что это было вчера. Я служил в Германии, когда все полетело к черту. Трудно описать, что мы все тогда чувствовали. Сегодня мы все братья, а завтра полмиллиона людей на улицах Лейпцига кричат нам, чтобы мы убирались из страны. Это было в восемьдесят девятом.
– Это был год контрреволюции, – сказал Козлов.
– Год крушения, – поправил его Иванов. – Я очень любил по вечерам вместе со своими товарищами гулять по улицам Лейпцига, просто чтобы посмотреть на витрины магазинов. Но я отклоняюсь от темы. Мы говорили о Баку. После того, как я вернулся домой из Германии, казалось, что моя военная карьера закончилась раньше времени. Офицеров тысячами выбрасывали на улицу. Без работы. Без жилья. Ты даже не представляешь, как ужасно это было. У меня была безупречная характеристика. Боюсь, в то время я был образцовым младшим офицером, лизавшим задницу начальству. И я оказался одним из счастливчиков, которых взяли в войска МВД. Это, конечно, было значительное понижение после службы в действующей армии. Но это было лучшее из того, что со мной могло произойти. Я служил там некоторое время, стараясь привести солдат в моем подразделении в порядок. И так до тех пор, пока в стране дела не стали хуже… Новые проблемы возникали каждый день, когда в Кремле сидел этот глупый мечтатель. Меня послали в Азербайджан с оккупационными войсками. После всех кровопролитий, погромов и попыток к отделению. Могу тебе сказать, что мы очень много работали. И некоторые обязанности были отвратительными. – На лице Иванова появилось выражение, которое говорило о том, что он вспоминает о юности и о старых, счастливо пережитых бедах. – Мне удавалось хорошо проводить время в Баку, хотя мои друзья-офицеры очень боялись удара ножом в спину и других подобных вещей. Но я был как безумный. Я помню, что во внеслужебное время я очень любил гулять в парке имени Кирова. Я был молодым, сильным и свысока смотрел на всех тех, от кого можно было ожидать неприятностей. Иногда я даже ходил в старый квартал. Но обычно я просто забирался в парк и сидел там, глядя на город. Звучал призыв к вечерней молитве, и в воздухе сильно пахло жареным луком и шашлыком. Я никогда не боялся. Это казалось мне отличным приключением. Я становился частью старых традиций. Гуляя по улицам в сумерки, я вдруг мог увидеть черноглазую девушку, благоухающую терпким запахом лаванды, и тогда было невозможно избавиться от чувства, что мир полон огромных возможностей. И у меня была такая сильная уверенность, такая вера в будущее. Я часто сидел и обдумывал планы спасения моей страны, Виктор. Я хотел стать великим героем. – Глаза Иванова заблестели. – И вот чем это все кончилось. Японцы в здании нашего штаба. Мир лежит в развалинах.
