– Убить могут и здесь, – сверкнула глазами Жориса, – а без тебя я не останусь, так и знай!

– Ну, что с тобой поделаешь, – сдался Жан. – Нужно ползком добраться до лошадей. Вон за теми кустами они стоят, – он, развернувшись, показал пальцем через плечо. Затем крикнул в сторону, где изредка звучали винтовочные выстрелы: – Коммандант! Прибавьте огня! Нам к лошадям доползти надо! Его товарищи поняли все верно. Огонь из кустов стал усиливаться на все три стороны. Англичане, залегшие в траве за кочками, тоже принялись усиленно палить. Впрочем, без особого успеха. – Ну, с богом, – проговорил Жан Жорисе на ухо, поцеловал ее и первый выполз из кустов. Ползти сто метров, опираясь на одну руку, было нелегко. Со‑рви‑голова делал небольшие передышки, одновременно поджидая Жорису. Они пока не были замечены ни одним из боковых взводов. Но на этом участке трава была не высокой, и в любой момент ползущую пару могли обнаружить. И хоть уланы особой меткостью никогда не отличались, но, как известно, пуля – дура… Когда до кустов, где были привязаны лошади, оставалось метров двадцать, над их головами противно засвистели дурацкие пули. Встревоженные выстрелами и почуявшие приближение людей, лошади за кустами стали фыркать и негромко ржать. Жан и Жориса выбрали двух первых попавшихся, вскочили на них и помчались в сторону темнеющего вдали леса. Боковая группа англичан дала по ним залп, но, к счастью, ни одна пуля не задела молодых смельчаков. Они неслись дальше, прижавшись к лошадиным шеям. И тогда правый взвод улан погнался за ними, сделав обходной маневр, чтобы не попасть под обстрел со стороны буров. Уйдя из зоны поражения, уланы пустились вскачь и стали сокращать расстояние до беглецов. Юные влюбленные, чувствуя это, подгоняли своих лошадей ударами каблуков по бокам и ладонями по спинам. Но усталые бурские лошади, несмотря на все старания, явно проигрывали английским скакунам. А до спасительного леса было еще далеко. Уланы на ходу стали снова стрелять, но пока "мазали", что нельзя сказать о Жорисе, которая, обернувшись на ходу, "сняла" двух ближайших врагов точными выстрелами. Но через несколько минут она стала заметно отставать от Жана, и тому пришлось придерживать своего коня. И потому расстояние между преследователями и преследуемыми дошло до критической отметки. Дальше их можно будет расстрелять без помех, но старший сержант, командир взвода, решил взять беглецов живыми. Взмахом руки он запретил своим подчиненным стрелять, а сам выстрелил два раза в лошадей. В лошадь Жорисы попал. Раненое животное проскакало еще несколько десятков метров и рухнуло, придавив ногу девушки. Сорви‑голова круто развернул своего коня, спрыгнул с него и подбежал к придавленной мертвой лошадью Жорисе.

– Как ты? – воскликнул он, пытаясь вытащить ее из‑под тяжелой туши. Но одной рукой у него это не получалось. Приближающиеся уланы, поняв, что жертвы от них никуда не уйдут, перешли с галопа на легкую рысь. С хохотом и свистом они отстегнули свои пики. Кто‑то из них крикнул слово, от которого у Жана кровь застыла в жилах. "Pigsticking" – "подколем свинью" – свирепая игра английских улан. Он испытал ее тогда, в плену под Ледисмитом, и, если бы не вмешательство генерала Вуда, он был бы проткнут копьем зверей в мундирах. Но кто сейчас поможет ему и Жорисе? Только они сами себе. Сорви‑голова выхватил из кобуры револьвер. В нем семь патронов и четыре запасных обоймы, патроны в которых соединены по кругу ячейками: новое изобретение фирмы "Маузер". Жан еще раз взглянул на придавленную лошадью Жорису. Та, болезненно улыбаясь ему, пыталась развернуть ногу, одновременно перезаряжая свой карабин. Перевернуться ей с трудом удалось, а вот вытащить ногу она не смогла.

– Я люблю тебя, солнышко мое! – воскликнул Жан, проглатывая комок жалости к любимой, да и к себе, признаться, тоже.

– И я тебя, радость моя! – как эхо откликнулась Жориса.

– Не дадимся им живыми! – твердо произнес Сорви‑голова, направляя свой револьвер на ближайшего улана. О, если бы уланы знали, с каким стрелком имеют дело, они не гарцевали бы так самонадеянно всего в какой‑нибудь сотне метров от Жана. Их семнадцать наглых молодых парней. Мозги у них затуманены принятым с утра для храбрости стаканчиком виски. И они подколют без помех этих двух юных "поросят", которые, по их мнению, лишились всякой способности к сопротивлению. Как они жестоко ошиблись. Сорви‑голова, практически не целясь, навскидку, как это проделывают ковбои с Дикого Запада Северной Америки, выстрелил пять раз подряд. И ни разу не промахнулся. Пятеро улан, выронив пики, свалились со своих коней. Двое были убиты, трое тяжело ранены. Следом раздались еще два выстрела. Стреляла из своего карабина Жориса. Один улан, как тряпичная кукла, от сильного удара выскочил из седла. Под другим рухнул конь и при падении подмял под себя всадника. Им оказался старший сержант. Расплата к нему пришла очень быстрая и совершенно справедливая. Потеряв буквально за несколько секунд семерых человек, оставшиеся уланы остановили коней, прекратив лобовую атаку. Они вдруг поняли, что имеют дело не с беспомощными юнцами, а с меткими опытными стрелками. И подставлять свои лбы под пули не захотели. Они развернули коней, отъехали на безопасное расстояние и принялись грязно ругаться, обещая скорую и безжалостную расправу над своими обидчиками. Улан мучила злоба и стыд за только что проигранный бой с двумя ловкими парнями, в несколько мгновений отправившими на тот свет чуть ли не половину их взвода. Такой позор требовал мщения. Перестав ругаться, уланы посовещались, решили сменить тактику. А тактика эта была проста и незамысловата. Уланы разделились на три маленькие группы. Четверо, спрятавшись за коней, открыли стрельбу по нашей паре, заставив Сорви‑голову укрыться за мертвую лошадь Жорисы, рядом с ней. Жориса к тому времени почти высвободила ногу из‑под лошадиной туши. Еще несколько усилий, и Жан освободил сильно онемевшую к тому времени ногу Жорисы. А нужно было доползти под выстрелами до лошади Жана, которая ускакала метров на сто вперед и стояла там, мотая головой и колотя по земле копытом. К тому же две другие группы улан по три человека в каждой с флангов стали опасливо приближаться, держа на взводе карабины. Пули свистели над головами. Жан и Жориса ползли рядом, не поднимая голов, что позволяла делать довольно густая и высокая трава. Но ползли они медленно, в конце концов, потеряв ориентир – лошадь. Англичане же хорошо видели шевелящуюся траву и снова, осмелев, отстегнули свои пики. Жан вовремя услышал приближающийся лошадиный топот. Он поднял голову и увидел в метрах двадцати справа от себя три мчащихся на него лошади. В его револьвере оставалось два патрона. Два улана были убиты наповал. С третьим покончил выстрел Жорисы. Но трое других улан слева и четверо с тыла, примчавшиеся к ним на помощь, оказались очень близко. На их лицах читалась ярость и жажда крови. Сейчас пики проткнут юную пару, а лошадиные копыта их растопчут.

Глава III

И тут неподалеку раздался залп. Уланы все, как один, попадали с коней. Они были изрешечены пулями. Из ран потекла кровь, пропитав мундиры и затем забрызгав траву. Один улан свалился в двух шагах от Жана и Жорисы. Во лбу у него зияла дырка от пули, глаза остекленели. Пика, предназначенная кому‑то из них двоих, воткнулась рядом в землю. Сорви‑голова приподнялся над травой, увлекая за собой Жорису. Она встала, удивленно оглянувшись вокруг. Со стороны леса к ним приближался небольшой кавалерийский отряд. Жан сразу узнал буров. Они ехали, растянувшись во фронт цепью, не пряча пока винтовки. Молодые люди двинулись им навстречу. Жориса немного прихрамывала, и Жан поддерживал ее здоровой правой рукой. Впереди на гнедом коне ехал человек в широкополой шляпе и в грубой суконной куртке. Светлая борода и усы окаймляли еще достаточно молодое загорелое лицо. На воротнике куртки под солнцем блеснула большая золотая звезда. Сорви‑голова узнал бородача, с которым познакомился в палатке коммандант‑генерала Бота. Это был генерал Ковалев. Невероятная удача. И он тоже узнал капитана Сорви‑голова. Несомненно. Он удивленно приподнял брови, а затем широко и радостно улыбнулся. Спешился, отдав поводья молодому негру, одетому как бур.