Когда его не смогли бы заметить при случайно брошенном назад взгляде, Удача последовал за ними. Дело было ни в любопытстве. У него не было иного выбора, так как он не знал подземелья. Проход оказался длинным и заканчивался тупиком с боковым ярко освещённым проёмом, в который и вошли те, за кем он неотступно передвигался. Готовый ко всяким неожиданностям, Удача осторожно приблизился к проёму, одним глазом выглянул туда, где были источники света.
Бронзовая чаша светильника стояла на каменном постаменте в середине большого сводчатого помещения, пламя играло в нём, помогая четырём настенным факелам высвечивать тронное возвышение, где на пёстром и мягком персидском ковре, по‑восточному поджимая крупные ноги, сидел господином сам Чёрный хан. Жестокая властность исходила от его красно расцвеченного огнями лица. За его спиной застыли четверо телохранителей, а напротив трона стояли бухарский купец, Гусейн и Сенча. Последней Удача увидел дочь хана. Для этого ему пришлось на мгновение высунуть голову, чтобы окинуть взором скрытую часть помещения. В ногах хана был принесённый только что сундучок, крышка его была откинута, но ни нёсших его степняков разбойников, ни сопровождающего их телохранителя нигде не было видно, очевидно, они успели уйти другим выходом. Хан разглядывал содержимое сундучка, затем небрежно закрыл крышку и провернул ключ в навесном замке.
– Надеюсь, Карахан принял мудрое решение, – сказал бухарец, когда он спрятал ключ под кожаный, обшитый золотом и жемчугами пояс.
– Если ты думаешь, что я расчувствуюсь и уступлю после твоего нудного перечисления ваших трудностей, ты заблуждаешься. – Хан положил ладонь на украшенную драгоценными камнями рукоять большого ножа в дорогих ножнах. – Я слишком терпеливо выслушал все доводы, и они меня не убедили. То, что я увидел, – он коснулся другой ладонью крышки сундучка, – лишь половина от того, что я хочу.
– Но Карахан?! – Бухарец возвел руки к верху свода. – Я привёз столько, сколько ты брал за весь прошлый год за безопасный путь и воду из твоих колодцев! Ты хочешь ещё столько же?!
С таким же успехом он мог возмущаться перед каменным изваянием.
– Ваши жалобы меня не убедили, – повторил хан твёрдо. – Купцы и ростовщики всегда жалуются и всегда остаются при большой выгоде.
Посланец каравана выпрямился, оказываясь на полголовы выше, чем был до этого.
– Тогда больше ты ничего не получишь, – голос его постепенно менялся, как затвердевающая глина. – Мы выберем другой путь, через море. Мне поручено заявить тебе об этом.
Карахан указал ему пальцем на Гусейна, слегка наклонился вперёд и произнёс раздельно и жёстко:
– Ты стоишь рядом с братом шахского посла. Его примера тебе мало, чтобы понять, что скоро я стану хозяином и на морском берегу?
– Пусть будет так, хан. – Купец повысил голос. – Но мы направимся морем и морем доберёмся до Астрахани. Нам придётся платить за провоз на стругах, за погрузки и разгрузки товаров. Но это обойдётся значительно дешевле, чем уступать твоим непомерным требованиям.
– Перечить мне? – Глаза Карахана через щелочки меж веками злобно уставились на бухарца. – Взять его! – грозно прозвучал под сводами пещеры обращённый к телохранителям приказ. – Ты проведёшь сутки на моих каменоломнях, чтобы не понаслышке рассказать купцам, как я буду их содержать, когда захвачу у моря, как пленников.
Два телохранителя сошли к купцу, сорвали с него дорогой халат, одежду, всё, кроме зелёных бархатных штанов. Плеть свистнула от резкого замаха, оставила след красного рубца на его мясистой спине. Его толкнули, стегнули ещё раз, провели к висящему тонкому ковру, за которым оказался другой выход.
– Прихватите на каменоломни и этого, – в мрачном расположении духа распорядился хан, небрежно кивнув на Гусейна.
Один телохранитель резко ткнул плетью в шею купца, чтобы тот остановился, а другой вернулся, чтобы выполнить новый приказ. Опешивший было Гусейн внезапно вывернулся из хватки его пальцев и бросился на колени.
– Как же так, Карахан?! Как же так? Я же брат Кулымбека, вельможи шаха!?
– У меня нет еды и воды для бездельников, – отрезал хан холодно.
Плеть стегнула Гусейна, но он пополз к тронному возвышению, и телохранитель стегнул его уже наотмашь. Гусейн взвыл от боли, вскочил на ноги и послушно заспешил присоединиться к бухарцу.
– Как же так хан?– повторял он, будто обезумел, когда их обоих выводили вон из зала. – Как же так?
Карахан перевёл мрачный взор на Сенчу.
– Итак, – в его голосе звучала откровенная издёвка. – Ты продолжаешь настаивать на своих требованиях?
Сенча ответил не сразу.
– Н‑нет, – процедил он сквозь зубы.
Хан удовлетворённо кивнул и расслабился, лицо его посветлело.
– Мне не нужны сообщники, – разъяснил он снисходительно. – Только слуги, верные и надёжные. Только я решаю, кому и какая награда... а кому наказание. Иди! И приведи мне брата и пленных. Я не посылаю с тобой своих людей. Но не обмани моё доверие.
Оба других телохранителя спустились к Сенче, и он объезженным, но ещё не привыкшим к этому жеребцом вышел с ними тем же выходом, каким покинули зал Гусейн и купец. Чёрная Роза плавно ступила к чаше светильника, подождала, пока отзвуки шагов последних ушедших отдалятся. Поверх синего платья из тонкой парчи на ней был жемчужного цвета плащ, стянутый алмазной застёжкой над высокой девичьей грудью. Холодная надменность сковывала её гибкое тело. В таком наряде и в этом месте она вызывала у Удачи неизъяснимые смешанные чувства влечения и тревоги.
– Отец, неужели ты ему веришь? – тихо воскликнула она. – Он же сбежит.
– Этот калмыцкий волчонок? – возразил хан равнодушно. – Вернётся. Я хочу, чтобы он подёргался в попытках вырваться из моей упряжки и сам признал мою власть над ним. Обратной дороги к русским ему нет. А в этих местах он не найдёт воды, и приползёт на коленях к моим колодцам, как и другие степняки. А мне придётся ещё и спасать его от них. Когда он это прочувствует, его верность мне станет большей, чем у других кочевников.
Он неотрывно смотрел на неё, лицо его прояснялось, и он наконец продолжил другим голосом, каким говорят только с теми, кому доверяют почти как себе:
– Я хотел поговорить с тобой о важном деле. Моя ханская крепость здесь, среди этих степей наполовину выстроена. Пора менять жизнь. У нас накоплены большие сокровища, а эмир Хивы растратился на войнах и сейчас в острой нужде. Я заставлю его жениться на тебе...
Её ответ был нетерпеливо резким и кратким.
– Я не люблю мужчин.
Хана это ничуть не удивило, словно не было для него тайной.
– Разве ж речь идёт о любви? – он придал взору многозначительность. – Мы проведём в город много наших людей, глупцов задёшево купим. И ты... уберёшь его, как дам знать. Мы тоже чингизиды, и эмиром стану я. А там настанет черёд и Бухары узнать власть Карахана.
– Но зачем же тогда настойчиво строить эту крепость?
– Судьба переменчива. – Карахан вскинул голову и расправил плечи. – Кому, как не мне, знать это. Сокровища я буду хранить здесь. – В глубине глаз заплясали огоньки, словно там отразились воспоминания о сокровищнице, и он заставил дочь подождать, когда они погаснут: – Никому не доверю их... кроме тебя.
Казалось, такое признание тронуло ей сердце. Она сделала к нему шаг с выражением беспокойства.
– Отец, я опасаюсь за тебя. Я чувствую, этот Белый князь опасен. Он посмел оскорбить нас, как никто не оскорблял. А вместо смерти заслужил поединок. Но ещё не поздно. Позволь мне...
Он остановил её поднятой ладонью и встал на ноги.
– Тебе нечего опасаться за меня, – спускаясь к ней, сказал он уверенно. – В личной схватке ещё никто не побеждал Карахана.
– И всё же, он больше заслуживает яда или кинжала женщины.
– Чтобы затем пошли слухи, что я его испугался и мы не чингизиды? – Хан сошёл к ней и к светильнику. И прекращая её препирательства, объявил: – Я должен убить его сам.
Дочь промолчала, как если бы ей нечем возразить, но она осталась при своём мнении. Придерживая длинный плащ, она пошла следом за ним, и они скрылись за висящим ковром.
