В Московскую зону входили войска 24-й и 60-й Армии.

24-я Армия, которой командовал пограничник генерал-майор Константин Иванович Ракутин, участвовала в Смоленском сражении, задержала наступление немцев на Москву. К 20 октября управление армии было расформировано. Вторично 24-я Армия начала формироваться в декабре сорок первого в Московском военном округе. Наша гвардия родилась в 24-й Армии, а имя ее командующего Ракутина займет свое достойное место в истории Великой Отечественной войны.

После разгрома гитлеровских войск под Москвой Московская зона обороны, по существу, стала выполнять роль резервного фронта, готовя пополнение для действующей армии.

Константин Сумцов весной 1942 года, поучившись на курсах Московской межкраевой школы НКВД, стал служить в запасном полку Московской зоны обороны помощником уполномоченного Особого отдела. С большой теплотой он всегда вспоминал своего первого наставника капитана Петра Александровича Овчинникова[5], руководившего чекистской работой в полку. Константин представился ему. Капитан расспросил его о полученной подготовке.

— Эх, молодо-зелено… Чекистскую науку за короткое время постигнуть нельзя, — усмехнулся он. — Будешь повышать квалификацию в ходе работы.

— Постараюсь.

— Надеюсь. Свой экзамен на право быть бойцом ты сдал в бою на границе. Теперь твоя ближайшая задача — познать приемы и методы подрывной деятельности вражеской разведки, постичь основы чекистского мастерства…

Овчинников, вводя Сумцова в курс дела, рассказал о части, в которой ему предстояло служить.

— Мы призваны, — говорил капитан, — оградить эту часть от подрывных действий врага.

Как-то в комнату, где Сумцов работал, зашел молоденький лейтенант, попросил выслушать его.

— У меня в учебном взводе служит сержант Анатолий Вишняков. Требовательный, расторопный командир отделения. Но вот что смущает. Писем он получает и отправляет очень много. Прямо как полевая почта.

— Ну и что? — искренне удивился Сумцов. — Видимо, у сержанта много друзей.

— Не знаю, друзья ли это. А вообще Вишняков мастер заводить знакомства. Вот вчера, к примеру, я видел его со старшиной из авиационной части. Случайно ли все это?

— Мы учтем ваше заявление, — ответил Сумцов. — Может быть, вы еще что-нибудь заметили?

— Больше ничего, если не считать, что у Вишнякова есть характерная примета — небольшой шрам на левой Щеке.

«Бдительный товарищ», — подумал Константин, провожая лейтенанта. Однако личностью сержанта решил поинтересоваться, ведь его начальник — опытный чекист капитан Овчинников говорил ему, молодому, начинающему контрразведчику:

— В нашей работе нет мелочей. Любой на первый взгляд не заслуживающий серьезного внимания сигнал должен быть проверен.

Для начала Сумцов. выяснил, что сержант Вишняков действительно получает много писем. И все с фронта. Узнал, что до войны он работал трактористом в Харьковской области. Там у него остались родные…

Когда Сумцов доложил о беседе с заявителем своему начальнику, то тот, внимательно его выслушав, сказал:

— Это сигнал! А любой сигнал мы должны проверить. Говоришь, родные сержанта в оккупации.

— Под Харьковом.

— Само по себе это не дает нам право подозревать человека в чем-то неблаговидном. Немец-то у нас какую территорию отхватил! Миллионы людей оказались в оккупации. Им можно лишь посочувствовать. Хотя такой факт биографии этого сержанта тоже приходится учитывать. Узнай, в какой части служил сержант. И еще поинтересуйся его взаимоотношениями с лейтенантом. Может быть, у них сложились неприязненные отношения, несовместимость характеров, просто возникла обида… И лейтенант-заявитель хочет подбросить горошину в сапог ближнего своего, — с улыбкой закончил инструктаж капитан Овчинников.

Когда Сумцов назвал Овчинникову номер дивизии, в которой ранее служил Вишняков, капитан оживился.

— Дивизия, о которой ты говоришь, — сказал он, — вела тяжелые бои на дальних подступах к Москве. Некоторые ее подразделения попали в окружение. Выходили с боями… Несмотря на лишения и невзгоды, многие бойцы и командиры этой дивизии сумели вырваться к своим. Выходили они, как правило, группами, но были и одиночки. Выяснилось, что кое-кто из них побывал в лапах врага.

Через некоторое время Сумцов доложил Овчинникову:

— По проверенным данным, Вишняков находился в окружении.

— Есть ли какие-нибудь сведения о поведении его в то время?

— К сожалению, пока ничего, — ответил Сумцов.

— Надо обязательно выяснить!

Однако, как Сумцов ни старался, ничего существенного о Вишнякове узнать не удалось. Мог знать ефрейтор Басков, с которым сержант находился в близких отношениях, вел с ним уединенные беседы, но ефрейтора в полку не было: он выбыл на фронт.

Вскоре Сумцову стало известно, что Вишняков обратился к командованию с просьбой дать ему увольнительную на одни сутки за пределы части. Мотив простой: «завел любовь» с девушкой, работающей в столовой батальона, Ольгой Андреевной Нестратовой, отец которой погиб на фронте. Мать живет в пригороде столицы, одна. По словам Вишнякова, она очень нуждается в помощи по хозяйству. Вот он и обещал Ольге помочь ее матери, если дадут увольнительную.

Сумцов навел справки в тот же день и узнал: мать Ольги живет возле военного аэродрома, а брат — старшина-сверхсрочник — служил в части, которая обслуживает этот аэродром. Доложил это Овчинникову.

— Твои выводы? — спросил капитан.

— Можно предположить, что цель Вишнякова — побывать в районе военного аэродрома. А чтобы его появление в тех местах не вызвало подозрений, он добивается официального разрешения. Придумал предлог для увольнения.

— Возможно, — согласился Овчинников. — Но это не дает нам оснований считать, что Вишняков действует по вражескому заданию. Надо все тщательно проверить. Задача непростая. Один непродуманный шаг — и возможного шпиона можно спугнуть, упустить или невинного обидеть, а такое недопустимо. С сегодняшнего дня Вишняков — твоя главная забота. А что мы о нем знаем?

В связи с намерением Вишнякова побывать в районе военного аэродрома Овчинников обратился в Особый отдел авиационного базирования. Послал к его начальнику Сумцова. Начальник отдела капитан приветливо встретил Константина, внимательно выслушал сообщение о Вишнякове, его намерениях.

— Хорошо, что сообщили нам об этом сержанте. Посмотрим, как он поведет себя при встрече с нашими авиаторами. Нам уже приходилось иметь дело с любителями совать нос в чужие дела.

Прошло несколько дней, и Овчинников с Сумцовым имели материалы, поступившие из Особого отдела авиаторов. Из них следовало: представившись «женихом» Ольги, Вишняков познакомился с ее братом — старшиной из авиационного подразделения. После этого они дважды встречались, и каждый раз Вишняков в очень осторожной форме, как бы между прочим, проявлял интерес к марке самолетов, находившихся на аэродроме, их численности, способам маскировки. Другой бы на месте старшины, брата Ольги, возможно, не обратил бы внимания на любопытство Вишнякова, но старшина был осведомитель Особого отдела «Андреев» и держал ушки на макушке. Интерес Вишнякова к аэродрому был замечен осведомителем, и он попал на его карандаш. Поданным Особого отдела, в последний раз, прежде чем зайти в дом матери Ольги, Вишняков прошел вдоль всего аэродрома. Когда его останавливали, предъявлял увольнительную и заявлял, что разыскивает своего родственника. Все эти данные начальник Особого отдела авиационного базирования оформил в качестве свидетельских показаний старшины Нестратова. Через день Сумцов выехал в часть, где служил ефрейтор Басков. Его считали другом Вишнякова.

Рослый широкоплечий ефрейтор, узнав, кто интересует Сумцова, заявил резко и прямо:

— Друг, говорите. Избавь меня боже от таких друзей, а от врагов я сам избавлюсь. Вишняков — подозрительный тип. Рьяный службист, но все делает напоказ, не от души. Перед начальством лебезит, угодничает. Закрутил любовь с Олей-поварихой, но, как видно, с каким-то своим интересом… Старался познакомиться с красноармейцами соседних частей. Раздобыл где-то командирский компас, хранит его у себя. Зачем? Видел я у него записную книжку, в которой много номеров полевых почт.