– Не раскисай, ты же солдат! – попытался подбодрить он брата, похлопав его по плечу. – Куда девался дух победы?
Но Ричард был не солдатом, а развалиной. Уильям настаивал:
– Ты же офицер Британской империи!
– Но это не провинция империи, – произнес наконец Ричард. – Это Конго.
Его слова понравились Уильяму. Невозможно разговаривать с тем, кто тебя не слушает. Ричард возразил ему, а если человек возражает, его можно переубедить.
– Ричард! Чему тебя учили в военной академии? Как надо поступать в таких случаях?
– Ты не хочешь этого понять, – сказал Ричард, который при всей своей ограниченности иногда проявлял необычайную ясность мыслей. – Никто из преподавателей академии не учил нас, как противостоять нашествию тектонов.
И тут Уильям закричал. В памяти Маркуса живо запечатлелся этот крик: он помнил о нем, как если бы был свидетелем неожиданного солнечного затмения. Голос младшего Кравера изменился, в нем странным образом сочетались нотки звериного рыка и призыва вождя. Это было одновременно объявление войны и утверждение права собственника. Он не уйдет отсюда и не отдаст свой прииск. Никогда и никому. Враги могут нападать, когда им будет угодно. Крик Уильяма подействовал на Ричарда, как будто его окатили ведром холодной воды.
– Ричард, – настаивал младший Кравер, – что нам надо делать? Ты инженер. Скажи, что нам предпринять.
Старший Кравер несколько раз открыл и закрыл рот, не издавая ни единого звука, однако брат был неумолим, он требовал ответа.
– Частокол, – произнес наконец Ричард, словно читая раскрытый перед ним в воздухе учебник. – Мы должны окружить «муравейник» частоколом.
– Частоколом?
– Да. Наше укрепление будет необычным: его задача будет состоять не в том, чтобы не допустить тектонов к прииску, а, наоборот, чтобы не позволить им выйти наружу.
– Ты все слышал, Маркус, – сказал Уильям, которому понравилась идея брата. – Давай рубить деревья. Нам понадобится много бревен. Вперед.
И он увел Гарвея в лес. Ричард остался возле «муравейника», чтобы сделать необходимые замеры и оживить воспоминания об уроках военной инженерии.
Уильям и Маркус начали рубить деревья. Они выбирали для строительства частокола двух– и трехметровые стволы. Деревья должны были быть не слишком толстыми, потому что иначе они бы не смогли подтащить их к «муравейнику». Уильям и Маркус работали рядом. Младший Кравер сказал ему:
– Ты уже давно настроен против нас. И не пытайся возражать мне: я в этом уверен. Только не понимаю причины. Чем ты недоволен, Маркус? Чем? Это из-за денег? Ты считаешь, что заслуживаешь большего?
Гарвей ничего не отвечал. Уильям продолжил:
– Ты что, и вправду вообразил, что мы не думаем о тебе? Не будь дураком, за вознаграждением дело не станет. В Англии у тебя будут такие деньги, о которых такой оборванец, как ты, не может даже мечтать. Краверы всегда заботятся о своих верных слугах.
Когда стволы оказывались на земле, Уильям и Маркус очищали их от веток, чтобы частокол получился плотным. Гарвей продолжал упрямо молчать.
– Значит, деньги здесь ни при чем, – заключил Уильям.
Они связали вместе несколько бревен и положили концы веревок себе на плечи, чтобы тянуть их волоком, как пара лошадей. Но в последний момент Уильям предоставил Маркусу одному тащить груз, а сам шел рядом, словно погонщик мулов.
– А может быть, это из-за негров? Неужели под этой цыганской кожей скрывается филантроп? Нет, дело не в этом. Сейчас здесь нет ни одного негра, а ты еще более понурый, чем раньше. Почему же тогда?
Маркус складывал бревна в поленницу возле «муравейника». Амгам сидела возле палатки, скрестив ноги. Уильям замер: его серые зрачки налились свинцом.
– Это из-за нее, – наконец догадался он. – Из-за нее.
Уильям недоумевал. Его голова поворачивалась то в сторону Маркуса, то в сторону Амгам. Он никак не мог понять, что же их объединяло. Такого человека, как Уильям, нелегко было чем-нибудь поразить.
– Это из-за нее, – повторял он. – Из-за нее.
На протяжении пяти дней и ночей трое англичан строили небольшую крепость. Но, несмотря на тяжелую работу, Уильям не забывал о тех чувствах, которые он обнаружил в душе Маркуса.
В самом начале работ Ричард воткнул кол в землю возле «муравейника». К этому колу привязали четырехметровую веревку, а на другом ее конце закрепили второй кол. Старший Кравер натянул веревку, длина которой служила радиусом, и, обойдя прииск, провел по земле круг острым концом второго кола.
Уильям и Маркус расширяли линию, оставленную Ричардом, выкапывали небольшую траншею и клали в нее стволы. Потом ставили их вертикально, закрепляли у основания и связывали бревна друг с другом при помощи веревок: получалась крепкая стена. В ход шли кирки, лопаты, топоры и молотки. Страх не оставлял их, поэтому они работали с ружьями за спиной. Приклады били их по бедрам, ремни ружей наперекрест груди мешали двигаться; рты наполнялись ругательствами, а руки покрывались царапинами и волдырями. Никто из них не подозревал, что незамысловатое сооружение может потребовать таких усилий. Работа не прекращалась и ночью: их тени от трех керосиновых ламп создавали иллюзию, что крепость строят девять человек.
Уильям и Ричард были озабочены тем, как сделать крепость еще выше, крепче и надежнее. И, пока их занимали технические вопросы, у них не оставалось времени, чтобы прислушаться к простым доводам своего сердца: строить частокол не имело ни малейшего смысла, любой человек в здравом уме давно бы убежал прочь от этого места.
Наступил момент, когда Маркус не выдержал и захотел крикнуть братьям Краверам, что их труды напрасны. Неужели они не видят этого сами? Никакой частокол не остановит тектонов. Гарвей отбросил инструменты и твердым шагом направился к Ричарду, который представлял собой более слабый фланг. Он надеялся, что тот прозреет, услышав его крики. Ричард работал, сидя возле костра. С помощью мачете он зачищал стволы, которые предстояло поставить в ряд.
– Ты хочешь мне что-то сказать, Маркус? – спросил Ричард, заметив подходившего Гарвея.
Но тот, вместо того чтобы изложить свою точку зрения на бессмысленность строительства частокола, начал речь с сиюминутного замечания:
– Нет, Ричард, не делай этого, – посоветовал он. – Лучше оставляй ветки на верхушках стволов. Просто подрезай их покороче и затачивай. Тогда если тектоны попробуют влезть на стену, то исколют свои лапы.
– Ты прав! – признал Ричард. – Хорошая идея. Это ты здорово придумал, Маркус!
После этого случая Маркус больше не противился идее братьев. Похвала Ричарда, как ни странно, заставила Гарвея по-настоящему включиться в работу. Критика незначительной детали работы означала одновременно молчаливое признание плана в целом. Кроме того, Ричард, который был так напуган, что готов был принять любую помощь, откуда бы она ни исходила, с этой минуты обсуждал с Маркусом все детали и стал с ним изысканно любезен. Таким образом, Гарвей, не понимая, как это получилось, потерял всякую возможность высказать свое несогласие со строительством стены.
На протяжении всех этих дней он только один раз смог приблизиться к Амгам. Во время работ произошел несчастный случай: острие кола, который они в тот момент поднимали, поранило ему руку. Царапина была не очень глубокой, но длинной, и Маркусу пришлось пойти в лагерь, чтобы смазать рану. Амгам, увидев на его руке кровь, подошла ему помочь.
Они стояли рядом с одной из палаток. Маркус промыл рану водой из фляжки, а она протянула ему бинт. Это позволило их рукам встретиться. Но Гарвей знал, что Уильям теперь не сводит с них глаз, и Амгам тоже об этом знала. Поэтому всю свою любовь она выразила легким пожатием его руки. Она задержала шесть пальцев на его ладони несколько лишних секунд. Кто-то из вас может подумать, что такой жест – не бог весть какое проявление чувств. Но для Маркуса все сразу изменилось.
Он был не один в этом мире. Янтарные глаза Амгам смотрели на него с любовью. Своим легким пожатием, этим нечеловеческим теплом она сообщала ему, что ее мысли текут в одном направлении: найти способ освободить его.
