Теперь вы знаете, почему мне не требовалось особого воображения, чтобы представить потного низкорослого цыгана Маркуса Гарвея в объятиях женщины белее снега в самом сердце тропического леса. С другой стороны, меня раздражало то, что я был вынужден выслушивать подробности этой необыкновенной любовной истории, которую бы я мечтал пережить сам, в то время как от меня требовалось лишь запечатлеть ее на бумаге. Любовниками были они, мне же досталась участь стенографа, который не мог справиться со своими чувствами.

Как бы то ни было, запретная любовь всегда сопряжена с определенными неудобствами. Маркус боялся, что Уильям и Ричард догадаются, что его отлучки из лагеря как-то связаны с отсутствием Амгам. Он боялся даже представить себе, как разъярился бы Уильям. Кроме того, Гарвей волновался из-за Амгам. Иногда она брала его за запястье и сажала перед собой. Ей хотелось объяснить ему нечто важное. Но что? Маркус не понимал ее и чувствовал себя собакой, которая тщетно пытается чему-то научиться. Амгам брала инициативу на себя: садись, смотри, слушай, что я тебе говорю, ты понимаешь меня, понимаешь? Ты должен понять меня, это очень важно! Девушка говорила и жестикулировала, то страстно и горячо, то стараясь произносить слова очень медленно, но Маркус не понимал ее. Фонетика языка тектонов была очень сложной. Когда Амгам говорила, в ее речи переливались тысячи гласных, и ему не удавалось выделить ни одного слова. Но иногда голос девушки шуршал, словно струйка песка в песочных часах.

Однажды ему показалось, что девушка рассказывает ему совершенно новую историю о том, что она пришла сюда, влекомая желанием познать иные формы жизни. Маркус рассмеялся. Вот это уж точно глупо. Он никогда бы в такое не поверил. Чем могла быть интересна жизнь братьев Краверов, негров да и его самого? Зачем кому-то узнавать порядки лагеря и проблемы рабского труда на прииске? В любом случае, мотивы, которые привели ее в наш мир, большого значения не имели. На самом деле Амгам хотела объяснить ему что-то другое и очень спешила. Она настаивала снова и снова. Но Маркус в отчаянии лишь хватался за голову и стонал:

– Что ты говоришь, милая, что ты хочешь? Что ты стараешься мне объяснить?

Через несколько дней на прииске снова стали слышны странные звуки. Как-то в полночь братьев Краверов, Маркуса и Пепе разбудили громкие крики.

– Шампанское, шампанское, шампанское! – доносился хор голосов из шахты.

Все четверо выскочили из своих палаток почти одновременно.

– А теперь чего им надо? – спросил Ричард.

– Если они орут из-за какой-нибудь ерунды, я отрежу им языки кухонными ножницами, – сказал Уильям.

И они направились к «муравейнику». Пепе резким окриком заставил негров замолчать. Маркус вспоминал потом, что в языке негров были звуки, похожие на щелчок хлыста. Потом надсмотрщик спросил у рудокопов, почему они кричали.

– Шум, – перевел их ответ Пепе. – Они снова слышат шум.

– Какой шум?

– Удары.

Уильяму так хотелось спать, а эти черномазые его разбудили. Он потер глаза кулаками. Маркус подумал, что младший Кравер вытащит сейчас револьвер и выстрелит в воздух или, того хуже, в кого-нибудь из них. Однако Уильям был человеком непредсказуемым. Его ответ достоин занесения в книгу абсурдных изречений:

– Скажи им, чтобы заткнули уши влажной землей. С этими пробками они ничего слышать не будут.

И он вернулся в свою палатку.

По словам Маркуса, его тактика сработала, каким бы невероятным это нам ни казалось. Заключенные повели себя как дети.

Они принялись кричать, но, поскольку никто не обращал на них внимания, в конце концов устали и замолчали. По сути дела, рудокопы все равно не смогли бы выйти из шахты, не имея лестницы.

Однако на следующее утро на их лицах можно было увидеть отпечаток того изнеможения, которое люди испытывают после долгих часов страха. Уильям понял, что с неграми надо было поговорить.

– Слушайте меня все! – закричал он. – В сельве всегда слышны разные звуки. Но шум еще никогда и никому не причинял вреда. Я не желаю больше слышать криков по ночам!

Работы на прииске возобновились. Ричард отозвал брата в сторону, но до Маркуса донеслись его слова.

– Брось говорить ерунду, Уильям, – сказал Ричард тихо. – Каждый раз, после того как слышался шум внизу, что-нибудь случалось. Это на самом деле так.

– Старик и девчонка, – ответил Уильям. – Больше ничего не произошло.

– Я никогда ничего подобного не видел. Это не обычные люди. И ты это прекрасно понимаешь.

– Не распускай слюни. Они не могут появляться из-под земли. Всему этому должно быть объяснение. Я уверен, оно настолько простое, что просто не приходит нам в голову.

Ричард печально покачал головой:

– Ради бога, Уильям. Ты мог лучше всех рассмотреть ее, ты с ней спал. И очень может быть, что объяснение этому есть и что оно в действительности очень простое: под землей в Конго живут люди. Но кто знает, что еще скрыто там?

– Какого ответа ты от меня ждешь? – воскликнул Уильям, в голосе которого послышались нотки гнева. – Да, в этом есть что-то странное, это правда. Но ведь мы в Африке, Ричард, в Африке! И здесь много необычного. Африканцы – черные. Но разве эти черные люди помешали нам добраться до золота? Нет. Потом появились старик и белая девчонка. И из-за этого мы должны все бросить, Ричард? Конечно нет! – Уильям сменил тон и положил руку на плечо брата. – Это наш шанс. Мы с каждым днем становимся богаче! И я не собираюсь уходить отсюда сейчас, когда мы зарабатываем столько денег. Думаю, что и ты тоже.

Ричард опустился на землю, зажав свое ружье в коленях, и стал гладить его приклад. Через несколько мгновений он кивнул:

– Наверное, ты прав. Что еще может произойти?

– Вот так-то лучше.

И братья крепко обнялись. Никогда – ни раньше, ни потом – Маркус не видел настоящего проявления братских чувств у Краверов. Потом Уильям ласково потрепал старшего брата по щеке:

– А теперь ступай на свое место возле лотков. Или, может быть, ты хочешь, чтобы эти обезьяны видели, как мы ссоримся?

Маркус не стал долго ждать. При первой же возможности он увел Амгам в лес. Гарвей тянул ее за локоть и все время оглядывался назад, пока не убедился в том, что за ними никто не следит. Тогда он спросил:

– Ты хотела рассказать мне об этом, правда?

Девушка его не понимала.

– Амгам! – Маркус пытался нарисовать прииск в воздухе перед собой. – Кто там, внизу? Кто? Это твои друзья? Ты их знаешь? Ты хотела сказать мне, что твои друзья рано или поздно выйдут из-под земли?

Но на этот раз смысл его слов не доходил до нее. Глаза Амгам двигались так, словно следили за кружащейся перед ними мухой. Ее взгляд перемещался с рук Гарвея на его губы и обратно. Маркус жестом попросил девушку сесть на траву, сам сел рядом и заговорил очень медленно. Он указывал пальцем на землю и повторял:

– Друзья? Твои друзья? Много Пепе там внизу?

– Пепе… – поняла она наконец.

Маркус улыбнулся:

– Да, да, конечно, правильно: Пепе, Пепе, Пепе! Много Пепе – друзей Амгам!

Но девушка молчала и вовсе не разделяла радости Маркуса. Совсем наоборот. Ее лицо казалось стеной из белого камня, мраморной плитой. Она вдруг резко поднялась с земли. Какая же Амгам высокая! Стройная и величественная, она, казалось, поднималась к самым небесам, точно башня из слоновой кости.

– Шампанское! – закричала Амгам. Она поднимала и опускала руки, чтобы придать своим словам еще большую силу. – Шампанское! Шампанское! Шампанское!

Маркус рывком поднялся с земли, испугавшись, что их услышат из лагеря, и зажал ей рот рукой.

В тот день Маркус не смог продолжить свой рассказ. Наше время подошло к концу, и стражники приказали ему подняться.

– Люди говорят, что они чего-то боятся, не придавая этому слову большого значения, – говорил Маркус, пока его обыскивали, проверяя, не передал ли я ему чего-нибудь. – Дети боятся темноты, женщины – мышей, работники боятся надсмотрщика. Люди боятся, что поднимутся цены на хлеб или что начнется война. Но все это не значит бояться. Мало слушать рассказы о страхе, чтобы понять, каков он на самом деле.