– Господин Риггер, вам требуется помощь? – женский голос.

Это Катина, прислужница Пантеры.

Я поднимаю кобуру с дробовиком и иду к выходу. Она трусит за мной. Глаз болит страшно, нос тоже. На руке, куда попал камень, рваная рана. Кожаный жилет на груди испорчен. Метатель хорош, да. Это будет интересным номером.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь к Катине.

– Иди вперёд.

Теперь она идёт передо мной, я держу руку на её плече. Глаза закрыты.

Мы приходим в помещение, Катина сажает меня на что-то мягкое. Я жду. Она промывает мне глаз и стирает с лица кровь. Обидно, что теперь придётся ходить вот так весь день. Катина бинтует мне руку.

Мы – в комнате Катины.

Открываю здоровый глаз. Если бы я был в порядке, я завалил бы Катину на кровать и сделал своё чёрное дело. Но в таком состоянии я не справлюсь с Пантерой, который наверняка явится на её крики. И тогда будет очень больно – мне.

– Спасибо.

– Не за что, господин Риггер.

Встаю, иду обратно к клеткам. Вся процедура перевязки заняла не более десяти минут. Навстречу идёт Пантера.

– Хороший улов, – говорит он.

– Неплохой.

Улов просто отличный. Я иду к площадкам, где обучаются драться молодые гладиаторы, пошедшие на арену добровольно, – не рабы. Узкоглазый темноволосый мужчина размахиваетмечом. Вот он отхватывает кому-то руку, кому-то распарывает живот. Противники боятся подойти ближе. Мужчина спокоен как удав. На его лице – ни тени эмоций. Он одет в чёрное кимоно, из-под которого видны чёрные мягкие сапожки с серебряным узором.

– Это кто?

– Киронага. Явился вчера вечером. Сказал, что будет драться. Обычный гладиатор-наёмник, только экзотичный немного.

– Хороший повод.

– Ты сейчас с ним не справишься.

Холодно смотрю на Пантеру.

– Я в любой момент с любым справлюсь.

Да, я преувеличиваю.

Киронага перерубает ногу чуть ниже колена последнему из наседающих на него гладиаторов. Он выпрямляется, поднимает голову. В его глазах я читаю: «Ну, кто ещё?»

Я протягиваю руку. В ладонь ложится рукоять катаны. Отстёгиваю кобуру, второй раз за день дробовик шлёпается в пыль. Надо будет почистить. Девушка, подавшая меч, пугливо отбегает.

Иду на Киронагу. Правый глаз слеп: у противника преимущество. Рука болит, но это мне не мешает.

Киронага салютует мне мечом. Я не отвечаю на приветствие: просто бью наотмашь, с силой, с целью пробить защиту, а не обойти её.

Он мастерски парирует, отскакивает в сторону, пытается подсечь мне ноги. Подпрыгиваю, бью сверху, парирует. Удар – звон, удар – увёртка, мы танцуем. Мне тяжело, он же движется так, будто его ноги не касаются земли.

Наш танец приближается к гладиатору, стоящему у самого края импровизированной арены. Я вижу его краем глаза. Киронага нападает справа: я не знаю, что он делает, и действую вслепую. Взмываю в воздух и отталкиваюсь ногами от груди стоящего гладиатора. Тот падает, я перелетаю через Киронагу и бью сверху. Меня разворачивает в воздухе, и я чувствую, как живот пронзает боль. Я падаю на землю. Киронага стоит надо мной: его катана в крови. Мои кишки размазаны по пыли.

– Берём, – говорю я и теряю сознание.

Я открываю глаза и смотрю в потолок. На потолке – росписи, изображена обнажённая женщина с непристойно раздвинутыми ногами и мужчина с эрегированным фаллосом. Это моя комната. Поворачиваю голову: у кровати сидит Бельва и смотрит на меня с улыбкой.

– Глупый ты. Весь день испортил и себе, и мне.

Улыбаюсь.

– Знаю. Сильные были.

Она нагибается и целует меня. Я чувствую силу, опрокидываю её на кровать и ласкаю. Она хихикает, потому что ей щекотно.

Бельва – это единственный человек, которому я никогда не причиню боль. Бельва – это единственный человек, который не боится меня. Кто-то может думать, что Жирный имеет надо мной власть, но нет – он боится меня так же, как и все остальные. Бельва единственная имеет надо мной власть.

Мы кувыркаемся около получаса. Затем я нежусь в её объятьях, Солнце бьёт в окна, и тут я вспоминаю Киронагу. Настроение снова портится. Я понимаю, что вчера немного перебрал: нельзя было идти против сильного соперника в таком состоянии.

Что ж. Сегодня я проверю, чего стоит этот узкоглазый на самом деле.

Рывком вскакиваю с кровати, оборачиваюсь и посылаю Бельве воздушный поцелуй. Она прекрасна.

Одеваюсь: моя одежда выстирана и аккуратно сложена возле кровати.

Иду в оружейную. Плети, кнуты, кастеты: всё лежит на местах. Бельва знает, что я люблю порядок. Мне хочется есть. Вчера я не завтракал, потому что был не голоден, а пообедать так и не пришлось. Сегодня есть желание навестить кухню.

Кухня – это отдельное здание с черепичной крышей. Под кухней – обширный погреб. Рабов не кормят: в этом нет смысла. Раб, от голода неспособный работать, просто добивается, а утром он снова готов к труду. Поэтому на кухне – только изысканная пища – для свиты Жирного, и чуть проще – для дворовых.

На кухонном крыльце стоит Пузан. Это повар. На самом деле, он вовсе не толстый, просто кормит от пуза, потому и прозвали. Пузан пропускает меня внутрь без единого слова. Пузан почти никогда со мной не говорит. Однажды от нечего делать я отрезал ему язык. Получил за это две недели карцера.

Внутри прохладно и уютно. Пахнет едой. Общий завтрак закончился час назад. За одним из столов сидит мрачный Лосось и ест какую-то кашу. Подсаживаюсь к нему.

– Здоров.

– Здоров.

– Чего мрачный такой?

– А чему радоваться?

У Лосося всё время проблемы с бабами. Они его не любят. Нормальный вроде мужик, достаточно крепкий, спокойный. Ничего особенного. Но дурак: любит бабу, которой он – до фени. Когда другие к нему лезут, отталкивается от них. А эта ему не даёт.

– Опять Ринка?

Он кивает.

– Я тебе уже говорил – завали её в поле да отымей как хочешь. Сразу полюбит.

– Я не ты.

Усмехаюсь.

– Конечно.

Марва приносит мне еду: густую наваристую кашу с мясом, яблочный сок, свежие овощи. Ем с удовольствием. Марва смотрит на меня.

– Что смотришь?

Марва уходит, покачивая бёдрами.

– Вот чего, думаешь, она так на меня пялится? – говорю.

– Ну?

– Я её как-то в углу зажал да отодрал во все щели. До сих пор от меня млеет. Ты что, так не можешь? Не верю.

– Ага, – Лосось вздыхает.

На самом деле, я могу назвать Лосося своим другом. В той мере, в какой у меня могут быть друзья.

У меня могут быть друзья, говорю я себе.

Едим молча. Появляется Пузан, проходит мимо нас в заднее помещение кухни.

Доедаю.

– Ну, смотри, – говорю Лососю.

– Угу, – хмыкает он.

Я снова во дворе. Надо ехать к амфитеатру. Меня ждёт работа.

Проезжая через деревню, я ловлю чей-то взгляд. Когда на меня смотрят просто так, я этого не замечаю. В этом взгляде я чувствую ненависть. Оглядываюсь. В двух метрах от меня стоит вчерашняя женщина, встреченная мной в поле, а за её спиной – мужчина, крепкий, бородатый, черноволосый. В его руке – кнут. Он отталкивает женщину назад, размахивается и бьёт меня кнутом.

Горячая кожаная змея обвивается вокруг меня, мужчина дёргает, и я слетаю с лошади. Я не знаю этих людей, но они могут знать, кто я. Они обязаны знать, кто я.

Мужчина заносит надо мной топор, я выворачиваюсь и вскакиваю на ноги. Мои руки стянуты кнутом, но это не мешает. Я взмываю в воздух и бью мужчину в грудь, он падает. Женщина прыгает мне на спину, но я уже освобождаюсь от кнута и бью её по голове кулаком. Кастет с шипами разрывает ей лоб, она падает. Мужчина неловко встаёт с земли. В его руке – топор, но он не знает, что с ним делать.

Я снимаю с пояса семихвостку с крюками. Надо преподать урок быдлу.

– Ну что, сука, – говорит он, – на женщин легче нападать?

Неожиданно ко мне возвращается абсолютное хладнокровие. Я выпрямляюсь, держа плеть в правой руке, и сверлю мужчину глазами.