Сидит кобзарь у дороги,
на кобзе играет;
кругом хлопцы да девчата,
как жар-цвет, сияют.
Поет кобзарь, струной вторит,
говорит словами,
как соседи — орда, ляхи —
бились с казаками;
как сходились запорожцы
поутру в кручине,
хоронили товарища
в зеленой лощине.
Поет кобзарь, струны вторят,
и горе смеется...
«Была пора гетманщины,
назад не вернется;
была пора — пановали,
да больше не будем,
только славы казачества
вовек не забудем!
Идет туча от Лимана,
а другая с поля;
затужила Украина —
такая уж доля!
Затужила, зарыдала,
как младенец малый.
Никто больше не поможет...
Казачество пало;
слава пала, отцовщина —
все гибнет на свете;
вырастают, некрещены,
казацкие дети;
милуются, невенчаны;
без попа хоронят;
запродана врагам вера —
печать на иконе!..
Как вороны, черной стаей
ляхи, униаты
налетают — не дождемся
поныне расплаты!
Поднимался Наливайко —
не стало Кравчины.
Поднялся казак Павлюга —
пропал, неповинный!
Поднялся Тарас Трясило
с горькими слезами:
«Бедная ты Украина,
сломлена врагами!
Украина, Украина!
Мать моя родная!
Только вспомню твою долю,
душой зарыдаю!
Куда делось казачество,
жупаны цветные?
Куда делась доля-воля,
гетманы седые?
Где все это? Ушло с дымом?
Или затопило
сине море твои горы,
курганы-могилы?
Молчат горы, шумит море,
курганы тоскуют,
гнутся дети казацкие
под вражьей рукою!
Спите, горы! Шуми, море!
Гуляй, ветер, в поле!
Плачьте, дети казацкие, —
такая вам доля!»
Поднялся Тарас Трясило:
за веру родную,
поднялся он, сизокрылый,
час расплаты чуя!
Поднялся Тарас Трясило:
«Довольно томиться!
А пойдем-ка, паны братья,
с поляками биться!»
Уж не три дня, не три ночи
бьется наш Трясило.
От Лимана до Трубайла
поле кровь покрыла.
Ослабел тут казачина,
духом омрачился.
А проклятый Конецпольский
вмиг возвеселился;
Собрал шляхту воедино
и всех угощает.
На ту пору свое войско
Тарас созывает:
«Товарищи атаманы —
братья мои, дети!
По совести мне скажите —
как быть нам на свете?
Упилися вражьи ляхи
казацкою кровью».
«Что ж, пускай они пируют
себе на здоровье!
Пускай ляхи веселятся
нынче до заката,
А ночь-матерь нам поможет —
найдем супостата».
Легло солнце за горою,
звезды засияли,
а казаки, словно туча,
ляхов обступали.
Как стал месяц среди неба,
пушки заревели;
пробудились ляшки-панки —
бежать не успели!
Пробудились ляшки-панки,
а встать — и не встали:
взошло солнце — ляшки-панки
вповалку лежали.
Гадюкою багровою
несет Альта вести, —
воронье чтоб налетало
вельможных наесться.
Воронье и налетело
панами кормиться.
Тут сходилось казачество
Богу помолиться.
Как закаркал черный ворон,
выпивая очи;
Как запели казаченьки
песню о той ночи —
ночи грозной и кровавой,
что славой покрыла
и Тараса и казаков,
а ляхов сгубила.
Над речкою, в чистом поле
курганы чернеют;
где казачья кровь алела —
трава зеленеет.
Сидит ворон на кургане —
каркает, голодный...
Казак вспомнит и заплачет
о жизни свободной».
Умолк кобзарь, потупился:
Руки не играют.
Кругом хлопцы да девчата
Слезы утирают.
Пошел кобзарь по улице —
да с горя как грянет!
Кругом хлопцы в пляс пустились,
а он подпевает:
«Коли сталось — значит, сталось!
Погодите, детки, малость,
а я в корчме погуляю,
свою женку повстречаю,
вместе с нею пьян напьюся,
над врагами посмеюся».
