Литмир - Электронная Библиотека
A
A

1

Известный столичный врач М., прекрасный хирург и охотник, отличный рассказчик, поведал мне следующее:

«Однажды, охотясь на диких уток, я бродил в окрестностях Софии. Темнота застигла меня у села Горни-Богров; пришлось остановиться там на ночлег. Ночевал я в доме деда Мине, крестьянина зажиточного, умного и доброго. Вечером воротился с пахоты его сын Стоичко. Об этом Стоичко я и хочу вам рассказать. Он был парень расторопный, работящий, весельчак и крепыш. Один сын у отца, он сам управлялся в поле. Видели бы вы его черные глаза, в которых светился природный ум, его пышущее здоровьем и силой лицо! Стоичко повел речь о хозяйственных делах, о нивах и волах, о видах на урожай… Ничто другое на свете его не интересовало. Был он грамотный. Старый Мине не мог нарадоваться, что вырастил такого доброго сына, которому вверит хозяйство на старости лет. Мне как-то сразу полюбился этот парень, я всем сердцем почувствовал радость, царившую в этой счастливой, работящей крестьянской семье. Когда наутро, с восходом солнца я вышел из села, мне опять попался на глаза Стоичко. Он с видимой легкостью пахал отцовскую ниву. Встав на полоз рала, вел глубокую, ровную борозду, и земля весело похрустывала, казалось, приговаривая: «Паши меня, парень, я воздам тебе сторицей!» Стоичко узнал меня, и, не отрываясь от работы, махнул рукой в знак привета. Я долго еще оборачивался и с наслаждением созерцал силуэты волов и самого Стоичко, видя в них живой символ труда и божьего благословления.

2

Спустя три года рассыльный принес мне служебное письмо. Парень этот мне как-то сразу приглянулся: не то, чтобы он выглядел бравым в своей форме с золотыми пуговицами, — просто его вид пробудил во мне какие-то светлые воспоминания, память о чем-то хорошем, приятном, некогда мною увиденном и пережитом. Лицо рассыльного показалось мне знакомым. Он тоже смотрел на меня с улыбкой, явно стесняясь вступить в разговор.

— Послушай, парень, я вроде бы тебя знаю?

— Знаете, господин доктор, нам доводилось встречаться, — ответил он с той же застенчивой улыбкой.

— Где?

— В селе Горни-Богров. Вы у нас ночевали.

Я вспомнил. Полюбопытствовал, как он попал в город. Стоичко сказал, что уже целый год служит рассыльным в министерстве. Я хотел было спросить его, как поживает дед Мине, пожурить за то, что забросил хозяйство, отцовские нивы, раздружился с честным трудом пахаря и напялил на себя этот унизительный лакейский мундир, но меня позвали к больному, и я вышел. Кусок свинца, казалось, засел у меня в сердце после этой встречи. Я просто не мог себе представить того, прежнего Стоичко в форме рассыльного, он рисовался мне таким, каким я видел его раньше: в опрятной поношенной крестьянской одежде — шароварах домотканого сукна и поршнях, — держась за чапыги рала, благородного, честного рала, он шагал в черной борозде по ниве, дающей обильные урожаи благодаря его крепким мышцам и пролитому поту; я видел, как он приветливо машет рукой — просто, с улыбкой, как равный равному, как свободный человек. Что за недруг искусил его, привел сюда, в столицу, сунул ему в руки книгу рассыльного, тогда как они, эти руки, нужны его отцу, Болгарии, в них нуждается болгарский производительный труд! Дьявольщина да и только!

3

Я встретил Стоичко и в третий раз. Он брел по улице в простой одежде, без золотых пуговиц, оборванный, осунувшийся, хмурый. Я подошел к нему, заговорил. Он пожаловался, что его уволили со службы. Попросил, чтобы я порекомендовал его куда-нибудь на должность рассыльного.

— Ничего я для тебя не сделаю, поезжай к отцу!.. Жив отец-то?

— Жив, — ответил он с виноватым видом.

— Кто ему помогает?

Стоичко промолчал.

— Отчего бы тебе не поехать к отцу, не заняться хозяйством? Зачем тебе служба?

Он пожал плечами, опустил голову и отошел. Вне всякого сомнения этот несчастный пристрастился к праздной жизни, ему не хотелось трудиться… Отходя, он бросил на меня многозначительный взгляд, исполненный вызова, как бы говоря: «А ты-то сам почему не пашешь?» Да, я понял: передо мной уже не прежний Стоичко, а совсем другой человек, пропащий и испорченный. Я спрашивал себя: кто в этом повинен? Кто заманил его сюда из села множить толпы голодных бездельников, что осаждают казенный пирог, точно мухи падаль? Печальные мысли овладели мной. Я думал о старом Мине, о том, каково ему, дряхлому, изнуренному, было остаться без единственного сына. Бедный, несчастный старик! Кто теперь печется о его поле?

4

Прошло не помню сколько времени — два или три года, я больше не встречал Стоичко и решил, что парню опостылела бродяжья жизнь, он уехал в село и взялся за отцовское ремесло. Эта мысль тешила меня. Мне хотелось отправиться на охоту в те места, навестить старика, своими глазами увериться, что его блудный сын вернулся к исполнению своего долга, к честному, благородному труду крестьянина. И от души порадоваться за него, как за сына. Но однажды, возвращаясь от больного, я увидел на площади возле церкви Святого Краля шумный митинг против правительства. Толпа ревела: «Долой!» «Давай» «Ура!» Потом заколебалась и с неистовыми криками хлынула, точно река, в одну из улиц. Пьяная лавина толкнула меня, я чуть не упал. А обернувшись, увидел Стоичко. Озверелого, неузнаваемого. Он горланил громче всех. А сам был весь в лохмотьях!.. Узнал он меня или нет — не могу сказать, но я сделал вид, что знать его не знаю… Скотина! Значит, он никуда не уехал! И ударился в политику! Мне стало горько, я весь кипел негодованием. Ах, эта наша столица — злой Минотавр: кто попадет в ее чрево, тот навеки пропал. Всю дорогу до самого дома у меня в ушах звучал рев Стоичко.

5

Спустя некоторое время как-то случилось мне побывать в селе Горни-Богров. Я первым делом направился к дому деда Мине и узнал, что его уже нет и живых. Несладко жилось старику после ухода сына, год тому назад он умер. Старая Миневица, больная, немощная, увидев меня, заплакала, запричитала по сыну, как по покойнику. Я не знал, что ей сказать: Стоичко и впрямь был мертв для своих родителей и для самого себя… Наутро я, не подстрелив ни одной утки, отправился в Софию. При выходе из села по старой памяти посмотрел налево и увидел поле деда Мине. Заброшенное, сплошь заросшее бурьяном и колючим кустарником, оно превратилось в пустырь. Поле напомнило мне мертвеца, и я чуть не заплакал… И опять в памяти воскресло светлое видение. Ловкий, проворный Стоичко машет мне рукой. Веселый, независимый, он бороздит землю ралом — честным, благородным болгарским ралом. Где он теперь? Никогда больше не добывать ему хлеб насущный с этого поля. Пока жив, он будет добывать его криками «ура» и «долой».

1
{"b":"218555","o":1}