На Меншикова наперебой жаловались поляки и литовцы: и магнаты, и шляхта, и городские обыватели, и крестьянские общины. Мол, скупал, вымогал и захватывал крупные земельные владения, не гнушался и мелкими. Все брал, что мог взять. Брал то, что плохо лежало, и покушался на то, что лежало хорошо. Петр слушал-слушал жалобы, а потом крепко осерчал: заявил, что, когда вернется в Петербург-Парадиз, посчитается с Меншиковым… По своему обыкновению – палкой по ребрам. «Воровство надобно искоренять прилюдным судом да позором, а не побоями», – думала Екатерина, но боялась гнева державного жениха и молчала.
Весной 1711 года Петр и Екатерина с вице-канцлером Шафировым, свитой и гвардейскими полками прибыли в польский городок Яворов, где царь намеревался провести некоторое время. Они расположились в хорошо укрепленном замке, построенном королем Речи Посполитой Яном Собесским и служившем ему «выездной резиденцией». Яворов, городок небольшой, был тем не менее мощной крепостью с сильным гарнизоном и большими магазинами различных воинских припасов. Под надежной защитой могучих бастионов и рвов с водой в королевском замке жилось очень уютно. Холодные суровые стены его были закрыты гобеленами – на французский манер, в огромных каминах потрескивали дрова (Екатерине казалось, что горели целые деревья), весело пылали свечи в серебряных и медных шандалах, на винтовых лестницах раздавались шаги вышколенных польских слуг, стремившихся угодить могущественному русскому государю… А по вечерам здесь звучала музыка – клавесины, лютни…
Нынешним хозяином Яворовского замка был король Речи Посполитой Август Сильный, давний союзник Петра Алексеевича в длившейся и поныне войне со шведами. Август, король Польши и курфюрст Саксонии, походил на Петра могучим телосложением, высоким ростом и огромной физической силой. Он играючи гнул золотые и серебряные монеты, так же играючи проигрывал их за карточным столом, много пил, но сохранял на пирах на диво трезвую голову, любил женщин – и даже слишком, поскольку не знал, что делать с надоевшими любовницами, и сохранял их около себя вместе с теми чаровницами, которые еще не успели наскучить ему. Так что постепенно все эти дамы образовали вокруг Августа целый гарем. Саксонец, получивший польский престол и для этого перешедший в католичество, был на редкость умен, а еще больше – хитер и обаятелен. С Петром Алексеевичем они были ровесниками и даже, в самом начале Северной войны, почти что друзьями. Еще в первую встречу с Августом Петра поразили буйная, даже несколько показная удаль саксонца, его недюжинная физическая сила и политичный ум. Сначала они долго пили вместе, пока у Петра не затрещала голова, а саксонец не стал нести околесицу, а потом, в знак дружбы, обменялись камзолами, шляпами и шпагами. В нынешней войне с турками Август тоже должен был стать союзником Петра, но царь уже не так, как раньше, доверял своему саксонскому другу и собутыльнику. Петр узнал, что Август ведет тайные переговоры с королем Швеции Карлом XII, изображая при этом вернейшего друга русского государя. Август охотно предоставил в распоряжение Петра замок своего предшественника на польском троне, короля Яна Собесского, и даже однажды навестил своего «старого русского друга» в этой внушающей уважение твердыне.
Август, любивший окружать свою монументальную персону почти театральными эффектами, пожелал появиться в Яворове неожиданно, словно гром среди ясного неба. Несомненно, об этой «неожиданности» были заведомо предупреждены и комендант крепости, и каштелян замка, которым надлежало сыграть в драматическом действе королевского въезда в город свои ответственные роли. Разумеется, вскоре и Петр Алексеевич был подробно извещен о планах своего союзника. Однако, не желая расстраивать экстравагантного саксонца, который имел обыкновение по-детски обижаться, когда очередная его импозантная выходка проваливалась, российский царь продолжал великодушно изображать неосведомленность.
Польский король ради стремительности перемещений по скверным дорогам своей бедной страны взял с собою только малый двор. С ним следовало всего три или четыре десятка парно– и четвероконных расписных шляхетских возков, да полдюжины роскошных королевских карет, запряженных восьмерками ослепительно-белых лошадей, да несколько сот слуг… Это не считая растянувшегося на несколько верст «почта», как принято было именовать в Речи Посполитой обоз с бесчисленными сундуками и ящиками с королевскими нарядами и столовыми приборами, изысканными яствами, с тонкими винами в тысячах бутылок и крепкими старыми медами в сотнях бочонков, с целой ордой слуг, облаченных в богатые ливреи или потрепанные кунтуши, со стайками быстроглазых говорливых служанок, с учеными медведями и ручными барсами на позолоченных цепях, дивными заморскими птицами в клетках и даже с помещавшимися на отдельном возу откормленными придворными котами – «для сбережения припасов от мышей и крыс». Впрочем, за каждым из придворных следовал собственный «почт», размеры и роскошество которого зависели от вкусов и богатства хозяина.
В постоянно охваченной мятежами Польше столь блистательный придворный кортеж отнюдь не представлял собой беспечную кавалькаду легкомысленных щеголей и нарядных ветрениц. Далеко во все стороны летели легкие разъезды разведчиков. Впереди, уперев в луку седла готовый к бою заряженный мушкет, ехали саксонские драгуны на крутобоких ганноверских жеребцах. Вдоль дороги, словно защищая кавалькаду своими бронированными телами, скакали на исполинских вороных дрыгантах[2] польские гусары в сверкающих кирасах, с пышными плюмажами, развевающимися на причудливой формы шлемах. Обоз защищали привычно шагавшие в дорожной пыли тяжелой крестьянской походкой роты выбранецкой[3] пехоты – с длинными фузеями и боевыми топориками на плечах.
Как-то под вечер примчавшиеся к главным воротам Яворова трубачи, облаченные в черно-золотые цвета саксонской династии Веттинов, серебряными голосами своих фанфар возвестили городу о прибытии Фридриха Августа Сильного, курфюрста Саксонии и короля Речи Посполитой. Трубам ответили громовые орудийные залпы: приветствуя короля, Яворов палил изо всей своей артиллерии так, что несведущему человеку могло показаться, что под стенами появился неприятель. Впрочем, «несведущих» оказалось на редкость немного, и узкие улицы немедля заполнились толпами любопытствующих горожан. Приветствуя высокого гостя, горожане махали шапками, кричали на все голоса и все норовили заглянуть в окна роскошной кареты. Август милостиво приоткрывал дверцу, украшенную причудливым гербом – двойной польский Белый орел и двойная литовская Погонь под короной, – и величаво раскланивался со своими «добрыми поляками». Радостные приветствия подданных, не столько искренне любивших его, сколько обрадованных внезапным развлечением, льстили этому честолюбивому и по-мальчишески наивному человеку.
Царь Петр, прилежно отыгрывая свою роль благодарного гостя, приятно изумленного визитом щедрого хозяина, встретил короля Августа на пороге замка, облаченный в домашнее платье и с трубкой в руке. Саксонец, почти столь же высокий, как и российский самодержец, еще более широкий в плечах, с благообразным, но несколько обрюзгшим лицом, оттененным темными локонами парика, проворно взбежал по мраморным ступеням. На нем был парадный позолоченный панцирь, поверх которого наподобие древнегреческого хитона был уложен живописными складками просторный пурпурный плащ, голову короля венчал лавровый венок.
– Саксонский Геркулес приветствует в своем скромном жилище северного титана! – хорошо поставленным, красивым и мощным голосом зарокотал Август и, распахнув широкие объятия, заключил в них Петра. Стоявшая подле Екатерина не без интереса наблюдала за этим увлекательным действом. Когда король счел, что достаточно намял бока московскому гостю, и выпустил Петра из кольца своих мощных рук, Екатерина сделала простой, но исполненный достоинства книксен и не без легкой иронии произнесла:
