— Ну и что, что дурак, — пробормотала я уже на улице, — зато какой здоровый!

И полезла в сани к работнику. На этот раз мой попутчик был неговорлив, и я опять задремала, только теперь под звон бубенца, успев напоследок подумать, что скоро стану уж совсем ночной тварью.

Хутор Медовый показался мне сначала совсем заброшенным.

Часть строений была обугленной, и я совсем уже решила, что никого не увижу, когда из-за дальнего сарая вылетел здоровенный кобель и поднял отчаянный лай. Скрипнула дверь, и на пороге появился лохматый старик со свечой в руках, в огромных валенках и полушубке, накинутом на одно плечо.

— Дед Сивко, это ты, что ль? — крикнул работник старику.

Дед подслеповато прищурился и, признав парня, велел заходить в дом. Оказалось, что по осени на пасеке случился большой пожар. Так что и дочка, и зять, и два внука Сивко сильно обгорели, их срочно отправили в Чароницу, а как перемело дороги, то ли надсадившись, то ли от волнения дед и сам заболел и слег.

— Так что скажи Дормидонту, медка нынче не будет, — скрипел дед. Я отпустила работника, порылась в своем мешке и решительно взялась хозяйничать. Раскочегарила печь, показала деду свою бумагу и заявила, что его буду лечить. Дед покорился. Сделав вид, что завариваю корешки и шепчу заклинания, я изо всех сил стала представлять себе, каким крепеньким и бодрым был этот дед лет десять назад. Сейчас-то он, конечно, усох, но плечи у него были широкие, лицо костистое и мужественное, стариковские мутные глаза наверняка горели огнем, одним словом — орел был дедок, вот и все! Влив в Сивко сладенькую водичку, я велела ему лечь на печь и спать, не просыпаясь, до утра. Дед покорно влез, не забыв поинтересоваться:

— А ты, случаем, не ведьма, девка?

— Да вы что, дедушка! — возмутилась я и замахала на него руками: — Нечисть я, Березины племянница.

Дед крякнул и погрозил мне пальцем:

— Не шути, девка, со старыми богами. Вот прознает об этом леший, он тебе покажет племянницу, ишь ты, в наследницы к Древним лезет!

Я велела ему спать, а сама стала готовиться к встрече с Ан Аргылом Ойуном. Дали ж родители имечко! Медиум… Значит, не такой уж и могучий колдун. Где моя шикарная лисья шубка, пожалованная Серым Волком? Но сначала… Я вынула свой прибор для связи, села в уголке, потребовала, чтобы зеркальце показало мне Велия, и отшатнулась, увидев разгневанного мага.

— И кто обещал мне с утра доложиться? — тут же накинулся он на меня.

— Я спала до полудня. Вчера лишь под утро пришла, — оправдывалась я.

— И где ты сейчас?

— На хуторе Медовом.

Велий порылся в картах и заявил:

— Врешь, нет такого.

Я стала тыкать тетрадкой прямо в зеркальце, через полчаса препирательств маг одобрил мой маршрут, но пообещал, что, если я еще раз пропущу сеанс связи, он лично отправится ко мне и будет таскаться со мной до конца этой затеи.

Лицо Аэрона влезло в зеркальце и ехидно поинтересовалось:

— Ну и как там моя «невестушка»? Не спилась?

Я фыркнула и оборвала связь. Некогда мне было трепаться, меня ждал Сивка-Бурка и великие дела!

Богатырский конь явился на мой зов немедленно и, хотя опять устроил концерт, что вызвал его не могучий, охочий до драки богатырь, но морда у коня была довольная. Когда я вскарабкалась ему на спину, спросил:

— Ну и куда на этот раз подвезти?

— В Тутинку.

Конь удивленно всхрапнул и произнес:

— Ну, хоть разбежаться успею!

Оттолкнулся копытами, и у меня перехватило дыхание.

Страшен и велик был шаман Ан Аргыл Ойун, говорящий с духами. Мог мертвого поднять, умершего три года назад, болезни лечить, предсказывать день появления солнца и повелевать страшными абасами, которые питаются душами людей и животных. Так говорил о себе Ан Аргыл Ойун, приходя в стойбища и требуя отдать ему долю едой, животными и женщинами. Ужасен он был своим видом. Железными лапами мог надвое разломить копье в руках Воина, железными рогами прободать шатер. Зло звенели колокольцы на его одежде, задолго предупреждая о его приближении. Боялись люди Ан Аргыл Ойуна, заранее выставляя богатый откуп на пороги юрт. Не боялся черный шаман даже Юрюнга Айы Тойона — Творца Вселенной, не раз прилюдно вызывая его на бой. Но Создатель Вселенной не торопился отзываться на его вызовы. Однако все имеет свой предел, даже терпение Великого Творца! Утомили его беспрестанные жалобы людей на произвол, творимый черным шаманом.

Любил долгую зиму проводить Ан Аргыл Ойун в селении Тутинка, имел большую юрту, жирных наглых жен, которые не уважали никого и били даже молодого вождя. И вот случилось однажды вождю в злополучный час оказаться на пути черного шамана и его старшей, самой страшной и самой зловредной жены. Не успел он вовремя отскочить с их дороги, жена ударила вождя в ухо, а Ан Аргыл Ойун еще и пнул, унизив его достоинство. Взыграла обиженная гордость в молодом вожде, вскинул он горестно руки и закричал:

— Доколе детям Юрюнга Айы Тойона терпеть ненавистного черного шамана?! — И услышал его Великий Творец. Видно, не настолько велик был Ан Аргыл Ойун, как о себе говорил, потому что послал Творец свою младшую дочь Верлею.

Прекрасна была младшая дочь Юрюнга Айы Тойона, одета была в дорогие меха, источавшие жар и свет. Волосы ее были цвета огня, а глаза синие, как летнее небо. Спустилась Верлея, дочь Юрюнга Айы Тойона, на огромном небесном звере. Увидела Ан Аргыл Ойуна и, ткнув в него пальцем, громовым голосом произнесла страшное заклятие:

— Купи слона за деньги.

Испугался Ан Аргыл Ойун, заверещал на языке абасов, но непреклонна была Верлея, схватила его за малахай, топала огненными сапогами, трясла черного шамана и все грозней кричала:

— Купи слона за деньги, старый хрыч!

Завизжали жены Ан Аргыл Ойуна и вынесли из своего большого дома все богатство шамана, неправедно отобранное им у людей. Но Верлея взяла лишь кожи со словами, при помощи которых вызывал шаман злых духов абасов, тем самым лишив его силы. Вскочила на небесного зверя и снова умчалась в жилище Юрюнга Айы Тойона.

Встал молодой вождь и теперь уже сам пнул поверженного Ан Аргыл Ойуна, указал на него перстом и произнес страшное заклятие, от которого завизжал шаман страшным голосом:

— Купи слона за деньги, старый хрыч!

Жуткое это заклятие стали передавать люди из поколения в поколение, и ни разу не подвело оно их.

Едва я распрощалась с Сивкой-Буркой, как поняла, что в доме старого пасечника творится что-то ужасное. Дедок спал, хотя Велий изо всех сил пытался дозваться меня через ракушку и так кричал, что бедная подпрыгивала на столе. Я бросила кожаный свиток на кровать, быстро скинула одежку, замоталась в одеяло и сонным голосом спросила:

— Ну чего надо?

Из зеркальца на меня глянули две озверелые морды, лишь немного смахивающие на лица дружков.

— Ты где была?! — прорычали они в один голос.

— Вот вам нате! — Возмутилась я. — Разбудили посреди ночи, орут, вам что, делать нечего?

— Врет, — уверенно сказал Аэрон, — я же точно знаю, что врет! Не было ее там! За сотни, нет, за тысячи верст находилась! Да я ее чувствовал-то совсем чуть-чуть! Как на другом краю света!

— Ага! — рявкнула я. — Вот, прям не переобуваясь, сбегала на край света и вернулась!

Аэрон задумался, а Велий произнес:

— Верелея, ты нас не дури.

— Я не поняла, чем вы недовольны? — надулась я. — Я обещала на связь вовремя выходить?

— Ну, — неуверенно кивнул головой Велий.

— Ну, так до связи! — Я сделала зеркальце непрозрачным, а ракушку временно неговорящей. Только перстенек на пальце подсказывал, что дружки за мной бесстыдно наблюдают, а рассмотреть добычу хотелось до зуда в руках.

Я еще раз, покосившись на колечко, зевнула и стала поправлять приготовленную кровать. Одеяло с плеч медленно поползло вниз, я, делая вид, что не замечаю посверкивания камня, выпрямилась и потянулась, подняв руки кверху. Одеяло упало к ногам, камень на кольце потух. Я довольно потерла руки, подтянула одеяло обратно, села на кровати и развернула сверток.