Туманский смотрел на приближающуюся Леру и прикидывал, что она может знать и будет ли от нее хоть какая-то польза. Красивая девица, ничего не скажешь. Волосы только слишком уж вытравляет, они у нее совсем белые, да и на ощупь должны быть как пакля. А может и нет, сейчас столько хороших средств для ухода развелось. Держаться не умеет совершенно. Скованная, нескладная, и вместе с тем развязная. Судя по всему, плохо воспитанная. Огромное самомнение, это за версту видно. Небось уже мечтает, как склеит меня, а я размякну и сдуру на ней женюсь. Что ж, не стоит ее разубеждать раньше времени. Хочу ли я ее? Что за вопрос! Я пока еще здоров, так что с удовольствием трахну такую красотку. Хотя... Опять объедки после этого Андрианова... Ладно, там видно будет. Пусть сперва расскажет, зачем пришла. И он ласково улыбнулся Лере.

Ободренная этой улыбкой девушка села и улыбнулась заученной улыбкой. Туманский поздоровался с ней и спросил, с какой целью она так упорно стремилась его увидеть. Дальше оставалось только слушать, изредка вставляя вопросы. Пылающая жаждой мести девица вывалила все, что знала, и даже немножко сверх того. Большую часть Туманский уже знал, но Лера шпионила не зря. Пара фактов, приведенных ею, оказалась очень даже интересной. Дурища не понимала ценности этой информации, она обронила это так, к слову. Естественно, она же ничего в деле не понимает. А тому, у кого перед глазами картина в целом, мелкие фактики многое открыли и помогли принять правильное решение. Пока следует оставить в покое этого дурака Андрианова. Выгоднее будет напасть на него в конце лета, когда он влезет в новые проекты. Тогда он будет в долгах, как в шелках и продаст дело дешево, лишь бы не банкротиться, а вот цена его бизнеса возрастет, перепродать его можно будет за хорошие деньги. Если так, дело подождет. Девочке не стоит показывать, что ее сведения ценны. Спать с ней нет ни малейшего желания, слишком глупа, жадна и амбициозна не по делу. Такие в постели не расслабляются, а напрягаются. И напрягают. Удовольствия никакого, один геморрой.

Туманский принял решение и посмотрел на Леру. Пора бы ей закругляться, вон она на второй виток пошла со своими рассказами.

Под его тяжелым взглядом девушка смутилась, запнулась и замолчала, с надеждой глядя в непроницаемые глаза за стеклами стильных очков. У него нормальное зрение, очки без диоптрий, это просто аксессуар, – вдруг подумала она и услышала голос:

Ну что ж, спасибо, что пришли. Я Вас внимательно выслушал, сделаю, что смогу. Не смею задерживать.

Он встал, и Лера автоматически тоже поднялась. Туманский стоял, пока она шла к двери на негнущихся ногах. За дверью ее остановила секретарша, попросила задержаться на пару минут, вошла в кабинет, снова вышла, вручила Лере конверт и, не давая его раскрыть, вывела и посадила в лифт. Как под гипнозом Лера спустилась и вышла на улицу. Конверт она раскрыла только сойдя с крыльца. И горестно взвыла: в конверте лежало десять тысяч рублей.

Полина Константиновна умерла на Первое мая.

Двадцать восьмого апреля Татьяна вышла из дома пораньше, чтобы перед праздниками поработать, успеть решить все вопросы, которые, если не подсуетиться, грозили зависнуть аж до середины мая.

Бабушка из своей комнаты не вышла, но это не удивляло. Последнее время она вообще редко покидала свое убежище. Толику в школу еще через полчаса, к тому времени Полина вылезет, чтобы проверить, не забыл ли что ребенок и закрыть за ним дверь. Так что Таня не беспокоилась. Чмокнула сына, ползшего из комнаты в ванную с закрытыми глазами, крикнула в сторону бабушкиной комнаты, что будет поздно, и вылетела, как на помеле.

Она только успела завести машину, как вдруг из окна высунулся Толик и замахал ей рукой, явно призывая срочно вернуться. Выражения лица она разглядеть не могла, но жесты были самые отчаянные. Таня вихрем взлетела на восьмой этаж и тупо замерла у раскрытой двери бабушкиной комнаты.

Старуха лежала на полу без сознания и так хрипло и страшно дышала, что у Татьяны подкосились ноги. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за притолоку. Толик у ее плеча шептал: «Мамочка, мама..., мама, мамочка моя»... Потом собрался и сказал более членораздельно: «Я к ней вошел, а она лежит... Я испугался, стал тебя звать. Она умирает, да?»

Этот беспомощный шепот родного сына помог Татьяне собраться.

Не знаю, сыночек. Может, еще не умирает. Надо вызвать скорую. Неси телефон.

Скорая забрала бабку в больницу. Врач, с которым ей удалось поговорить ближе к вечеру, не обнадежил. У старухи инсульт, если учитывать ее возраст, шансов на выздоровление практически нет. Посоветовал сообщить всем родственникам, предупредить, так сказать. Конец может наступить в любой момент.

В тот день Татьяна на работу так и не поехала, сначала ждала скорую, потом ездила в больницу, там проторчала часа четыре, пока бабушку наконец подняли в реанимацию. После времени, проведенного в стенах лечебного учреждения она уже никуда не годилась.

Следующие два дня, которые Полина Константиновна провела в реанимации, Татьяна на работе пахала за троих. В все равно в реанимацию не пускали, и это было для Тани благом. Она заскакивала в больницу днем, справлялась о бабушке, получала ответ: состояние без динамики, что значило: все плохо, но не хуже, чем было. Толик ходил в школу, делал уроки, помогал по дому, в общем, вел себя образцово, но казался пришибленным. Так прошло два дня.

Первого мая Татьяна решила поспать подольше. В реанимацию все равно не пускают, к дежурному врачу можно пробиться только в районе часа. Так что торопиться некуда, в кои-то веки можно спокойно выспаться. Разбудил ее звонок в дверь. Она медленно вылезла из-под одеяла, нашарила ногами тапочки, потянулась к халату, валявшемуся на кресле, и в это время Толик заорал:

Мама, вставай скорее, бабушка Римма приехала!

Боже, какое счастье! Мама приехала! Сколько лет Таня жила, даже не представляя, что за человек ее мама. Казалось, они совсем чужие. Но когда, убежав от мужа, она приехала к матери ни на что не надеясь, выяснилось, что у нее есть родной человек. Даже не так. У нее есть близкие люди, даром что живут они в далекой Литве. Позавчера она позвонила матери и сказала, что у бабушки инсульт, и вот мама уже здесь. Судя по голосам, не одна.

Конечно, Йонас тоже был тут и уже командовал:

Толя, неси эту сумку на кухню. Осторожно, тут мед в стеклянной банке. А здесь огурцы, у вас, небось, свои уже кончились.

Еще и не начинались, – радостно захихикал Толик, – Йонас, а сало есть?

Есть, есть, куда же без сала. Картошку будем жарить, да?

В общем, началось веселье несколько пищеварительного толка, как везде, где появлялся Йонас. Таня наконец надела халат и тапочки и смогла выйти из своей комнаты навстречу гостям. Не успела она расцеловаться с матерью и поздороваться как следует с ее мужем, раздался телефонный звонок.

Татьяна Павловна?

Да, а кто это говорит? – произнесла Таня голосом, срывающимся от волнения, и услышала в ответ спокойное:

Я Вам из больницы звоню, из реанимации. Афиногеева Полина Константиновна Вам кем приходится?

Бабушкой... – холодея, пролепетала Таня.

Час назад ваша бабушка скончалась. Повторный инсульт. Мы ничего не смогли сделать, сердце отказало. Примите мои соболезнования. Если возможно, сегодня до четырех заберите ее вещи, а справку о смерти можно будет оформить третьего числа.

Спокойный вежливый голос звонившего ввел Татьяну в какой-то ступор. Она знала, что бабушка умирает, это должно было случиться не сегодня — завтра, и вот когда случилось, она оказалась к этому совершенно не готова. Пролепетала что-то невнятное и уставилась на мать, которая в свою очередь внимательно смотрела на нее.

Полина умерла? – спросила Римма Михайловна, нарушив затянувшуюся паузу. Таня кивнула.

Царствие ей небесное. Хоть и не любила я покойницу, много она мне крови попортила, но надо отдать ей должное: тебя она вырастила. За это ей низкий поклон. Что теперь делать будешь?