– Да. И у нас еще, – я сверился с пущенным таймером обратного отсчета до очередного залпа крейсера, – две минуты восемь секунд.

– Ты вообще не боишься? – удивилась Шила.

– Как и ты боюсь, – признался я, – но моя реакция по Суворову – красная.

– Чего? – удивилась Шила.

– Был такой полководец на Земле, он отбирал солдат по реакции на неожиданную опасность, – начал я пояснять.

– Шерш, – ласково сказала Шила, – давай свалим от этих плохих параганцев.

– Параганец – ругательное слово? – уточнил я.

– Для меня – да, – подтвердила Шила. – Хуже однополой любви и … В общем, плохое слово.

– У вас тоже есть пи.., пе.., в общем, однополые любители? – удивился я.

– Такое дерьмо везде есть, – видимо, что-то вспомнила Шила, но «проснувшись» опять пискнула. – Валим отсюда!

– Так мы и валим, – согласился я. – До включения надпространственного движка осталось меньше шести минут. Переживем еще один залп крейсера через пару минут и «пишите письма мелким почерком».

Минуты ожидания давили на психику. Секунд за пятнадцать до залпа крейсера я «заготовил» уже опробованный маневр по смене курса. За семь секунд до залпа сделал два «скачка» разведчиком слегка в сторону от прежнего курса. Крейсер, как и в прошлый залп, накрыл пространство по нашему старому курсу движения.

– У них что там, патологическое косоглазие в экипаже!? – не выдержала Шила. – Одно, ну два, но не все же четыре орудия второй раз!

– Чем ты недовольна? – спросил я, тоже раздумывая над таким поведением стрелков крейсера.

– Да они издеваются над нами! – сказала Шила.

– Может, это загон дичи в какую-то ловушку, – размышлял я. – Нас куда-то гонят, чтобы просто и спокойно взять теплыми лапками.

– Так валим отсюда! – опять пискнула Шила.

– Минута тридцать семь секунд, – ответил я. – Надеюсь, мы успеем слинять, пока мышеловка не захлопнулась.

– Пуск ракет, – совершенно спокойно сказала Шила, – четыре штуки. Не похоже, чтоб нас пытались куда-то загнать кроме плазменной вспышки. Четыре подарка – это уже высший балл на переэкзаменовке.

– Если не случится какой-нибудь еще гадости, то переэкзаменовка откладывается на следующий семестр, – сказал я, сверившись со временем подхода подарков. – Будут у нас только через две минуты сорок с «бараном» секунд.

Последние минуты оказались особенно тягостными, наверное, именно потому, что ничего не происходило.

– Штурм, «над» движок в режиме, – отрапортовал Краппс.

Мы сразу скользнули в многомерность. Я, наверное, стал чувствительным, как принцесса, которой под задницу вместо горошины положили ежа, забыв про сорок матрасов. Точка выхода спланированного мной прыжка нашлась, как будто я в ней и стартовал. Подозрительно проверив на всякий случай все еще раз, я дал отрыв. Якорь точки входа начал расплываться вместе с нами в обычном пространстве. Мысленно показав язык неизвестным «доброжелателям», я начал с удовольствием представлять их негодующие и непременно мерзкие рожи.

– Мы ушли? – облегченно спросила Шила.

– Я не совсем уверен, но, даже если у них есть надпространственный движок, вряд ли они смогут протиснуться в наше иголочное ушко, – сказал я. – Всем ликовать! Экипаж дальнего разведчика по кличке «Бурундук» с боевой задачей по выживанию в жестоком мире с говенным названием справился. Выпивку в рубку!

Мы собрались в ходовой рубке и, действительно наклав на устав всех известных флотов, выпили «горяченького» на рабочем месте при исполнении обязанностей. Потом выпили еще. В итоге событие мы отметили даже очень хорошо. Я смог сдержать себя в рамках разумного, а вот Шила и Краппс, обнявшись, пели на все голоса какие-то явно недетские песни, размахивая всякого рода конечностями. Я решил не мешать и ушел в слияние с «Бурундуком», выключив эту пьяную реальность. Кстати, именно тогда под общее веселье Краппс и получил кличку «Ося», которой наградила его Шила после моего рассказа о похожих на Краппса животных Земли под названием «осьминоги».

– Сергей, – пришел шепот Анны. – Это был бой?

– Нет, Анна, – ответил я. – Это мы драпали от каких-то уродов.

– Зачем они напали? – спросила она.

– Я не знаю, – честно признался я. – Может, хотели ограбить. Ты в порядке?

– Да, – сказала Анна. – Можно пригласить тебя к себе? Твои товарищи пока не собираются заходить в систему. А я послежу за курсом.

– Ты все видишь? – спросил я

– Да, – ответила Анна.

– Давай, приглашай в гости, – сказал я. – Ты хоть обустроилась?

Переход в мирок Анны случился как секундный сбой в освещении. Я стоял посреди уютной каюты. Каюта оказалась стандартной для «Бурундука», только немного доведенной до ума. Каким-то известным только женщинам способом девушка смогла наполнить ее уютом, практически ничего не поменяв. Анна сидела в одном из кресел перед небольшим столиком. Она явно специально приоделась. Платье, скажем честно, шло ей не очень. Зато выглядывающие из-под края платья коленки и все остальное оказалось с виду обтянуто явно недешевыми колготками или чулками. Туфли вообще смотрелись выше похвал, и что-то шевельнулось в моем сознании при виде этих туфлей. Каштановое каре осталось без изменений, а вот лицо слегка тронула косметика. Веки, губы и ресницы явно несли в себе следы лёгкого украшательства. И еще что-то было совсем не так, как в прошлый раз. Что-то сильно разнило обстановку, даже не саму обстановку, а какую-то часть этого виртуального бытия. Я сел во второе кресло. Анна, слегка опустив глаза, смотрела на меня. Я все никак не мог понять, что не так. Первая догадка прорезалась сама. В этой реальности появились запахи! Они, как будто ждав приглашения, кинулись ко мне. Запах хвойного леса, слегка подправленный запахом близкого водоема в летний день, совершенно, как я люблю. Я закрыл глаза, отдавая себя на волю этой стихии. Как давно я не окунался в нее. «А ведь, скорее всего, это вполне можно устроить и в моей каюте», – пришла мысль. Вместе с ней пришла мысль, что в моей каюте еще не скоро появится такая симпатичная женщина, как Анна. Это натолкнуло на очередное открытие. К запахам леса и воды примешался посторонний слабенький запах. И он принадлежал каким-то духам. Я вполне мог их знать, но быстро вспомнить не удавалось. Слегка отпустив воображение, я попытался почувствовать запах Анны, не запах ее духов или одежды с остатками ароматов порошка или мыла, а запах ее тела. И запах пришел. Он оказался немного похож на знакомый мне до боли запах Светланы. Мое сознание возмутилось. К сожалению, Светлана не могла здесь находиться, а Анна была совершенно другой женщиной. Согласившись со мной, запах утратил насыщенность, стал другим и спрятался где-то на самой периферии моего обоняния. Я открыл глаза. Анна сверкала всеми красками алой розы, опустив лицо с закрытыми глазами к груди. Я молчал, не понимая, что произошло.

– Сергей, ты меняешь меня, совершенно вгоняя в краску, – сказала Анна. – Дай мне секунду, пожалуйста, я хочу взять себя в руки.

Мы помолчали, пока Анна возвращала себе душевное спокойствие.

– Что же я с тобой могу делать? – задал я, съедающий меня любопытством вопрос.

– Все, что ты видишь – это твое, – сказала Анна, опять слегка покраснев.

– Поясни подробнее, – попросил я.

– Я никогда не видела человеческую женщину, – сказала Анна. – Ты – первый человек, которого я увидела в этом мире.

До меня начало доходить. Чулки, туфли, запахи – все это были кусочки мозаики, в которых жила, отсутствуя здесь, Светлана.

– Почему тогда ни тело, ни лицо, почему ты – не Светлана? – спросил я.

– Это просто, – сказала Анна, пошевелив плечиком. – Этот образ имеет в твоем сознании вполне определенного хозяина. Я не смогу стать Светланой, даже если очень захочу. Твое сознание просто не отдаст мне этот образ.

– А как же эти чулки, эти туфли? – спросил я. – Это же – ее вещи.

– Эти вещи ее, но они – не часть ее самой, такие вещи могут быть и у других человеческих женщин, – сказала Анна. – Твое сознание, немного поколебавшись, отдало мне их образы.